Я покачала головой, сложив руки на груди. Мы с Чейзом всегда были осторожны и изображали супружескую пару, чтобы избежать штрафа за непристойное поведение. Но пара, гуляющая по улицам перед наступлением комендантского часа, просто обязана была привлечь внимание. Может быть, Такер еще мало что понимал, чтобы это предвидеть, но Кара-то должна была знать.

Чтобы не подвергать опасности кузину Кары, они прошли мимо дома и нырнули в ближайшую канаву.

— Но патрульные включили сирены, — продолжил Такер. — Так что мы побежали.

Они спрятались в большой бетонной водосточной трубе, забитой мусором, и стали ждать, пока МН их потеряет. Полчаса, как сказал Такер. Пока к их присутствию не привыкли крысы и не пришли с визитом.

Через некоторое время Кара решилась выйти, но у Такера затекла нога. Он остался в укрытии, разминая ее.

— Все случилось очень быстро, приятель. Быстро. Я услышал, что впереди на дороге кто-то есть, и посмотрел на нее, а она упала. Просто упала. Выстрел попал в грудь, прямо в сердце. Она умерла еще до того, как коснулась земли. Я выбрался из противоположного конца стока и бегом убрался оттуда.

— Трус, — пробормотал Чейз.

— Я трус? — недоверчиво спросил Такер. — Это код-1, Дженнигс. Никакого задержания, никаких вопросов. Они убивают любую девушку, которая, по их мнению, может оказаться Миллер. Это они трусы.

На короткий миг мне показалось, что в словах Такера не было никакого смысла. Как будто он разговаривал на другом языке. А потом их значение дошло до меня.

"Код-1, — объяснял мне Чейз. — Стрелять разрешается по первому подозрению".

Это случилось. Кого-то убили вместо меня. Кто-то умер вместо снайпера. Девушка, которую я знала. Я не чувствовала облегчения: мое имя не уберут из списка, как только они поймут, что это не я. Я почувствовала, что меня сейчас вырвет.

"Я ее не убивала", — уговаривала я себя. Но сама себе не верила. Она мертва, потому что я сбежала из изолятора, потому что я жива. Потому что в МН хотят моей смерти. Что это за мир такой, в котором одни люди должны умирать, чтобы другие жили?

Я попятилась. Я не могла больше слушать. Не потому, что я знала Кару, работала рядом с ней в сопротивлении и теперь ее не было, а из-за искренней боли в голосе Такера. Он не страдал так, когда убил мою маму, когда хладнокровно застрелил ее. Когда он оказался трусом. Чем Кара была лучше нее? Что заставляло его волноваться? Почему сейчас он был способен на сожаление, а тогда нет?

И Билли. Мы оставили его одного с Марко и Поло, а теперь он пропал.

Я брела по траве прочь от дороги, пока не дошла до деревянной изгороди, отливающей серебром в свете луны, такой же треснувшей и расколотой, как я. Я подняла голову и уставилась в небо, и почувствовала, как усталость сгибает меня, делает слабой и заставляет колени дрожать. Я не спала почти сутки, но слишком боялась закрыть глаза.

Я засунула руки поглубже в карманы форменной юбки, которую носила Кара, и нащупала ее. Медную пулю, застрявшую в шерстяных складках. Ту, которую я нашла и показала ей. Она, должно быть, положила ее в карман и забыла там, когда мы переодевались.

Я услышала Чейза раньше, чем увидела. Узнала звук его ботинок, шумевших в траве. Такая осторожная походка появлялась у него, когда он думал, что я могу удрать, словно кролик. Я выпустила пулю из пальцев, но продолжала чувствовать ее твердость возле ноги.

— Ты не виновата, — тихо сказал он.

— Знаю.

Я сильнее вцепилась в изгородь.

— Нет, не знаешь.

Я ударила по изгороди достаточно сильно, чтобы сломать прогнившее дерево. Руку пронзила боль, но дыхание стало ровнее. Он не напирал на меня, но стоял близко, точно зная, какая степень поддержки мне необходима.

— Поехали, — сказала я.

Мы вернулись в машину и поехали на север.

Я резко пришла в себя в полной тишине, с острым ощущением, что осталась одна в машине. Кожа покрылась мурашками от жуткого предчувствия. Остальные в беде. Что-то случилось.

