– И инструмент при нем был – как нарочно…

Но все свидетели захоронения ханского клада померли. Чем же инженер лучше? Хану все едино – англичанин, русский, хоть грек древний! Значит, ежели клад действительно захоронили, инженер тоже должен пропасть!

И коли гонцы с Астрахани и Царицына привезут весть, что нигде англичанин не появлялся, это и будет лучшим доказательством, что клад действительно существует и упрятан он где-то неподалеку от того места, про которое упоминал в доносе Пузо…

Хотя все распоряжения были отданы накануне и теперь от воли его ничто не зависело, проснулся Андрей Иванович задолго до свету. Запалил светильник, занавесил слюдяное оконце и пару часов подряд расхаживал по комнате, нюхая табак и размышляя. Полковник за стенкой спокойно похрапывал: был настолько уверен в своих людях, что не боялся ничего. А может, просто потому похрапывал, что молод был да за день умаялся.

Чудилось Великому инквизитору нехорошее. То крики какие-то лихие со стороны Ставки слышались, то лязг боевой стали где-то рядом с заставой, то вообще – звон набатный, вопли людские и страшный треск, что бывает, когда рушатся объятые пламенем деревянные перекрытия горящих зданий.

Сплевывал Андрей Иванович да крестился, отгоняя наваждение и вновь прислушиваясь к мертвой степной тиши. Откуда бы в степи набату быть? И домов тут нет таких – гореть и рушиться нечему. Видно, то шалил вечный животный страх больной души инквизиторовой, привыкшей питаться подобным же страхом подавляемых людишек и находить упоение великое в наводимом на всех ужасе…

Скрип шагов по отсыпанной галькой дорожке скорее угадал, чем услышал: зачем-то крадучись, посунулся к выходу, тихонько распахнул дверь, всмотрелся в предрассветную мглу, стараясь углядеть маячившие возле сеточного забора фигуры. Навострив уши, уловил знакомые голоса, что тихо переругивались, – звучали те голоса весело и возбужденно.

– Кажись, с викторией, – вздохнул с превеликим облегчением Андрей Иванович, глядя на приближавшиеся силуэты, обретавшие постепенно черты основных его походных лиходеев: Митьки Хари да Васьки Плутова. А за лиходеями маячил ординарец полковника – Трофим.

– А то как же, – пробасил над ухом совсем не сонный голос полковника. – Коли бы что не так – давно бы по всей Ставке алярмы визжали, черта на ноги бы подняли!

– Ты ж вроде храпел, – вздрогнул от неожиданности Андрей Иванович.

– А я, батюшка, хоть храплю, сплю всегда вполглаза, вполуха слушаю, – сказал полковник. – Кто мимо заставы едет либо по двору крадется – слышу. Привык. Мы тут все так спим…

– Все справно вышло, ваше-ство, – доложил подоспевший Васька Плутов. – Шума не было.

– Ушли? – уточнил Ушаков.

– Да кто знает, батюшка, – замялся Васька. – Може, ушли, може, не…

– Как так? – сердито вскинул бровь Андрей Иванович. – Вы как сделали?

– Стражу придавили, с ямы достали, передали, чего велено… – перечислил Васька, боязливо склонив голову. – А они переглянулись, поклонились в благодарность, отошли чуток… и пропали. Куда делись – черт ведает…

– Пластуны, – горделиво подбоченился полковник. – Во тьме видят словно звери… Не пропадут, ваше-ство, не сумлевайтесь.

– Когда хватятся? – спросил Ушаков.

– Должно, после смены гораздо, – сказал полковник. – Как проверять пойдут или окликнет кто. А то, глядишь, и к полудню.

– Ладно, поглядим, – кивнул Ушаков. – Вели людей кормить, да нам пусть накроют. Поснедаем да со светом тронемся…

Дождавшись, когда с рассветом караул гвардейский начал снимать посты да собак отпускать, малый обоз покинул заставу: как вчера приехал, так и уехал сегодня, никого не прихватив, никого не оставив.

Ехали не торопко, шагом, держались Царицынского тракта, дозор вперед не высылали, но всем было сказано – готовность к бою держать на дурной случай и по первой команде палить в тех, кто догонять бросится.

