Красные Мокасины показал на отпечатки лошадиных копыт:

– Пойдем по этому следу. Возможно, кого-то захватили в плен. Кроме того, я хочу посмотреть на железных людей.

– Похоже, след уходит на запад.

– На северо-запад.

Таг вздохнул и пожал плечами:

– Ну что, пошли тогда? Я всегда хотел полюбоваться Тихим океаном с другого берега.

– О боже милостивый! – воскликнул Франклин, когда показалось здание Законодательного собрания.

Оно всегда выглядело вызывающе безвкусно. Построенное Эдвардом Тичем, более известным как Черная Борода, в годы его правления в Чарльз-Тауне, здание являлось образцом кошмара в стиле рококо, все в позолоченных кружевных арабесках и пастельных тонов фресках, живописующих благородные деяния Черной Бороды. Было очень много разговоров по поводу этих фресок. Но после героической гибели Черной Бороды его легендарная слава еще больше упрочилась, и в течение последних десяти лет образ пирата в умах людей значительно трансформировался, приобрел статус некоего добропорядочного монарха, который спас город от царившего в нем хаоса.

– Черная Борода, увидев это, очень возгордился бы, – пробормотал Франклин.

И это был комплимент. Бросающийся в глаза – как и должно быть – центральный орган правления Южной Каролины сегодня своей пестротой в хорошем смысле привлекал к себе внимание. Флаги с гербом Стюартов развевались повсюду, где их только можно было приткнуть, маленькие флажки, вымпелы и ленты дополняли праздничное убранство. Стража в бархатных камзолах с золотым позументом, вооруженная алебардами, вызывавшими смех своей совершенной бесполезностью, охраняла здание от натиска толпы.

И сама толпа! Широкий поток с песнями, бравыми криками, барабанным боем и звоном колокольчиков перетекал с площади Тича на Нью-Маркет и старый церковный двор. Повсюду резвились дети, одетые в красное и белое – цвета Стюартов. Женщины щеголяли в новых платьях с открытыми плечами, которые лет десять назад вышли из моды. Стража выстроила их в два ряда по обеим сторонам Брод-стрит, ведущей к докам на Купер-Ривер.

– Нечто невероятное, – произнес Франклин, удивленно оглядываясь по сторонам. – Они что, забыли, как сами когда-то изгнали этого короля? Они что, не помнят, как десять лет назад они ненавидели его за то, что он католик?

– И сдается мне, помнить этакую мелочь ты почитал за величайшую глупость, – заметил ему Роберт.

– Да, я так считал. Они дали все права идиоту, который ненавидел Англию и ни слова не говорил по-английски, и все ради того, чтобы на троне был протестант. Если уж вы хотите, чтобы у вас был английский король, то пусть он хотя бы будет англичанином и любит свою страну.

– Так против чего ты выступаешь?

– Ни против чего! – возбужденно огрызнулся Франклин. – Я просто удивляюсь человеческой непоследовательности, только и всего.

Вольтер положил руку Бену на плечо:

– Господин Франклин только что горячо убеждал меня, что народ его страны больше не нуждается в короле.

– Он действительно в нем не нуждается, – продолжал настаивать на своем Франклин.

– Но народ, похоже, придерживается противоположного мнения.

– Да, именно так, – согласился с ним Франклин. – По крайней мере, часть из них. А что думают пуритане, квакеры, анабаптисты, французские и голландские протестанты? Не говоря уже о неграх…

– Если глаза меня не обманывают, – сказал Роберт, – то они все здесь, в толпе. Я думаю, большинство людей, независимо от того, католики они или нет, убеждены, что лучше жить в стране, где есть король, нежели в той, где его нет.

– Ты негров упомянул, – сказал Вольтер. – Судя по цвету толпы, они, похоже, составляют большую часть населения в городе. Но ведь они же рабы. А ты говоришь о них так, будто им разрешено иметь свое мнение.

