— Я не согласен, что выдвижение кандидата имеет важное значение, — заговорил Эйб, обращаясь к Джастину.

— Это делается исключительно для пропаганды, — ответил Джастин, затягиваясь сигаретой. — По крайней мере, мы сможем высказать свои взгляды в парламенте. Пора бы им познакомиться с Хартией свободы.

Эйб, видимо, начинал сердиться все больше и больше.

— Кого ты надеешься убедить? Нынешнее правительство?

— Если это только возможно, — твердо сказал Джастин. — Более того, весь мир. Представь себе, что наш кандидат пройдет, — продолжал он с воодушевлением, — ты не думаешь, что это вызовет замешательство среди националистов?

Его чрезмерный энтузиазм раздражал Эйба.

— Твой кандидат может только щекотать им нервы, — Он мрачно уставился в чашку с кофе. — Нам надо бороться за стенами парламента.

— Но если есть возможность забраться в логово зверя, то почему бы этого не сделать?

— Потому что это попахивает политическим оппортунизмом. Я говорю совершенно серьезно. Соглашаясь на раздельное представительство, вы тем самым способствуете своему собственному угнетению.

Уверенность начала покидать Джастина.

— Послушай, Эйб, разве ты не понимаешь, что это просто тактический маневр?

— Нет, потому что мы не имеем права соглашаться на что-либо меньшее, чем всеобщее избирательное право и единый список избирателей. Каждый должен иметь право избирать и быть избранным.

— Ты говоришь о всеобщих выборах? — спросил Джастин с легким сарказмом.

— Да, — отрубил Эйб, взглянув на пего в упор. — Право участвовать в выборах не должно рассматриваться как вознаграждение за ученую степень или за белый цвет кожи. Это право, Джастин, а не привилегия. Право гражданства. — Он сделал упор на слове «гражданство». — Лишить человека права участвовать в выборах — значит лишить его гражданства.

Хотя Эндрю не принимал участия в споре, он целиком и полностью был на стороне Эйба. Он безоговорочно поддержал принцип бойкота раздельных выборов и с головой окунулся в борьбу за осуществление этого принципа. Принимал участие в дебатах, беседовал с людьми, ходил по домам. Мы призываем всех отказаться от участия в выборах. Не являйтесь на избирательные участки. Не соглашайтесь на половинчатое гражданство в стране, где вы родились. Эйб держался в стороне от всего этого. Эндрю выступал на митингах то тут, то там. Господин председатель, мы не можем согласиться на раздельные списки избирателей. Мы хотим всеобщего избирательного права! Леди и джентльмены, мы требуем законного права принимать участие в управлении страной. Апартеид нельзя искоренить апартеидом. Бессонные ночи. Митинги на площадях, митинги в помещении, споры в узком кругу. Бойкот! Не являйтесь на избирательные участки! Оставайтесь дома! Бойкот! Бойкот! Бойкот!

Наступил день выборов. Эндрю появился на избирательном участке к моменту начала голосования. Вместе с друзьями он развернул знамена. Желающим раздавал плакаты. Вскоре подоспели полицейские: блюстители порядка записывали имена активистов, отбирали плакаты, обвиняли в нарушении порядка. Эндрю дважды приказывали покинуть территорию избирательного участка. Белая дама, агитировавшая за конгрессистского кандидата, позвонила по телефону городским советникам, и те дали распоряжение не трогать собравшихся. В полдень на несколько минут появился Эйб и тотчас же исчез. Эндрю, изнемогая от усталости, стоял у входа в помещение для голосования до самого его закрытия. Ужинал он у Эйба, но во время беседы они ни разу не коснулись выборов. И тем не менее Эндрю ни на минуту не сомневался в искренности Эйба.

Но по пути домой Эндрю с беспокойством подумал о видимом безразличии Эйба. Поведение Эйба совершенно необъяснимо. Не может быть, чтобы он боялся решительных действий. А может быть, дело именно в этом?

Эндрю вернулся домой, вошел с черного хода и в кухне столкнулся с поджидавшей его Мириам. У сестры был взволнованный и сильно огорченный вид.

— Эндрю, сегодня вечером к нам приходила полиция.

— За каким дьяволом?

— Спрашивали тебя.

— Что они говорили?

— Обшарили весь дом и у тебя в комнате взяли несколько брошюр.

