— Нам надо идти, — повторил Дики Наяккар.

Ди наконец отпустила руки Нкоси.

— Пожалуйста, береги его, Дики.

— Хорошо, мисс Ди.

— Как следует береги.

— Хорошо…

— Он очень дорог мне…

— Мисс Ди…

— Он для меня вое, Дики… Все на свете.

— Понимаю, мисс Ди.

Она резко повернулась, а они молча вышли из комнаты и стали спускаться по лестнице.

Дики Наяккар вел Нкоси к черному ходу. В коридоре толпились больные, дожидавшиеся возвращения доктора. Нкоси заметил цветную женщину с ребенком, который, по-видимому, был лишь наполовину индийцем. Все остальные были индийцы — маленькие, несчастные, какие-то высохшие. Когда они проходили через кухню, Кисси и рослая миловидная девушка в сари, с длинными напомаженными волосами мельком взглянули «а них и продолжали работать как ни в чем не бывало. В воздухе стоял тонкий, неповторимый аромат порошка кари и топленого масла, трав и специй.

Однако стоило им очутиться на улице, как мир снова предстал в тусклом однообразии: здесь царила жалкая нищета, столь характерная для любого района тропических и субтропических стран, где живут бедняки, обездоленные и отверженные. В холодных странах кварталы бедняков тоже тусклы и однообразны, но солнце светит там не та «ярко, не так резко, не так ясно и не та «беспощадно, поэтому краски бедности как бы приглушены. В тропических же и субтропических странах всякая грязь, всякая пакость и мерзость особенно резко бросаются в глаза, озаренные сиянием солнца. И даже земля, которую редко увидишь голой в холодных странах, здесь, из-за отсутствия растительности, приобретает особенно неприглядный вид. Но самое убогое зрелище являют собой внутренние дворы в тропических странах: там солнце безжалостно выжигает все до последней травинки, превращая землю в коричневую корку грязи, там везде валяются отбросы и вьются рои мух. Все эти внутренние дворы и проходы, по которым Дики Наяккар вел Нкоси, составляли один общий огромный и убогий двор — задворки нации; район трущоб, один из многих, удивительно похожий на все другие, независимо от того, кто их населяет — индийцы, цветные или черные, и даже специфические запахи пищи и разные обычаи — свои у каждой группы — не могут затушевать того главного, что делает их похожими друг на, друга.

Даже на людях, встречавшихся им по пути, лежала печать унылого однообразия и жалкого убожества. Будто их тоже иссушило солнце. Такие, как Дики Наяккар, рослые и крепкие, были счастливым исключением.

Постепенно дома и люди стали встречаться реже. Наконец они увидели религиозную процессию, двигавшуюся к реке. Оттуда едва слышно доносились звуки флейты и барабана. Противоположный берег круто поднимался вверх — там начинался город, населенный белыми. Ветер дул как раз в ту сторону, грозя побеспокоить его жителей шумом, производимым процессией, — значит, снова последуют протесты против шествий чужестранцев, против вони и шума, в которых повинны индийцы. Местная газета, возможно, даже начнет ратовать в своих передовицах за то, чтобы «деревню, где живут кули», убрать подальше от города, «где живут белые».

— Надо бы поспешить, сэр, — сказал Дики Наяккар. Называть маленького африканца сэром было для него теперь вполне естественно. — Нам уже попались несколько шпиков, а дальше их будет еще больше. Надо догнать вон ту группу. — Он указал на людей, шедших впереди. Примерно в миле от них на обочине грязной дороги у машины стояло несколько человек. — Это шпики, — оказал Дики, — они непременно остановят нас, если мы будем идти вдвоем. Это они вас ищут. Необходимо затеряться в толпе. — Тут Наяккар по-мальчишески озорно улыбнулся: дескать, все будет в порядке.

Они пошли быстрее. Люди впереди замедлили шаг, потоптались на месте и снова двинулись вперед.

— Черт бы их побрал! — обозлился Дики Наяккар.

— В чем дело?

— Проклятые идиоты! Останавливаются, чтобы мы могли их догнать. С головой выдают нас шпикам. Вот дождутся, что я скажу Сэмми. Мистер Найду им задаст… если, конечно, шпики не схватят нас из-за их глупости! Черт бы их побрал!

— Тогда нам лучше поспешить, чтобы не повторилось все сначала.

Нкоси прибавил было шагу, но Дики Наяккар тронул его за руку.

