Реалистическая оценка прошлого привела Нкруму к признанию того, что колониализм принес в Африку не только разрушение и беды: «Нельзя отбрасывать компоненты колониального наследия (такие как методы промышленного производства и формы организации хозяйственной деятельности), которые могут быть использованы в интересах народа»[327].

Взвешенное, прагматическое отношение к колониальному наследию не отменило надобности «исправить психологию людей, уничтожив «колониальный менталитет»»[328]. Нкрума рассматривал историю как решающий фронт идеологической борьбы, мощное оружие в деколонизации сознания. Он остался непримиримым и жестким оппонентом евроцентризма: «История Африки в интерпретации европейских ученых являла собой нагромождение мифов. Доходило до утверждений, что мы люди без истории. Европейские авторы утверждали, что, пока другие континенты творили историю, определяли ее вектор, Африка стояла неподвижно, охваченная инерцией, и только через контакты с европейцами была вовлечена в мировую историю. История Африки представлялась как продолжение европейской истории»[329].

Концепция о «не историчности» Африки зиждилась на авторитете Гегеля[330]. «Апологеты колониализма» взяли на вооружение воззрения великого философа на прошлое континента: «Трактуя историю Африки как историю распада наших традиционных обществ в результате пришествия и присутствия европейцев, колонизаторы и империалисты использовали свои оценки истории уровня развития африканцев как инструмент идеологии угнетения»[331].

Европейские ученые, утверждал Нкрума, всегда выполняли социальный заказ колонизаторов, подгоняли свои выводы под текущие потребности колониальной эксплуатации: «В давние времена африканские общества и их культуру оценивали уничижительно для оправдания рабства; выходило, что оно было благом для наших предков. Когда рабство и работорговля стали незаконными, знатоки Африки поддались новому ветру перемен. Они стали представлять культуру и общества Африки настолько недоразвитыми и примитивными, что колониализм выглядел как необходимая миссия христианства и носителей цивилизации. Даже когда нас благодаря форме черепа уже не считали недостающим звеном между обезьяной и человеком, те, кому не дано овладеть искусством хорошего правления, материальным и духовным прогрессом, в нас по-прежнему видели олицетворение детства человечества. О нашей культуре говорили, что она примитивна и парализована инертностью, поэтому нам необходимо смириться с бременем внешней опеки. Считалось, что осуществить эту опеку можно, только подчинив нас политически»[332].

Евроцентризм – это открытый вызов африканскому национализму: «Африку нельзя рассматривать просто как пространство, на котором тучнеет Европа. Если история Африки интерпретируется с позиций интересов европейского торгового и промышленного капитала, миссионеров и администраторов, неудивительно, что африканский национализм считается пороком, а неоколониализм – добродетелью»[333].

Система образования в колониальной Африке была призвана воспрепятствовать росту национального духа у африканцев, привить им «идеи и образ мышления, господствовавшие в метрополии». «Нас, – возмущался Нкрума, – обучали с расчетом превратить в жалкие копии англичан, а потом сделать предметом насмешек наши претензии на английскую буржуазную респектабельность, наши грамматические ошибки и неправильное произношение английских слов, выдававшие нас на каждом шагу. Мы были ни рыба ни мясо. Нам не позволяли изучать наше африканское прошлое и говорили, что у нас нет настоящего. Какое же у нас могло быть будущее? Нас учили смотреть на нашу культуру и традиции как на варварские и примитивные. Мы обучались по английским учебникам, которые рассказывали нам об английской истории, английской географии, английском образе жизни, английских обычаях, английских идеях, английском климате. Многие из этих учебников не перерабатывались с 1895 года»[334].

Африканцы, считал Нкрума, должны принять вызов и начать битву за историю, противопоставив евроцентризму свое видение прошлого: «В осуществлении нового африканского ренессанса мы придаем огромное значение представлениям об истории. Нашу историю надо писать как историю нашего общества, а не как повествование о приключениях европейцев. Исследуя африканское общество, его надо рассматривать как общество, чьим преимуществом является целостность, его история должна быть зеркалом данного общества. Историческое значение связей с европейцами, даже наиболее значимых, должно определяться в свете африканского опыта. Иными словами, любое взаимодействие с европейцами надо оценивать через призму его полезности для африканского общества и с точки зрения гармонии и прогресса этого общества»[335].

Нкрума дал точное, чеканное определение тому, что стало называться африканским подходом к истории. Африканцы являются творцами истории континента, главными актерами исторического действа, а деяния европейцев – лишь фоном, на котором оно происходит. По инициативе Нкрумы в Гане началась африканизация исторических исследований, генеральной линией развития национальной историографии стал африканский подход: «…изучение героических аспектов доколониального прошлого и достижений традиционной культуры; исторические знания сознательно использовались для политического воспитания масс»[336].

Кваме Нкрума скончался от рака 27 апреля 1972 г. в возрасте 62 лет. По просьбе ганского правительства его останки были доставлены на родину и захоронены с высшими государственными почестями согласно воле покойного в Нкрофуле.

Интерес к личности и идеям Нкрумы не иссякает. В декабре 1999 г. африканские интернет-пользователи сайта мировых новостей Би-би-си назвали Нкруму «величайшим африканцем XX столетия». В течение 2004 г. журнал «New African» предлагал читателям выбрать «величайшего африканца всех времен». Нкрума занял второе место после Нельсона Манделы, уступив ему всего 12 голосов[337]. Пышное и долгое празднование 100-летия Нкрумы (21 сентября 2009 г.)[338] дало новый импульс дискуссиям о его роли и месте в истории Африки.

Выступая перед ганским парламентом 11 июля 2009 г., президент США Барак Обама заявил, что время харизматичных личностей прошло и призвал развивать институты гражданского общества: «Я полагаю, что сейчас Гана и вся Африка переживает время надежд, как и во времена, когда мой отец достиг совершеннолетия и на континенте стали появляться молодые государства. Пришло время новых надежд. Сейчас мы уже поняли, что не гиганты вроде Кваме Нкрумы и Джомо Кениаты будут определять будущее Африки. Вместо них это будете делать вы – мужчины и женщины, избранные в ганский парламент, и народ, который вы представляете»[339].

Ганская и африканская пресса превозносит Нкруму как выдающегося лидера, не скупится на хвалебные эпитеты: великий сын Ганы и Африки, революционер, гениальный и выдающийся теоретик и практик национально-освободительного движения и панафриканизма, воплощение гордости и достоинства черного человека, титан, гений, великий мыслитель и политик[340].