— Мы желаем вам долгого и славного царствования и не хотим ничего, кроме упрочения тех добрых отношений, которые установились между Зинорой и Лабровендой во время правления вашего отца. Два Трона, так же как монархи Энджи и Вара, с удовольствием примут вас в члены Совета Согласия Полуострова, если вы того пожелаете.

Восемнадцатилетний Вондримель был высок. Его водянистые блекло-голубые глаза бегали из стороны в сторону, словно он ждал, что вот-вот подойдет кто-то более значительный. У него была неприятная привычка беспрестанно проводить по тонким губам кончиком языка. Анигель с Антаром невзлюбили его с первого взгляда. Шесть дней назад он приветствовал их очень прохладно и был весьма разочарован преподнесенными ему скромными дарами. На коронационный бал он с ног до головы вырядился в мягкую белую кожу с золотыми вставками, корона тоже была золотой, с бесчисленными жемчугами всех цветов и оттенков. Жемчуга украшали и перевязь, и ножны меча, и скипетр. На свисающей с шеи цепочке красовалась редчайшая розовая жемчужина величиной с яйцо грисса.

— Спасибо за добрые слова.— В тоне Вондримеля звучала нескрываемая ирония.— Хотя мой царственный отец, светлая ему память, отказался вступить с вами в союз по причинам, которые казались ему очень весомыми, я тщательно взвешу ваше предложение и рассмотрю его с тем уважением, с каким отношусь ко всем предложениям других народов доброй воли.

Продолжая улыбаться, Анигель с Антаром поклонились и отошли в сторону, к небольшой нише, где правителям предлагали яства и напитки. Их место занял вождь варваров Деномбо, который именовал себя императором Саборнии; он обратился к юному королю с торжественной речью. Музыка была довольно громкой, так что зрители, находившиеся более чем в трех элсах от короля и его царственных гостей, не могли слышать обмена любезностями.

— Вондримель не очень-то стремится к вступлению в Совет Согласия,— прошептала Анигель мужу,— Боюсь, принц Уидд и король Фьомадек правы, предполагая, что его намерения весьма опасны.

Лицо Антара было мрачнее тучи.

— Если враждебно настроенные аборигены Виндлорских островов станут упорствовать в своем нежелании торговать с Зинорой, будущее этой страны оставляет желать лучшего. Тогда Вар явится для нее и большим соблазном, и утешением.

— Неужели Вондримель настолько глуп, что бросит вызов всему Полуострову и вторгнется в Вар?

— Конечно, только не сам по себе. У него не хватит кораблей, а добраться до Вара по суше невозможно. Но если Рэктам будет с ним заодно...

— Тогда нам, членам Совета Согласия, придется сражаться на стороне нашего союзника.— Пальцы Анигели вцепились в руку мужа.— Ох, Антар! Мы так долго наслаждались миром... Боюсь, люди Рувенды не очень-то расположены воевать на стороне богатого Вара.

— А если мы пошлем верных рыцарей Лаборнока и воинов на юг, то наши северные границы станут открытой дверью, и защищать нас от вполне вероятного вторжения Рэктама будут только лорд Осоркон и подобные ему личности, в чьей преданности я очень сомневаюсь. Сухопутные силы королевы Ганондри несравнимы с ее морской армадой, но ведь никто не знает, какую армию, какое волшебное вооружение может предоставить в ее распоряжение Хозяин Тузамена.

— Милый, как только вернемся в Дероргуилу, нужно срочно что-то решить с лордом Осорконом и его двусмысленной позицией,— сказала Анигель.— Мы должны отложить традиционный сезонный отъезд в Рувенду, пока не уладим все дела в Лаборноке.

Они дошли до ниши, где их ждал отдых, но вместо того, чтобы отведать изысканных кушаний и напитков, подошли к правителям Энджи и Вара, которые, нисколько не смущаясь, игнорировали продолжающуюся церемонию и перешептывались.

Вульгарный саборнианский император закончил свои поздравления и отошел в сторону. Рыжебородое лицо его излучало самодовольство. Вондримель по-прежнему облизывал губы, как заводная игрушка. Теперь перед ним стояла полная женщина средних лет с доброй улыбкой на устах, и ему, казалось, хотелось спрятаться поглубже в свою роскошную белую кожу. Дело в том, что у королевы Джири из благоденствующего западного королевства

Галанар было шестеро незамужних дочерей вдобавок к тем трем, которых она уже выдала за правителей Имлита и Окамиса.

