Им удалось уклониться от вопросов Лидии Фотис, беспокоившейся о Мике и не понимавшей причины их прихода. По дороге к виа Кардуччи Лекок спросил:

– Вы арестуете Мику Росси?

– А что мне остается делать?

– Вам это, кажется, не доставляет удовольствия?

– А вам?

Американец вынужден был признать, что и его это вовсе не радует.

Но Тарчинини не пришлось исполнять свой тягостный долг. Когда они вошли в дом, привратница сообщила, что молодая вдова только что ушла. Лекок подумал, что на ее месте поступил бы точно так же и что дурой она была бы, если в не воспользовалась неожиданной отсрочкой, предоставленной ей комиссаром. Теперь надо было ее искать, и существовал немалый риск, что она докажет Ромео – как бы он ни утверждал обратное – что кое-кого осторожность может заставить покинуть Верону.

– Будем искать, Ромео?

– Не думаю, чтоб стоило об этом беспокоиться.

– А если она скроется?

– Этого я тем более не думаю. Мы закончим дело сегодня ночью или завтра, а сейчас пора подумать об обеде, Билл.

Сайрус А. Вильям ничего не возразил; не то чтоб ему было нечего сказать, но зачем? В этой стране первое правило состояло в том, чтоб ничему не удивляться, даже если полицейский бросает поиски преступника под тем предлогом, что пора обедать. Когда Лекок прощался с Тарчинини, угрюмый Люппо вдруг перебил:

– Сейчас я вспомнил, шеф...

– Расскажешь по дороге. Пока, Билл...

– Пока, Ромео...

В такси Лекок ломал себе голову, почему Тарчинини не хотел дать ему услышать то, что собирался сказать инспектор.

Сайрус А. Вильям подскочил, увидев, что, согласно британской традиции, пламенными поборниками которой они были, Валерия и ее отец переоделись – она в вечернее платье, он в смокинг – для обеда у Тарчинини. Лекок содрогнулся при мысли, что синьора Тарчинини может встретить гостей в халате.

Он злился на себя, что не предупредил Пирсонов, но теперь делать было уже нечего.

Они вышли из такси перед домом 126 на виа Пьетра в назначенный час. Лекок надеялся, что привратница отсутствует. Она была на месте. При виде американца она впала в транс, как и при первом его визите, и хотя Сайрус А. Вильям поспешил втащить мисс Пирсон на лестницу, ему не удалось помешать ей услышать восторженный возглас доброй женщины:

– Он еще красивее, чем в прошлый раз!

Валерия воспользовалась передышкой на площадке второго этажа, чтобы холодно заметить:

– Кажется, вы пользуетесь успехом в этом доме?

Сайрус А. Вильям не ответил. Да ему и нечего было сказать. Что касается Пирсона, то он ткнул будущего зятя в бок и шепнул:

– Ни одна не может устоять, а? Пора, давно пора увозить вас домой, мой мальчик!

У дверей Тарчинини Лекок позвонил, думая, что ему делать, если придется ждать так же долго, как в первый раз. Но дверь открылась почти сразу, и юная Альба впустила гостей. Сайрус А. Вильям поздравил себя с тем, что его спутники не понимают по-итальянски, так как синьорита непринужденно объявила:

– Вас не ждали так рано. Мама еще одевается, а Джульетта на кухне совсем закрутилась!

Пирсон осведомился:

– Что она говорит?

– Она говорит "добро пожаловать" и просит нас быть как дома.

Очарованный, Мэтью Д. Овид заметил дочери:

– Прекрасные манеры, этого у них не отнимешь!

Ромео Тарчинини присоединился к ним в гостиной, куда Альба провела американцев. Лекок представил всех, и комиссар спросил его:

– Почему они так одеты? Они думали, что идут к мэру?

– У них так принято.

– Я даже не могу сказать, что, если в знал, надел бы фрак – у меня его нет...

Пирсону и Валерии Сайрус А. Вильям объяснил, что хозяин изъявляет свой восторг по поводу знакомства с ними и просит извинить небрежность его туалета, так как в Вероне не принято переодеваться к обеду. Валерия сделала кислое лицо, а Мэтью Д. Овид проворчал:

– Надо было раньше мне сказать, Сайрус, вместо того, чтоб уверять, будто забыли свой смокинг!

