«Я не могу развеять твои сомнения, — тихо сказала Адриана. — Если ты думаешь, что я твой враг, я не могу тебя в этом разубедить. Я могу лишь заверить, что беспокоюсь о тебе».

«Почему? Потому что я Солнечный Мальчик? Потому что я держу в своих руках жизнь и смерть?»

«Нет».

«Тогда почему?»

«Потому что ты поешь колыбельную луне».

Голос не отвечал.

«Аполлон…»

Прошло, наверное, минут пять, но молчание длилось.

«Мне не надо было пить, — подумала Адриана. — Не нужно было терять контроль над собой. Я сказала что-то не то».

Слезы застили глаза, и она повернулась, чтобы идти к кораблю, и в этот момент что-то сильно ударило ее в грудь, очень сильно.

— Умри, сука! — сказал мужской голос.

Адриана прижала руку к груди и с тупым ужасом почувствовала, как что-то теплое заструилось меж пальцев, ноги у нее подкосились.

Неизвестный рванул ее за волосы так, что голова запрокинулась вверх, и она снова увидела луну.

Джеймс Эдвард Оглторп стоял прямо и твердо, как и старые кипарисы, чьи темные силуэты вырисовывались на усыпанном звездами небе. Он вдыхал горячий ночной воздух маленькими порциями, чтобы шумным дыханием не заглушать голоса, доносящиеся издалека. Его взгляд буравил темень безлунной ночи и, наконец, за деревьями и испанским мхом наткнулся на отблески костра.

— Там, — произнес маркграф одними губами.

— Слышу и вижу, — прошептал в ответ Унока, невысокого роста негр, капитан маронов, входивших в армию Оглторпа.

— Тогда идем, — выдохнул Оглторп, — только тихо как мыши.

— Идем тихо, — передал по цепочке Талли Маккей и кивнул в сторону костра, откуда сейчас донеслись обрывки смеха. — К ним и с барабанным боем приближайся, не услышат.

— С ними демоны, — напомнил ему Оглторп, — маги с черной душой, которые могут в темноте видеть, как совы, и слышать, как кошки.

Его слова заставили всех насторожиться. Они медленно двинулись вперед, вода доходила до пояса и, слава богу, была теплой, но Оглторп знал — здесь полно пиявок и змей. Вода позволяла им идти бесшумно, и он был уверен, что врагу и в голову не придет, что кто-то ночью пройдет пол-лиги по затопленным рисовым полям.

Джеймс Оглторп был стреляным волком. Под его командованием бывшие земледельцы, сейчас облаченные в красные камзолы, усвоили немало горьких уроков войны в Новом Свете. А эти рисовые поля были его собственными — и он знал их как свои пять пальцев.

И он хотел вернуть их себе, а вместе с ними и свою страну. Отблески костра вновь исчезли за стеной деревьев и испанского мха, но он знал, место, где горел костер, — за излучиной Меггер-Крик, на намывной косе, которую из-за ее формы он называл Италией.

Оглторпа мучил вопрос: сколько врагов собрал вокруг себя костер? Его отряд состоял из шести человек. Основные силы остались за Алтамахой с капитаном Парментером. А их было всего шестеро, но отличных воинов для ночной вылазки: черный как смоль Унока, много лет, воевавший на диких просторах Африки, а затем Америки; трое индейцев — двое из племени ямакро и один из ючи, в родных с детства землях они могли оставаться невидимыми и днем и ночью; Маккей, солдат регулярной армии маркграфства, родился в дупле дерева во время войны королевы Анны,[56] проворный, как заяц; и, наконец, он сам. Хотя Оглторп и имел счастье родиться в Англии, за последние двенадцать лет пребывания в Америке он приобрел колоссальный опыт.

Они двигались тише крокодила, обогнули излучину и увидели своих врагов.

Десять человек пировали вокруг костра: шестеро бледнолицых англичан, в коротких, до колен, штанах, и четверо индейцев, судя по волосам, из племени весто. Глиняная бутылка с ромом или бренди весело ходила по кругу. С ними были три женщины, по виду все индианки, в крайнем случае, метиски. Их лица выражали то ужас, то ярость. Все три женщины были молодые и чрезвычайно привлекательные, и для чего они тут присутствовали, не вызывало сомнения.

