Марианна заговорила первой.

— Знаешь, Даниель?

Голос ее прозвучал словно откуда-то издалека. Словно между нами было оконное стекло.

— Нет…

— Когда я играю на скрипке, то начинаю вспоминать…

— Что ты сказала?

Я наклонился над ней, стиснув зубы так сильно, что даже заболели челюсти.

— Что с тобой? — прошептала она. — Даниель! Мне страшно… Какие страшные глаза… Налитые кровью…

Кровью! Кровь-то как раз была у нее на руках, у моей бедняжки! Но она об этом не знала.

— Прости, Марианна… Просто я так тебя люблю, что даже ревную к прошлой жизни.

— Ревнуешь?

— Ну да, глупость, правда?

— Нет, я тебя понимаю.

Она обвила мне шею руками.

— Знаешь, ревновать-то не к чему, вспоминается ведь совсем немного.

— О чем ты вспоминаешь?

Она прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.

— Ну вот… Знаешь, это окно с львиной пастью…

— Да, Марианна, знаю!

— А за ним ветка…

— Да…

— Ну вот, а когда я подхожу ближе, то видны качели, привязанные к дереву. Странно, правда?

— Значит, там просто были эти качели, вот и все. А что еще ты видишь?

— Женщину с таким красным лицом. Она проходит мимо, потом поднимает голову и улыбается мне…

Я сразу же понял: мать.

— И все?

— Нет… Еще слышно…

— Что слышно?

— Пока я играю, где-то у меня над головой плачет ребенок.

Я закрыл глаза. К горлу подкатила тошнота.

— Он мешает мне играть.

— А-а…

— Да… Я каждый раз спотыкаюсь… Не могу как следует разобрать пьесу. Рука дрожит, выпадает смычок.

Я заметил, как у нее на лбу выступил пот. Она так напрягалась, переживая эти моменты своей жизни, что даже выбилась из сил.

— А больше ты ничего не видишь?

— Нет…

— Так вот, попробуй все это забыть. Не вспоминай больше.

— Хорошо, Даниель.

— Думай только о нас, ладно?

— Я и сама только этого хочу.

Я поцеловал ее, и в конце концов мы заснули. Но перед тем, как погрузиться в целительное небытие, Марианна нащупала в темноте мою руку.

Я вздрогнул: ладонь ее была холодна, как у мертвеца.

Когда я проснулся, часы показывали семь… Пора. У меня была большая пляжная сумка. В нее я положил костюм из альпаки. Потом побрился, надел льняные брюки и голубой свитер. Засунул деньги в дорожный несессер, а несессер — в сумку. И только после этого стал будить Марианну.

— Вставай, соня…

Во сне она выглядела совсем как ангелочек, даже невиннее, чем когда ее большие голубые глаза устремлялись на меня. Жалко было отрывать ее от сна.

Она вздохнула и чуть улыбнулась.

— Ты здесь, Даниель?

— Да, милая…

— Клянешься?

— Посмотри сама!

Она открыла глаза.

— Спасибо.

День начался так, как если бы мы и в самом деле ехали на экскурсию. Но, по правде говоря, мы просто уносили ноги.

Конечно, я поступил правильно, что не взял машину, но все-таки ее отсутствие здорово стесняло меня. Я привык пользоваться машиной, как своими ногами, и теперь без нее чувствовал себя как больной.

Папаша Патрисио отвез нас на вокзал в своем маленьком трехколесном фургончике, в котором доставлял клиентам продукты.

На прощание он спросил:

— Сегодня вечером?

— Нет: завтра!

Я показал на мольберт:

— Живопись… Монсерра!

— Си.

Последовало привычное рукопожатие, и ниточка, связывавшая нас с „Каса Патрисио“, оборвалась. Мы с Марианной стали двумя беглецами, но она еще об этом не знала.

Вместо того, чтобы сесть в поезд на Барселону, как следовало бы, если и вправду ехать в Монсерра, мы ушли с вокзала и направились к автобусу на Ситжес.

— А поездом разве не поедем? — удивилась Марианна.

— Нет, знаешь, он тащится, как черепаха, у каждого столба останавливается… Лучше автобусом…

В Ситжесе я отыскал другой автобус на Вендрель. А оттуда мы пересели на третий в Таррагону. Удивление Марианны все росло.

