Они мчались вверх по каким-то упрятанным в стенах башни лестницам, скрытым переходам, пыльным, узким... Продирались сквозь вековые паутины лигнитов — Узун на ходу уверял ее, что нога человека не ступала по этим коридорам с той поры, как первые рувендиане много веков назад появились здесь. Наконец они добрались до подножия нескончаемой каменной винтовой лестницы, уводящей к самому верху башни, которую, как пояснил музыкант, надстроили уже предки принцессы. Откуда-то снизу до беглецов донеслись выкрики. Неужели враги уже проникли в тайный ход?

Харамис и Узун одолели несколько этажей и неожиданно попали в королевскую библиотеку, где принцесса провела столько приятных и полезных часов. В нескольких залах, уместившихся в теле башни, было пусто, однако Харамис с негодованием заметила, что новые хозяева успели побывать здесь. Бесценные тома, древние рукописи кое-где были сброшены с полок и валялись на полу. Хотя, в общем-то, большой погром пока обошел хранилище книг стороной.

«Несомненно, Орогастус отдаст приказ сохранить все это богатство,— на бегу подумала принцесса.— Я бы на его месте так и поступила».

Странно, но в ту минуту она невольно с уважением подумала о ненавистном маге. Ведь этот человек сумел приручить молнию! Он оказался достаточно прозорливым, чтобы определить безопасный путь через Гиблые Топи. Ясновидящий? Тогда как он овладел этим даром? Если бы не Орогастус, лаборнокцы никогда бы не смогли покорить Рувенду. Харамис с детства испытывала преклонение перед знающими людьми, пусть даже их могущество в конце концов обернулось против нее и ее родины. Орогастус был ей интересен, и, спасаясь от преследователей, в сущности, от слуг этого кудесника, она тем не менее постоянно думала о нем.

Что это за человек? Да и человек ли он вообще?

Харамис и Узун добрались до пятнадцатого яруса. Кованые стальные двери во внутренние помещения были распахнуты. Здесь хранились сокровища короны. Принцесса вздрогнула, услышав долетевший оттуда шум — неужели здесь их ждет засада? Однако на лестнице было пусто: видно, охрану поставили внутри сокровищницы. Они без помех пробежали мимо распахнутых дверей, поднялись выше, проследовали мимо опустошенных комнат где короли Рувенды держали коллекции обработанных и необработанных камней, а также запас только что отчеканенных монет. Еще выше, на семнадцатом ярусе, располагалось хорошо защищенное помещение, где изготовляли ювелирные изделия.

До крыши оставалось два яруса — сначала обширная караульная, а выше что-то вроде комнаты отдыха для стражи и мастеров-ювелиров.

Здесь Узун сделал короткую передышку. Он отер взмокший от пота лоб, перевел дыхание. Харамис последовала его примеру.

Друзьями Харамис и Узун стали с раннего детства принцессы. В ту пору придворный музыкант был уже в годах... Девочке было интересно с ним, она до конца доверяла ему, несмотря на то что он был не совсем человеком. Ниссомы — впрочем, как и все местные аборигены — по внешнему виду очень напоминали людей, однако кровь у них была куда темнее. Но главное, их тело лишь отчасти походило на человеческое, и сердце у них билось в правой половине груди. Все оддлинги уверяли, что обладают способностью общаться между собой мысленно. Кроме того, болотные жители утверждали, что небесные силы наградили их даром предвидеть будущее. Большинство людей-рувендиан не признавали за ними подобных достоинств: как же, подчиненное сословие, дикие, необразованные варвары — и ясновидение! Да вдобавок телепатия! Не может этого быть! Не убеждали людей и редкие, но неопровержимые примеры чудесных способностей. Мало ли какая случайность!.. Когда не хочешь поверить в очевидное, всегда можно найти множество отговорок. В детстве, например, Харамис верила, что ниссомы являются чем-то вроде домашних животных. Все они были в полной власти короля, однако отец был добрым и понимал, что маленький народ свободен от рождения, обладает душой и языком и с ним нужно вести себя, как с обычными людьми...

