— Многогнездный, — гордо сказал Минаев. — Правда, пока еще плоховато работает: то состав не перемешивается в цилиндре, то пузырьки на моделях получаются, то вода протекает. Но ничего, наладим.

— А пресс-формы есть для него?

— Пока только две, для испытаний. Но конструкторы работают.

Николай Романович внимательно разглядывал машину. Почти весь процесс получения моделей здесь был механизирован: в цилиндре автоматически получался состав нужной густоты и температуры, пресс-формы охлаждались водой, и модели быстро застывали. А разбирал пресс-формы сжатый воздух. Один нажим рукоятки давал до десятка моделей.

— Растем, — не удержался Минаев, похвастался. — Цех просто неузнаваемым стал.

— Цех хороший, — сдержанно согласился Николай Романович.

— А помните, Николай Романович, — мягко упрекнул Минаев, — вы не хотели строить.

— Я и сейчас продолжаю настаивать, что такой мощный цех заводу не нужен, — неожиданно ответил бывший директор.

— Как не нужен? — растерялся Минаев.

— А так… Вера Сергеевна, — окликнул гость, — на минуточку!

Вера подошла не спеша, не изменив своей обычной медлительности.

— Если этот пресс будет работать на полную мощность, без заминок, скажите, за сколько времени можно выполнить вашу программу?

— За две недели, — подумав, объявила Вера.

Николай Романович посмотрел на Минаева проницательными, немного усталыми глазами.

— А если два таких пресса установим?

— Можно и другие детали изготовлять точным литьем, — неуверенно проговорил Минаев.

— Хорошо, переведем и их. А потом? Ведь не все же на свете можно отлить в твоем цехе!

— Потом установится стабильная программа, — не понимая, к чему клонит Николай Романович, сказал Минаев.

— Стабильная! Застойная, ты хочешь сказать. Но люди не согласятся на застой. Возьмут и выполнят программу за две недели. А потом что? Зубы на полку?

Минаев молчал. Что он мог сказать? Признаться, что не заглядывал так далеко и не предвидел, что так обернется дело?

— Мощность цеха превышает потребности завода. И намного. Если мы вовремя не позаботимся о его загрузке, — цех обречен на простой. Но загрузить его можно и нужно.

— Заказы других заводов? — догадался, наконец, Минаев.

— Вот именно.

На обратном пути Николай Романович и Минаев завернули на литейный участок. Литейщики только что кончили разливку, собирались загружать печь для новой плавки. Николай Романович поздоровался с рабочими и спросил неопределенно:

— Ну, как?

— Трудимся, — сказал Вадим.

— Хорошо трудимся, — с лукавинкой поглядев на начальство, добавил Сашка.

— А можете еще лучше? Больше заливать можете?

— Хоть завтра, — первым отозвался Сашка. — Только ходу не дают.

Минаев осуждающе покачал головой: ни к чему бы главному инженеру управления знать их внутренние, семейные, так сказать, разногласия. Но Николай Романович уже уцепился: как так?

— Расскажи ты, бригадир, — предложил Сашка.

Вадим рассказал. Давно у литейщиков сложилась традиция: если до конца смены не хватает времени, чтобы расплавить и разлить металл, то плавку не начинают. Из-за этого на стыке смен пропадает по полчаса, даже по часу. И вот бригада Вадима предложила передавать смену на ходу.

— А если брак? — перебил Минаев.

— Вот, в это все упирается. Если брак — на кого списывать? Говорят: безответственность получается. А я так… Вернее, мы, наша бригада, так судит: тут не снижение, а повышение ответственности получается. Если я один отвечаю за плавку, так только свою бригаду могу подвести. А здесь — и сменщика тоже.

— Хорошая мысль, — одобрил главный инженер. — Надо, Иван Васильевич, решить.

— А брак, если уж случится и не найдут виновных, пусть раскладывают на две смены, — подсказал Вадим.

— Тут еще вопрос об оплате незаконченной работы, — заметил Минаев.

— Можно подумать, — веско проговорил Николай Романович.

Когда начальство удалилось, Сашка весело подмигнул Вадиму:

— Все, считай, дело в шляпе. Теперь наше предложение, как по маслу.