Отъехав за третью версту, услыхали сзади галоп. Андрей Иванович пистолеты достал из сумки, высунулся из кибитки, глянул цепко… И обмахнулся знамением облегченно: нет, не погоня.

От ставки наметом шпарили трое – у всех поперек седла что-то такое лежало, но меньше гораздо, нежели тело человечье. Ежели б погоня, отряд был бы немалый. А то – всего трое.

– Пистоли всем упрятать, вид иметь беспечный, дружественный, – тихонько передал по обозу Андрей Иванович. – Коли заглядывать куда станут – препятствий не чинить…

Догнавшие сгрузили наземь трех стреноженных жирных баранов. Начальник ханской стражи неспешно слез с коня, отвесил Андрею Ивановичу низкий поклон, сказал по-русски, нараспев, совсем мало коверкая речь:

– Госпожа велел кланяться… Сердился, что уехал без провожания, без почести. Спрашивал, все ли ладно, может, мал-мал обида есть…

– Спасибо за угощенье, – ласково молвил Ушаков, кося взглядом на сопровождавших начальника гвардейцев: те не топтались на месте, быстро объехали кучно вставший обоз, заглядывая людям в лица, мимоходом осмотрели специально открытые кибитки. – Я упреждал – со светом пойду на Царицын. Нешто будить в такую рань, чтоб попрощаться?

– Обиды какой нет ли…

– Какая обида, служивый? – приветливо глянул Андрей Иванович. – Все ладно, передавай царице мой низкий поклон и благодарность за радушный прием.

– Ну, Белой Дороги тебе, князь. – Посланец опять поклонился, одним махом вскочил в седло и, свистнув своих, галопом припустил обратно к ставке.

– Князем сроду не был – в графьях ходим, – пробормотал вслед Андрей Иванович и тонко ухмыльнулся. – Баба и есть баба! Коли хитришь, так одарила бы чем поболее, дабы подозренья не было. Хе-хе! Три барана, вишь ты… Ну все, служивые, – трогай!

На следующий день родня жениха вывозила в степь нас. То есть нам отводилась роль гостей, можно было наслаждаться бездельем и ни о чем не беспокоиться.

Вставать рано не было необходимости, но в семь утра меня опять разбудил звонок вредного Славы Завалеева.

– Теперь точно буду мстить, – торжественно пообещал я, услышав его скучный голос. – Слава, я в отпуске, блин! Отдыхаю, блин!

– Книгу сперли, – пояснил Слава причину своей утренней активности. – Если мосты в МВД есть, можно вернуть. Она, в принципе, тем гаишникам даром не нужна…

Оказывается, вчера по миновании последнего калмыцкого поста ГИБДД машину моего начальника СБ остановили и подвергли досмотру.

Мотив простой: террористов ловим да пособников вычисляем. Может, везете чего?

Нет, не везем.

Так дайте посмотреть.

Смотрите сколько влезет!

Посмотрели, в вещах поковырялись, извинились, пожелали доброго пути. А когда приехал домой – глядь, нету книги! Кроме как при досмотре, нигде не останавливались, к машине никто чужой не подходил.

– За каким чертом она им понадобилась – ума не приложу…

Анализировать сообщение Славы я не стал – с утра этим заниматься непросто. Пожалев об утраченной книге и отправив вялый астральный призыв к степным духам, чтоб покарали мелких воришек, перевернулся на другой бок и опять уснул.

Встали мы часиков в девять, долго дули чай на веранде, в процессе чего пребывавшие в приподнятом настроении родственники всячески пытались развеселить угрюмого Бо.

Зря они так. С таким же успехом можно было веселить арктического медведя, по прихотливой воле случая угодившего в африканское пекло. В ответ на шутки Бо что-то нечленораздельно рычал и демонстрировал выражением морды лица, что не прочь всем подряд нагрубить и остаться в одиночестве. Или, на худой конец, заняться чем-нибудь полезным. Из пулемета пострелять, шею кому-нибудь сломать, фугас установить, деньги посчитать…

– Делайте вид, что его нет, – пояснил я родне, отвыкшей от плотного общения с утренне праздным Бо. – Так для всех будет лучше. Если не надо действовать и что-то организовывать, он с утра всегда такой.

– А раньше он был веселым и задорным, – категорично заявила тетка. – Как сейчас помню: все шуточки, прибауточки…