– Все немного не так, – сказал Франклин. – Когда городом правил Черная Борода, он освободил рабов с целью подорвать власть крупных плантаторов и землевладельцев, которым не нравилось его правление, более того, он их вооружил и сформировал из них отряды сторожей общественного порядка. И после его гибели они продолжают оставаться свободными, но правом голоса обладают очень немногие, равно как и частной собственностью. Лет пять назад они пробовали поднять восстание и добились права на одного представителя в Собрании.

– Браво! – воскликнул Вольтер.

– Разделяю с тобой твою радость. А ты обратил внимание, что здесь, на площади, они не особенно выражают свой восторг. Они помнят, что в период английского правления они были рабами, и знают, что при короле многие пожелают снова их сделать таковыми.

– А вот мой дядя, – прервал их разговор Роберт, показывая в сторону приближавшегося человека. – Приветствую вас, губернатор.

– Добрый день, джентльмены, – сказал подошедший человек. – Довольно яркое зрелище, а?

– Вы знали об этом событии, губернатор Нейрн?

– Ни в коей мере, – признался Нейрн, снял шляпу и вытер лоб. Ему было за сорок, волосы не напудрены, естественного русого цвета. – И очень жаль, а то бы я знал, чего ожидать.

– Но это претендент!

– Мистер Франклин, я бы поостерегся в наши дни употреблять такие слова.

Франклин пожал плечами.

– Одного слова для осведомленного достаточно, – сказал он.

– Кому-то и одного слова достаточно, а я бы, дядя, хотел несколько услышать, – саркастически заметил Роберт.

Губернатор, улыбаясь, повернулся к Вольтеру:

– Боюсь, не имею чести знать вас, сэр.

– Вольтер, к вашим услугам.

– Мой старый друг, – пояснил Франклин. – Он прибыл вместе с пре… со Стюартом.

– Ого! Возможно, в таком случае вы прольете больше света на происходящие события?

– Мне ничего, в общем-то, не известно, – признался Вольтер. – Я сел на голландский корабль, который направлялся в Ирландию, а там он мистическим образом вдруг стал английским. Там мы и взяли на борт нашего титулованного пассажира. На борту очень беспокоились, чтобы не было шпионов, и я чувствовал, что лишние вопросы могут дорого обойтись моему драгоценному здоровью, так что я вынужден был сдерживать свое любопытство.

– А сколько кораблей было – всего один?

– Это довольно-таки странное дело. Я слышал разговоры о других кораблях, они даже упоминали какой-то "флот", но, кроме наших, больше никаких парусов я не видел.

– Хм… – Франклин нахмурился. – Голландия все еще находится под пятой русского царя?

– Ты это так называешь? Да, там мало что делается без особого указа из Санкт-Петербурга. Ты тут что-то заподозрил? – спросил Роберт.

– Пока ничего, но тебе, Роберт, наверное, придется найти кого-нибудь из Тайного союза. Возьмите устройство, которое мы сделали для выявления эфирных кораблей, и наденьте эгиды на всякий случай.

– Ты думаешь, король прибыл сюда со свитой? – спросил Роберт.

– Я не удивлюсь.

– Не похоже, чтобы он в них нуждался, – заметил старший Нейрн.

– Но ведь он мог и не знать об этом. Если он располагает хоть какими-то сведениями, то должен знать, что колонии питают пристрастие к либеральной политике, и по большому счету мы все здесь его противники. Вероятно, он готов к более чем прохладному приему.

– Я позабочусь об этом, – сказал Роберт. – Если ты видел одного короля, то можно сказать, что ты видел всех. А на мою долю их выпало сверх моего желания.

– Ну а нам, мистер Франклин, повезло в меньшей степени, – сказал губернатор. – Меня попросили созвать Собрание, с тем чтобы все его члены выстроились на ступеньках и приветствовали его величество.

– Уверен, нам не стоит так его называть, – запротестовал Франклин. – На этот счет не было голосования.

– Но так безопаснее. Если потом проголосуют за то, чтобы называть короля "его величество", ни у кого не будет повода упрекнуть нас в неучтивости.

– Верно, – согласился Франклин и обратился к Вольтеру: – Ты, конечно же, остановишься в моем доме?