Подошел Петр Антонович, ему передали разговор.

— Самим надо было решить, — неодобрительно проговорил старый мастер.

— Мы уж пробовали сами, — задиристо возразил Сашка.

— Ладно, давай загружать печь, — прервал спор Вадим.

Незаметно, по крупицам, день за днем приходят к человеку знания и навыки, и из этих крупиц постепенно возникает то большое и необходимое каждому, что мы называем одним коротким словом — опыт.

Загружая печь, Вадим почти всегда безошибочно выбирал из кучи лома металл нужной марки. По степени подвижности, по едва заметным оттенкам огневой поверхности, по цвету легкого дыма, поднимавшегося над ванной, он научился определять температуру металла, его готовность. И во всем этом очень помог Вадиму его заботливый и многоопытный учитель. Все, что знал сам, Петр Антонович охотно и терпеливо передавал молодому бригадиру, всячески поощряя его любознательность.

Работу на механизированном участке и сравнить нельзя было с прежней, и все же труд литейщиков оставался нелегким. Сил уходило меньше, но по-прежнему приходилось иметь дело с раскаленными опоками и расплавленным металлом. Жар по-прежнему оставался спутником литейщиков, и лица их приобрели вечную несмываемую смуглость — загар поустойчивее южного.

К концу смены Вадим почувствовал знакомую усталость, но душ освежил его. Занятий в школе сегодня не было, и он пообещал Сашке, что пойдет с ним на стройку. Пообедав в столовой, оба отправились туда.

Строители недавно закончили кладку второго этажа и теперь укладывали стропила. Сашка водил Вадима по всему дому, показывал, кто в какой комнате будет жить, объяснял, где кухня, где ванная, и все время самозабвенно хвастал:

— Я настоящим каменщиком стал. Прораб говорит, будто десять лет дома строю. Посоветовал мне вообще в строительную бригаду переходить, да разве я свой цех брошу? Никогда! Сейчас на штукатура приходится переквалифицироваться. Ничего, я и это живо освою. Достроим!

— К новому году?

— Думаем так. С материалами, понимаешь, задержка. Две недели стояли из-за того, что балок не было на перекрытия. Теперь, говорят, сухой штукатурки нет, опять придется ждать. А если бы все нормально, — к седьмому ноября кончили бы. Эх, зря ты тоже не включился.

— Ну, зачем мне одному?

— Ты сиротой не прикидывайся, — возразил Сашка, но тут же снова заговорил о стройке. — Знал бы ты, как мы начинали, — смешно вспомнить. Пришли — котлован уже был вырыт, и камень для фундамента подвезен, и раствор — все. Стали мы вокруг котлована и молчим. Что делать, как делать — ничего не знаем. Не справимся, думаем, не за свое дело взялись. А прораб поднял один камень, повертел-повертел, показывает нам гладкой стороной и говорит: «Вот это будет постель. На нее и наносите раствор». И пошло. Ничего страшного, оказывается, — научились. Я даже столбики клал, вот, между окнами — это самое трудное. Ну, ладно, идем, я тебе нашу комнату покажу. Замечательная комната будет. Любе очень понравилась. Главное — одно окно на юг, другое на запад, солнечная. Мы уже решили, как мебель расставить.

Они поднялись по временной лестнице — обыкновенной толстой доске с набитыми на ней планками, — прошли по узкому коридорчику и оказались в небольшой квадратной комнате без пола, без потолка и с двумя оконными проемами.

— Вот! — гордо сказал Сашка. — Здесь поставим кровать, здесь — шифоньер, посредине — круглый стол. У нас, правда, ничего пока нет, но мы каждый месяц будем покупать по одной вещи. А вид какой на улицу! Посмотри!

То, что увидел Вадим, только в Сашкином воображении было улицей. На самом же деле взору открывалась обширная строительная площадка, вся изрытая траншеями, заваленная трубами, кирпичом, досками, с небольшим домиком стройконторы посредине. Слева виднелось почти законченное четырехэтажное здание школы, справа строились такие же дома, как Сашкин, тоже силами будущих жильцов, а напротив поднялось до третьего этажа кирпичное здание с большими полукруглыми окнами внизу — видимо, будущий магазин.