— Глотни, красотка, — выкрикнул англичанин и протянул бутылку одной из девушек, премиленькой, в клетчатом платье, — и тебе сразу станет весело!

И тут Оглторп узнал девушку — Дженни Масгроув, дочь индейца, промышлявшего торговлей. В последний раз, когда Оглторп ее видел, она торговала в его собственном магазинчике и брала уроки у его камердинера. Оглторп сдвинул брови: родители девушки доверили ему свою дочь — и что же?.. Она стала игрушкой для солдат оккупационной армии.

В компании, веселившейся у костра, один человек был совершенно трезв, он даже не притрагивался к бутылке. Оглторп сразу же усомнился в его человеческой природе. Этот субъект был в темно-зеленом камзоле, черном жилете, черных сапогах для верховой езды, на голове треуголка. Палаш был прислонен к дереву так, что его можно было схватить в любой момент. В свете костра его глаза пылали красным огнем, как у волка. Выглядел он уставшим.

— Вот он, — едва выдохнул Оглторп. — Одет как московит. Но какие у него глаза! Исчадие ада.

— Я его беру на себя, — проворчал Унока.

Лук, который он всю дорогу нес над головой, чуть скрипнул, стрела заняла положенное место. Индейцы приготовили дротики.

— Подойдем чуть ближе.

Сейчас вода достигала коленей — достаточно глубоко, чтобы помешать положительному исходу дела.

Глаза русского вспыхнули и остановились на Оглторпе, и он тут же вскочил как ужаленный.

— Убийца! В воде! — Колдун выкрикнул слова по-английски с очень сильным акцентом.

И в эту же секунду стрела впилась ему в горло, его пьяные компаньоны не сразу сообразили, что произошло. А когда сообразили, страшно ругаясь, кинулись к своим ружьям. Получив каждый по стреле, двое упали лицом вниз до того, как Оглторп ступил на песчаный берег, но третий встретил его выстрелом, нацеленным прямо Оглторпу в грудь. Он увидел искру, выбитую кремнем, но вспышки пороха не последовало, ружье оказалось без запала. Палашом Оглторп разрубил противника, чуть ли не пополам, тот даже охнуть не успел, изо рта фонтаном ударила кровь, забрызгав рубаху Оглторпа. Ночную тишину взорвали крики боя.

Оглторп скорее почувствовал, нежели услышал, шорох за спиной и отпрыгнул в сторону, палаш оголил ствол стоявшего рядом с ним кипариса. Он повернул голову и увидел русского, из горла которого все так же торчала стрела, а рот кривился в усмешке. За плечами колдуна колыхались во мраке ночи два огненных глаза.

— Господи помилуй, — пробормотал Оглторп.

Палаш колдуна взметнулся с нечеловеческой быстротой, Оглторп едва успел отпрянуть назад, разрубленный палашом воздух взметнул прядь волос на его голове. Оглторп вжался спиной в ствол дерева и поднял палаш, чтобы защищаться.

Две новые стрелы впились в слугу ада, заставив его крутануться на месте. Оглторп воспользовался моментом и рубанул палашом по сгибу руки колдуна. Отсеченная рука повисла на уцелевших жилах, палаш упал на землю.

Колдун развернулся и пустился бежать со скоростью испуганного оленя.

— Будь ты проклят! — заорал ему вслед Оглторп. Быстрым взглядом он оценил обстановку: пальба стихла, противник частично убит, частично взят в плен. Поднятый шум был не столь громким, чтобы разбудить в стоявшем поодаль доме основные силы противника. Но сбежавший колдун может их предупредить. «Не успеет», — подумал Оглторп и бросился в темень ночи вдогонку за колдуном.

Погоня оказалась непростой. Мрак поглотил пылающих спутников колдуна, и Оглторп бежал на треск ломаемых веток и раздираемых кустов. Какой нечеловеческой силой должно было обладать это существо, чтобы с такой раной так быстро бежать по лесу! Оглторп старался не отставать, он знал, что скоро лес закончится, за ними будут старые поля и дом плантатора, и там, на открытом пространстве, он должен настичь злодея.

Тяжело дыша, Оглторп выскочил из лесу. Серп луны всплыл над горизонтом и залил окрестности бледным светом. Стал, виден дом и огни в окнах. Но колдуна нигде не было видно. Залег в траве, как раненая пантера? Разгоряченный погоней Оглторп шел прямо, никуда не сворачивая.