Наконец на одной из крытых остановок она подошла к висевшей на стене карте Испании.

И, чуть побледнев, обернулась ко мне.

— Послушай, Даниель, мы же едем в противоположную сторону от Монсерра…

— Ну и ладно… В другой раз туда съездим. На побережье лучше, правда?

— Лучше. Только зачем мы все ездим на автобусах? Обратный путь в „Каса Патрисио“ займет целый день.

Пришло время кое-что ей объяснить.

— Послушай, Марианна, я должен сказать тебе одну вещь…

Она растерялась, в глазах промелькнула настоящая паника.

— Я…

— Скажи скорей, это обо мне, да?

Я покачал головой.

— Нет, Марианна. Обо мне. Несколько лет назад я во Франции занимался политикой. В общем, был экстремистом… А здесь, знаешь ведь, диктатура. Ну вот, я узнал, что власти взяли меня на заметку. Могут даже выдворять из страны. Но сейчас мне это невыгодно, пока мы не получили документы, по которым можно будет тебя вывезти, ясно?

— Конечно! Ну и что?

— Так вот, сейчас нужно найти тихое местечко и спрятаться там до поры до времени…

Казалось, она клюнула на эту наживку. Я даже возгордился от того, что так все придумал.

Мы влезли в третий автобус. Но вдруг Марианна так и вскинулась:

— Ой, Даниель!

— Что такое?

— Как же мы получим документы, если уехали из „Каса Патрисио“, никого не предупредив?

Тут я попал впросак.

Ока не на шутку встревожилась. Надо было побыстрей изобрести что-нибудь правдоподобное, чтобы успокоить ее.

— Не волнуйся. Я предупредил, чтобы бумаги не высылали из Франции, пока я не дам адрес, по которому нас можно будет найти.

— Ах, так…

И мы заговорили на другую тему.

В Таррагону мы попали только к полудню. Вчерашняя усталость давала себя знать. Я подумал, что нет смысла бежать на другой конец Испании. Главное, найти надежное убежище, а уж оно может отыскаться где угодно. Когда мы окажемся в безопасности, подожду, пока все уляжется, и попробую вернуться во Францию. Тогда мне еще не приходило в голову, что наше приключение может отразиться на моей карьере и даже обернуться для меня тюрьмой, ведь я сознательно сделался сообщником убийцы. Если бы тот толстый сыщик не надумал заявиться на улицу Гро-Мюр именно в то время, когда туда приехал и я, можно было бы сделать вид, будто все это меня не касается. Теперешних трудностей можно было бы избежать. Но что толку горевать из-за того, что уже произошло! Лучше начать действовать.

Мы уселись на террасе кафе, и я, с удовольствием пригубив хереса, стал соображать, что к чему.

Если остановиться в гостинице или даже на обыкновенном деревенском постоялом дворе, то все пропало: когда карабинеры, которые рыщут по всей Испании, получат наши приметы, не пройдет и трех дней, как мы окажемся у них в руках.

И я надумал снять какой-нибудь домик, где можно укрыться, не привлекая к себе особого внимания. Попросил Марианну подождать в кафе и пошел в город. Сначала в лавчонке обменял часть денег, а потом стал искать агентство по сдаче жилья внаем. Одно такое нашлось в самом центре. В витрине была выставлена целая куча пожелтевших от солнца фотографий. На них красовались различные строения из этих мест, предназначенные к продаже или сдаче внаем. Я вошел внутрь.

Какая-то толстуха заговорила со мной по-французски. Я даже немного растерялся.

— Как вы узнали, что я француз?

— Жила в Париже…

Она заулыбалась.

— Я хотел бы снять на месяц недорогой домик.

— У меня как раз есть то, что вам нужно!

Она раскрыла папку и достала розовую карточку, к которой была пришпилена фотография.

— Подойдет?

Я увидел белоснежную виллу среди пальм.

— Ого, да это для какой-нибудь голливудской звезды!

— Это для тех, у кого есть десять тысяч песет.

Я быстро сосчитал. Почти семьсот французских франков. Задаром! Здесь, даже не имея почти ничего, можно чувствовать себя настоящим богачом!