— Вот и его очередь пришла,— злорадно прошептал Вечный принц Уидд.

Король и королева Вара поддержали его и начали отпускать язвительные замечания, гадая, долго ли Вондримель останется холостяком, сможет ли противостоять матримониальным атакам Джири. Королева Галанара битый час беседовала с юным королем, а когда наконец, запечатлев материнский поцелуй на его щеке, удалилась, он промокнул щеку шелковым платочком и вытер вспотевшие царственные ладони.

Потом к нему приблизились двое строго одетых дуумвиров Имлитской Республики и президент Окамиса — со своими пышными галанарскими женами. Их речи были предельно краткими. За ними шествовали королева-регентша Рэктама и ее внук король Ледавардис; зинорское торжество было его первым выходом в свет, раньше он всегда сказывался «нездоровым».

— Да, милая, он и в самом деле не очень здоровый юноша,— прошептала, обращаясь к Анигели, королева Джири.— Я никак не могла решить, оказывать ли честь Рэктаму предложением о помолвке, ведь они все-таки пираты! А теперь, когда я воочию увидела этого гномоподобного царька, я просто благословляю себя за нерешительность.

Ледавардис выглядел полным ничтожеством, особенно сейчас, стоя по правую руку от своей величественной бабушки, одетой в малиновый, расшитый золотом и усыпанный бриллиантами и рубинами бархат, в короне, гораздо более массивной, чем корона Рувенды. Для своих шестнадцати лет король Рэктама был довольно плотен, но очень низок ростом, к тому же непропорционально широкоплеч и горбат. Его голова с простеньким золотым обручем вместо короны была слишком велика для тощей шеи, а черты лица, исключая маленькие грустные карие глазки, были крупны и безобразны и так грубо вылеплены, что он напоминал какое-то ночное насекомое. Ледавардис с ног до головы был затянут в расшитый золотой нитью черный шелк, который только подчеркивал его уродство. Пока королева Ганондри и Вондримель обменивались любезностями, он не проронил ни слова. Один из молодых королей попытался вывести его из спячки, но тот пробормотал что-то неразборчивое, сделал вялый приветственный жест и удивительно проворно засеменил к нише. Раздосадованная Ганондри была вынуждена прервать свою речь и последовать за ним.

Она вплыла в комнату отдыха с высоко поднятой головой, не обращая внимания на других королевских особ, которые поспешно расступились, давая ей дорогу, направилась прямо к хрустальным чашам с вином и налила полный кубок. Неуклюжий саборнианский император, единственный, кто уже основательно подкрепился, так и застыл с набитым жареной дичью ртом, уставясь на надменное лицо Ганондри. Потом, словно потеряв аппетит, присоединился к тем, кто наблюдал за Хозяином Тузамена.

Время Портолануса настало. Алмазы, венчавшие его высокий шутовской колпак, сверкали в свете свечей, пока он шел с подчеркнутой медлительностью, пританцовывая и прихрамывая, продолжая раздавать направо и налево клоунские салюты и корча гримасы зрителям. Теперь они хихикали в открытую, явно радуясь тому, что скучное первое действие представления окончено и на сцене наконец-то появился гвоздь программы.

Король Вондримель сначала нахмурился, потом поспешно изменил выражение лица, снова и снова облизывая губы, словно боялся, что они могут потрескаться, и начал неуверенно улыбаться, глядя на приближающееся к нему странное существо.

Он даже поднял обе руки в жесте сердечного приветствия — такой чести до этого удостоились только Ганондри с Ледавардисом.

Вдруг Портоланус взметнул вверх правую руку. Как по волшебству, на середине фразы оборвалась музыка. Толпа ахнула и затаила дыхание.

В руке колдуна был зажат золотой жезл с граненым кристаллом на конце, все грани которого излучали свет. Не переставая ухмыляться, колдун сделал выпад в сторону короля: жезл сверкнул, как рапира. Вондримель испуганно отшатнулся.