С этими мыслями я вылетела из двери быстрее, чем сделала следующий вдох. Было холодно, но не настолько, чтобы замерзли лужи на асфальте. Воздух остудил костяшки моих пальцев, опухшие и горевшие после удара по изгороди. Я обхватила себя руками и с бьющимся сердцем осмотрела затемненную крытую стоянку. Я злилась на себя за то, что уснула. Снаружи сквозь серебристо-серые тучи пробивался рассвет — я отключилась минимум на три часа.

Украденная патрульная машина была припаркована рядом с накрытым брезентом автомобилем на нижнем уровне строения. Слева трещина с торчащими кусками арматуры и отвалившимися бетонными глыбами тянулась к пустому проему рядом со мной, где естественный свет был ярче. Горы щебня и камней снаружи закрывали мне обзор, а легкий ветерок мгновенно покрыл слоем пыли одежду и волосы. Одно дело — смотреть экстренные выпуски новостей, и совсем другое — находиться здесь вживую. Внезапно мне показалось, будто я проснулась в пасти какого-то гигантского чудовища, и оно вот-вот сомнет меня своими бетонными зубами и проглотит целиком.

Прямо перед выходом на земле валялся огромный металлический знак, погнутый и поцарапанный, но все еще читабельный.

"Международный аэропорт Чикаго Мидуэй".

— Чейз! — позвала я громким шепотом. Ответа не было. Паника схватила меня за шкирку.

Около входа показался Шон. Он переоделся обратно в гражданское, за исключением пистолета, заткнутого за ремень. Его лицо отражало нетерпеливое раздражение. Впервые за много недель он стал ближе к Ребекке, но она все еще была недосягаема.

— Хорошо, что ты проснулась, — сказал он. Он проследил за моим взглядом, когда я посмотрела ему за спину на груду серого камня, когда-то бывшую терминалом аэропорта. — Марко сказал, что здесь мы должны ждать встречи, но тут кладбище. В буквальном смысле, — добавил он.

Я знала, что он не хотел дожидаться сопротивления. Я тоже не хотела. Я хотела вытащить Ребекку и убраться отсюда, но мы были не готовы. Такер поделился кое-какими сведениями об устройстве здания реабилитации и расположении охранников, но в этом районе хозяйничало чикагское отделение. Мы не могли вторгнуться на их территорию без официального представления, Уоллис назвал бы это дурным тоном. И если они действительно были такими суровыми, как говорили Марко и Поло, нам не хотелось бы произвести плохое впечатление.

— Где он? — быстро спросила я. Но сразу исправилась: — Где они?

Шон показал за угол, где, прислонившись к внешней стене стоянки, в пыли спал Такер, уронив голову на грудь. Небо тяжело давило на нас — собирался дождь.

— Чейз, — настаивала я.

— Расслабься. Он в дозоре. На том холме. — Шон махнул на кучу камней в противоположном конце здания. — Он просил присмотреть за тобой пока. Я сказал, что подежурю первым, но ты же его знаешь...

Я его знала. Когда он чего-то хотел, его никто не мог переубедить. Но я чувствовала, что что-то не так, иначе он не отошел бы так далеко от Такера.

Я пошла в направлении, указанном Шоном, замечая все бетонные завалы, закрывающие нам обзор. Эти завалы образовывали стены, покрывшиеся пятнами от непогоды и рисунками против МН. По земле было рассыпано битое стекло. За нами могли наблюдать сотни глаз, а мы бы ничего не узнали. Слишком много мест, чтобы спрятаться.

— Чейз, — тихо позвала я, зная, что окружение заглушит мой голос, но опасаясь говорить громче на незнакомой территории. Мой пульс зачастил, когда я не увидела его за первым поворотом. Здесь выросла высокая трава, скрывая неровную дорогу и приглушая мои шаги.

Я задержала дыхание, прислушиваясь к любому звуку, который направил бы меня к нему.

Тяжелое дыхание, в десяти ярдах. Не думая, я рванула на звук прямо через заросли и увидела, что Чейз стоял на земле на четвереньках. Дыхание его было натужным и прерывистым. Одной рукой он обхватил живот, как будто его ранили.

— Чейз!