— А Кеннет был дома?

— Да, он и сейчас дома. Сидит в уборной.

— Как глупо! Чертовски глупо!

— Я подумала, что будет лучше, если я предупрежу тебя.

— Мириам! — крикнул Кеннет из уборной. — Что, заявился твой проклятый брат?

— Нет, это не он, — отозвалась Мириам.

— Это я. Эндрю.

— Подожди! Мне нужно тебя видеть.

Он слышал, «а «Кеннет с силой дернул цепочку и в унитазе забулькала вода.

— Не беспокойся, Мириам, я с ним справлюсь.

— Пожалуйста, будь осторожен, Эндрю.

Появился Кеннет, на ходу застегивая брюки.

— Что, черт возьми, это значит?

Налитыми кровью глазами он уставился на Эндрю.

— Что именно?

— А то, что сюда заходили эти шпики!

— Сестра говорит, что они спрашивали меня.

— Я не допущу подобных вещей у себя в доме.

— Как вам будет угодно.

— Было бы чертовски хорошо, если бы ты убрался отсюда.

— Ну что ж, ладно.

— Пошел вон.

— Через несколько минут я уйду.

— Без этого черного негодяя у нас деньги целее будут, — проговорил Кеннет, обращаясь к Мириам, слегка удивленной ответом Эндрю.

— Кеннет, пожалуйста, не говори глупостей. Эндрю на самом деле совсем не это имел в виду.

— Замолчи!

— Ну пожалуйста, Кеннет!

— Замолчи! Или я заткну твою проклятую глотку!

— Если ты посмеешь тронуть Мириам, — оказал Эндрю ледяным тоном, — мне ничего другого не останется, как задать тебе хорошую взбучку.

— Что-о-о?

— Я буду вынужден спустить с тебя твою жалкую шкуру.

Кеннет удивленно рассматривал Эндрю, оценивая его физическую силу. Эндрю значительно выше и сильнее его. Он впервые осознал, что шурин вполне взрослый мужчина. Никогда прежде он этого не замечал.

— Ну и ну, дело дошло до того, что мне угрожают в моем собственном доме.

— Только посмей тронуть эту женщину.

— Она, черт побери, моя жена!

— Ты не стоишь ее.

— Ты правда думаешь, что можешь угрожать мне?

— А почему бы и нет?

— Что ты собираешься делать?

— Ты давно уже напрашиваешься на взбучку. Бот и получишь ее!

— Убирайся-ка лучше отсюда, — оказал присмиревший Кеннет.

— Я сделаю это, когда сочту необходимым.

— Вот наглец! — снова взорвался Кеннет, когда Эндрю ушел. — Ты слышала, этот черномазый негодяй угрожает мне в моем собственном доме!

Мириам надела пальто — она решила навестить Аннет. В тот же день, поздно вечером, Эндрю собрал свои вещи и, ни с кем не попрощавшись, ушел.

Эйб, ни о чем не спрашивая, предложил Эндрю остаться у них. Ночью Эндрю то и дело просыпался — он беспокоился о Мириам. От бессонницы глаза у него покраснели и слезились. В школе он чувствовал себя не в сваей тарелке. И так продолжалось всю неделю.

В предпоследнем классе был паренек, которого Эндрю отличал среди других учеников, — Элдред Каролиссен. Симпатичный такой, с серо-зелеными глазами. К тому же весьма смышленый. Однажды он остановил Элдреда в коридоре.

— Скажи, молодой человек, где ты живешь?

— В Грасси-Парк, сэр.

— Где это?

— Надо ехать на автобусе от станции Пламстед.

— И форсировать по пути кишащие крокодилами реки, и сражаться с зулусскими полками.

Элдред весело рассмеялся.

— Вот что, молодой человек, отправляйся-ка домой и попроси своих родителей узнать у соседей, не нужен ли кому постоялец. Я собираюсь переехать на другую квартиру.

— Хорошо, сэр.

На следующее утро Элдред первым делом разыскал учителя и, сияя от радости, доложил:

— Мама опрашивает, что вы хотите — комнату в доме или приспособленный под жилье гараж?

— Комнату в доме. — Потом Эндрю сожалел об этом. — Скажи мне точный адрес.

— Найти очень легко, сэр. Эго Первая авеню, в сторону от Лэйк-роуд, и дом называется «Semper Fidelis»[39].