Ромео вернул улыбку на лицо бостонца, откупорив две бутылки maraschino. Ободряемый комиссаром, Пирсон немедленно приступил к делу, а его дочь, поджав губы, спрашивала себя, в какой вертеп она попала. И минуты текли...

Извиняясь за затянувшееся ожидание, Тарчинини объяснил, что его старшая дочь поздно пришла с работы, а она одна способна приготовить peperoni ripieni[38], которые вкупе с мамиными спагетти составляют гордость семейного стола. Если Валерия откровенно поглядывала на часы, то ее отец, казалось, утратил всякое понятие о времени. Осушив бутылку maraschino, Пирсон купался в блаженстве, и ему было глубоко безразлично, где он находится. Он выражал интерес к присутствующим только нечленораздельными воплями, от которых все подскакивали и которые, как Пирсон уверял, представляли собою футбольный клич его колледжа. Дочь несколько раз тщетно просила его сидеть смирно. Он отвечал шутками, понятными ему одному, но удивительно смешными, судя по его неистовому хохоту.

Тарчинини, видя такое веселье, решил, что у Пирсона счастливый характер, а Сайрус А. Вильям отметил, что будущий тесть значительно выигрывает в таком состоянии. Но тут возникла новая проблема, так как Валерия выразила желание отлучиться на минуту. Получив от Ромео географические разъяснения, необходимые его невесте, чтоб достичь нужного пункта, Лекок передал их ей. Мисс Пирсон сдержанно поблагодарила. Она не отсутствовала и тридцати секунд, как вдруг трое мужчин услышали пронзительный крик, от которого двое тут же вскочили. Пирсон, занятый второй бутылкой, и ухом не повел. Прежде чем Тарчинини и его друг достигли двери, та распахнулась перед Валерией, щеки которой были красны, а глаза пылали негодованием.

– What has happened, Val?[39]

Она задыхалась от ярости:

– An abomination! People without morals! Scandalous! Savages![40]

Тарчинини ничего не понимал, но легко догадался, что эта дылда чем-то недовольна. Сайрус А. Вильям узнал, что, направляясь к месту уединения, Валерия наткнулась на маленького мальчика, совершенно голого, который, ничуть не смущенный, обратился к ней с какими-то словами, это немедленно привлекло сюда же девочку чуть постарше, но в таком же дезабилье. Подавляя неудержимый смех, американец пытался успокоить свою высоконравственную невесту, благодаря небеса, что ей не встретилась синьора Тарчинини в таком же или почти таком же виде. Валерия понемногу успокаивалась, а комиссар ждал, чтоб ему объяснили причины волнения девушки, когда хозяйка дома, сияющая, хлопотливая, явилась приветствовать гостей. Сайрус А. Вильям закрыл глаза, удостоверившись, что она, по привычке, приобретшей, видимо, силу традиции, была в халате. Валерия, широко раскрыв глаза, испустила стон, между тем как ее отец в восторге снова воспроизвел футбольный клич, заставивший на несколько секунд оцепенеть присутствующих и вызвавший вторжение детей, которым было интересно, какого зверя папа привел в гостиную. В этой компании Дженнаро был в одной майке, а Фабрицио в рубашке, из которой слишком явно вырос. Не подозревая ужаса, расширившего зрачки Валерии, Тарчинини с гордостью указал Пирсону на юную ораву:

– Мои дети!

И, взяв за руку свою супругу:

– Моя жена Джульетта...

Пирсон, который пожал бы копыто лошади, если в ее ему представили, настолько он чувствовал себя выше социальных условностей благодаря maraschino, охарактеризовал синьору Тарчинини как "милейшую чертову старуху", комиссара как "развеселого чертова хрена" и пожелал расцеловать пятерых детишек. Вспомнив затем, что Италия – бедная страна, он достал из кармана горсть долларов и принялся их раздавать. Лекок вмешался и пресек этот порыв, который мог быть сочтен за оскорбление, так что младшему, Дженнаро, бумажки не досталось. Он заревел было, но, быстро поняв, что это без толку, стянул доллар, который держала в руке его сестра Розанна.