— Осторожно, сэр! Видите, один из шпиков смотрит в подзорную трубу. Не надо торопиться.

Нкоси принудил себя идти ровным шагом, как и Дики. Люди двигались медленно, однако догнать их было не так-то легко.

Растущее беспокойство Дики передалось Нкоси. Тут кто-то из шедших впереди оглянулся и с таким видом, будто узнал знакомых, принялся махать им, он окликал своих спутников и показывал на Дики и Нкоси.

— И вы им помашите, сэр, — оказал Дики Наяккар и помахал сам. Группа остановилась. Облаченные во все белое двое мужчин и женщин принялись обнимать Нкоси, обрушивая на него потоки бессмысленных слов. И вдруг он отчетливо услышал: «Улыбайтесь и делайте вид, будто говорите с нами». Он оказался в самом центре небольшой группы.

Нкоси таи и не заметил, в какой миг они прошли мимо одетых в гражданское индийских сыщиков, стоявших возле машины, зато хорошо почувствовал, в какой миг миновала опасность, потому что плотно окружавшее его кольцо неожиданно разомкнулось.

Короче говоря, общая опасность, общий противник и общая цель — перехитрить его сплотили и сблизили их. Но миновала опасность, и их уже ничто не сближало. Женщина слева, которая изо всех сил прижималась к нему, проявляла явное стремление скрыться куда-нибудь. Мужчины, хотя и не так заметно, тоже стали удаляться, так что в конце концов он оказался в центре круга, рядом с этими людьми и в то же время далеко от них. Он понимал, что возникшее отчуждение было инстинктивным, что в тот момент, когда они окружили его и взяли под свою защиту, они действовали сознательно, руководствуясь разумом, и это позволило надеяться на лучшее будущее. И все же их инстинктивное отчуждение огорчило Нкоси, и ему захотелось очутиться далеко-далеко от этой страны.

Но появился Дики Наяккар, и ощущение одиночества прошло. Еще немного — и они поравняются с процессией, он отчетливо слышал сотни голосов, говоривших одновременно, и непривычную для его слуха индийскую музыку. Она казалась ему резкой, диссонирующей и не мелодичной. Дики Наяккар что-то сказал, но из-за шума ничего нельзя было разобрать. Нкоси жестом показал, что не слышит. Дики вроде бы понял. Он усмехнулся, и Нкоси снова отметил про себя, какой Дики симпатичный парень. Женщина по-прежнему оставалась на самом крайнем фланге маленькой группы, но мужчины больше не сторонились Нкоси, и он уже не был изолирован ни физически, пи духовно, хотя подозревал, что тут не обошлось без вмешательства юного Дики Наяккар а.

Поравнявшись с процессией, они пробрались в самую гущу толпы. Теперь они были частью огромной массы темнокожих людей в белых одеяниях, массы, двигавшейся, как это повелось испокон веков, к реке, чтобы уже в который раз утвердить вечную и неизменную потребность поклоняться какой-нибудь облагораживающей дух силе.

Нкоси услышал голос Дики Наяккара:

— Пока все идет нормально. Здесь мы пробудем целый день, а потом двинемся в другом направлении. Только вот что, сэр. Не беспокойтесь, если не будете меня видеть. Рядом свои люди, которые все время начеку и заботятся о вашей безопасности. Ничего плохого с вами не случится. Договорились?

— Договорились, Дики.

Молодой индиец так и засиял, когда Нкоси назвал его по имени.

— Ну, тогда я пошел, сэр. Не волнуйтесь. Перекусим у реки. Жаль только, что выпить нечего. Но это опасно. Здесь не все свои, шпики могут подослать к нам агентов.

— Я и без выпивки обойдусь, — сказал Нкоси.

— Мы с ребятами любим немного выпить, когда бываем здесь, у реки, если, конечно, не предстоит работа, как вот сейчас.

— Ясно, — ответил Нкоси. — А скажите, по какому случаю это шествие?

— Какой-то религиозный праздник, — небрежно бросил Дики.

— Понимаю, но какой именно?

— Их вождь, худощавый маленький старикан, видите, вон он идет во главе процессии, произнесет чертовски длинную речь, сэр. — Внезапно Дики указал вниз, в сторону реки, откуда навстречу им двигалась другая процессия, почти такая же многолюдная. — Так вот, сэр, как только процессии поравняются, мы присоединимся к той, другой. Мы проведем здесь весь день, а когда настанет время расходиться по домам, мы пойдем уже с теми.