Отдохнув, беглецы продолжили восхождение. Достигнув последнего витка лестницы, Узун подал знак рукой, чтобы Харамис задержалась: он хотел проверить, что там впереди. Девушка встревожилась. Что же будет, когда они достигнут верхней смотровой площадки? Выше-то ничего нет, разве лишь зубчатый парапет, огораживающий площадку...

Где там можно укрыться? Харамис зябко передернула плечами — ей стало холодно. Ветер посвистывал в узких бойницах и задувал огоньки в настенных лампадках.

Принцесса очень испугалась, когда вынырнувший из-за колонны Узун бесшумно поманил ее, прижав к губам длинный палец. В глазах его, огромных, желтых, застыла тревога. Когда принцесса приблизилась, он шепнул ей на ухо:

— В караульном помещении только один стражник. Но, вне всякого сомнения, другие в любую минуту могут подняться снизу.

— Я так и знала,— так же тихо ответила принцесса.— Мы попали в ловушку, вражеские солдаты и сверху, и снизу. План твоей разлюбезной Белой Дамы полностью провалился.

— Тише, тише,— взмолился оддлинг.— Кажется, я нашел выход, только, ради Бога, собери в кулак всю свою волю. Можешь ли ты подвязать повыше свое платье?

Она кивнула, отпустила подол, который придерживала, когда поднималась по ступенькам, положила на пол завернутую в плащ корону. Затем подтянула наверх юбку, пока край подола не достиг колен, спрятала в образовавшуюся складку королевскую корону и затянула пояс. Концы плаща пропустила под мышками и завязала на груди.

— Так сойдет?

Оддлинг кивнул, потом сказал:

— Слушай внимательно. На смотровую площадку ведет приставная лестница. Расположена она в нескольких шагах от последней ступеньки. Столько же примерно и до двери в караулку. Часовой ранен в ногу, поэтому быстро двигаться он не сможет, однако меч у него в полном порядке. Он, вероятно, очень устал. После боя, грабежей... Они все налакались вина, как дьяволы, так что хватка у него уже не та.

— И после насилий над женщинами в крепости,— добавила Харамис.— Теперь и меня ожидает та же участь. А потом они перережут мне горло, тело выбросят в помойную яму...

Узун укоризненно глянул на нее:

— Принцесса, они приблизятся к тебе только через мой труп. Доверься Белой Даме и выслушай мой план. Я тебя очень прошу — сосредоточься...

Харамис нервно теребила в пальцах священный амулет, представлявший собой овальный, тщательно отполированный кусочек янтаря, внутри которого мерцал распустившийся бутон маленького Черного Триллиума.

«Я не сомневаюсь в твоей преданности,— подумала она,— но фраза “через мой труп” звучит несколько легкомысленно. Вряд ли ты окажешься серьезной преградой для этих извергов...»

Не желая расстраивать друга, она изобразила на лице полную сосредоточенность и сказала:

— Я слушаю.

— Я притворюсь сумасшедшим и влечу в комнату, где находится часовой. Будто совсем свихнулся и ничего не соображаю... Начну кривляться, чудить...

— Если ты напуган так же, как я, то сыграть эту роль тебе не составит труда.

— Значит, начну дурачиться, бормотать какую-нибудь бессмыслицу, выкатывать глаза. Ну, ты знаешь...

Она действительно была знакома с этим удивительным фокусом, проделывать который могли оддлинги. В пору детства взрослые ниссомы и даже сам Узун не раз развлекали ее подобной шуткой. Глаза у этих полулюдей обладали способностью выпрыгивать из глазниц и втягиваться обратно, при этом лица оддлингов приобретали просто уморительное выражение. Однако подобное упражнение считалось неприличным, и взрослые оддлинги старались не демонстрировать его. Каково теперь благородному, утонченному Узуну пользоваться балаганными приемами!

— Тем временем,— продолжил придворный музыкант,— тебе следует быстро взобраться по приставной лестнице наверх и открыть верхний люк. Я тут же последую за тобой, вдвоем мы вытащим наверх лестницу и захлопнем крышку.

— А затем? Даже если солдаты не смогут сразу добраться до нас, если допустить, что их ужасный колдун не сможет применить свои молнии, что мы будем там делать? Долгой осады нам не выдержать... Конечно, можно принять героическую смерть от голода и жажды, но какая от этого будет польза Рувенде?