— Ты уходишь? — спросил Альтман.

Филд улыбнулся и высвободил свое массивное тело из кресла.

— У меня больше не осталось дел на сегодня. А сверхурочно мне не платят, — объявил он, и затем вышел за дверь.

Альтман остался ещё на несколько часов, снова перебирая данные и карты, искал подобные изменения, как записи о кратерах или похожих местах; записи, что велись на протяжении всего 20-го века. Ничего.

Он уже уходил, когда его телефон зазвонил.

«Могу я поговорить с доктором Альтманом?» — сказал голос.

Он был едва громче шепота.

«Это Альтман» — сказал он.

«Говорят, это вы расспрашивали тут и там о кратере,» — сказал голос.

«Да, это так» — сказал он, — «эта аномал…»

«Не по телефону,» — прошептал голос. — «Вы уже сказали слишком много и без этого. Восемь часов, линия около причала. Вы знаете, где это?»

«Конечно знаю,» — сказал Альтман. — «Кто это?»

Но звонивший уже повесил трубку.

К тому времени, когда Чава вернулся, таща за собой свою мать и нескольких людей из близлежащих трущоб, создание вновь изменилось. Мокрые серые мешки на спине теперь увеличились, становились размером почти с человека, когда они полностью надувались. Его руки и ноги как бы объединились, слились одно в другое. Вид ободранности шеи не изменилось, мясо теперь выглядело, будто бы в нем кишели муравьи.

Воздух вокруг него принял едкое желтое сияние. Его окружало густое облако, и когда они подходили слишком близко, они обнаруживали, что трудно дышать. Один мужчина, мелкий, но достойно выглядящий старый алкаш, прошел среди облака и, после пронзительного кашля, рухнул. Двое других сельчанина подняли его и начали бить по мордасам.

Чава наблюдал, пока пьяница был снова в сознании и нащупал свою бутылку, потом повернул назад снова к существу.

— Что это? — спросил Чава свою маму.

Его мать шепотом советовалась с соседями, наблюдая нечто. Чаве было трудно услышать, что они все говорили, но одно слово он слышал снова и снова: Икстаб. Икстаб. В конце-концов, его мама вернулась к нему.

— Кто это Икстаб? — Чава нервно спросил.

— Пойди приведи старую ведьму. — сказала она ему. — Она знает, что делать.

Ведьма уже направлялась к пляжу, когда он наткнулся на неё. Она двигалась медленно, опираясь на посох. Она была старая и хрупкая, большую часть её волос выпало, и на её лице много морщин. Его мать утверждала, что она была жива тогда, когда испанцы убили майа, тысячу лет назад.

— Она словно потерянная книга, — сказала его мама однажды. — Она знает всё, что все остальные уже забыли.

Она несла сумочку, перекинутый через плечо. Он стал объяснять про существо, но она утихомирила его жестом.

— Я уже знаю, — сказала она. — Я ожидала тебя раньше.

Он взял её руку и помог ей дальше. Другие из трущоб тоже собрались на пляже, некоторые из них шли словно загипнотизированные. Некоторые рыдали; некоторые бежали.

— Кто это Икстаб? — спросил неожиданно Чава.

— А, Икстаб, — сказала ведьма. Она остановилась и повернулась лицом к нему. — Она богиня. Она повешенная женщина. Она висит на дереве, веревка вокруг ее шеи, и ее глаза закрыты, и ее тело начало гнить. Но она все ещё богиня.

— Но она мертва?

— Богиня суицида, — задумалась ведьма. — Она повешенная богиня, богиня конца. Она собирает с собой тех, кто умер сомнительными способами. — Она посмотрела на мальчика пристально. — Она очень суровая хозяйка. — сказала она.

Чава кивнул.

— Скажи мне, — обратилась ведьма к нему, — имелись ли у тебя сны прошлой ночью?

Чава кивнул.

— Расскажи мне свой сон, — сказала ведьма, и затем внимательно слушала, как он рассказывал его сбивчиво, по частям.

Она указала вперед, на людей, бегущих перед ними, толпа людей около странного существа поднятого впереди.

— Эти тоже, — она сказала, — они тоже делятся своими видениями.

— Что это значит? — спросил Чава.

— Что это значит? — Она указала дрожащим пальцем на существо впереди, его серые мешки сейчас почти в два раза больше человека, облако вредного газа растет. — Ты видишь, что это значит.

— Наши сны создали это существо? — спросил удивленный Чава.

Она ему беззубно улыбнулась.

— Ты думаешь, мы так могущественны? — спросила она и начала снова шаркать вперед. — Нет, — сказала она. Мы не способны. Наш сон — это предупреждение.

— Предупреждение?

— Сон говорит нам — здесь что-то не так, — сказала она. — Мы должны узнать что именно.

Какое-то время они шли по песку без разговоров, старуха тяжко дышала. Чава уже слышал шипение существа, громче, чем шелест прибоя.

— У тебя были сны наяву? — спросила ведьма.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, испугавшись.

— А, да. — сказала она. — Слышу по твоему голосу, что были. Ты должен быть осторожным. Ты нашел это первым. Это значит тебе принимать решения. Чиксулуб: ты знаешь, что значит это слово? — Мальчик покачал головой.

— Ты же в этом городе жил всю свою жизнь, — ругала она его. — Ты живешь с этим словом на устах, и не знаешь его значения?

Он помолчал немного, спросил: — Разве это плохо?.

Она пошевелила своими губами, но ничего не ответила. Наверное, на этот вопрос не стоит отвечать.

— Что значит Чиксулуб? — спросил он через минуту.

Она остановилась и концом посоха начертила фигуру на песке. Это были переплетающиеся линии.

Он скрестил свои пальцы и сымитировал это, делая знак защиты, он знал это с детства.

Она кивнула.

— Что это? — он спросил.

Она ничего не сказала. Она широко раскрыла свой беззубый рот, который выглядел через минуту странно, как бесчелюстная пасть существа на пляже.

— Хвост дьявола, — сказала она. — Дьявол просыпается и трясет своим хвостом. Если мы не сможем его снова усыпить, то нам всем конец.

Нет никакой причины идти туда, думал Альтман. Это было глупо, вероятно чья — то шутка. Ты задаёшь слишком много вопросов, и то, что кто — то провернёт это с тобой просто неизбежно.

Последняя вещь, которая нужна была ему — это мысль о шпионаже и заговоре. Он должен был понять это рационально и с научной точки зрения.

Но вместо того, чтобы пойти к месту встречи, он просто пошел домой. Когда он прибыл, Ада была уже там. Она сидела за столом, и спала. Её длинные темные волосы, были заправлены за уши и аккуратно спускались по её плечам. Альтман поцеловал её шею и разбудил её.

Она улыбнулась, и в её тёмных глазах вспыхнул огонёк.

— Ты позже чем обычно, — сказала она. — Ты ведь изменял мне, не так ли? — сьязвила она.

— По крайней мере, я в лучшей форме, — сказал он.

— Я плохо спала прошлой ночью, — сказала она. — Снились кошмары.

— Мне тоже, — сказал он.

Он сел рядом и сделал глубокий вдох.

— Происходит что-то странное, — сказал он.

Он рассказал ей о том, что он и Филд обнаружили, о звонках, которые он сделал, общий смысл, который чувствовал, и что другие, казалось, принимали участие, что кое-что упущено.

— Это забавно, — сказала Ада. — И не правильно. То же самое было со мной сегодня.

— Ты обнаружила гравитационную аномалию?

— Отчасти, — сказала она. — Или по крайней мере антропологический эквивалент. Предания изменились.

— Какие предания?

— Народные сказки, они начинают изменяться, и очень быстро. Этого раньше не было, Майкл. Никогда.

Альтман был неожиданно серьезен.

— Никогда?

— Никогда.

— Проклятье.

— Они продолжают говорить о хвосте дьявола, — сказала она, — своего рода искривленная аспектная вещь. Когда они упоминают это, они скрещивают их пальцы, похожие на это. — Она подняла средний и указательный пальцы, и скрестила их. — Но когда я пытаюсь разговорить их, они затихают. Они никогда не вели себя со мной так прежде. Они больше не доверяют мне. — Она провела по столешнице рукой. — Знаешь, что является самым странным?