Декарт взглянула на часы и удивленно произнесла:

— Ого, как быстро время пролетело, уже конец рабочего дня.

— Но для нас он продолжается, — со скрытым смыслом ответил Гордон и дружески обнял Барбару за плечи.

«Начинается, — подумала Барбара, — посмотрим, насколько ты целомудреннее Макоули».

Правда, Гордон через несколько минут снял руку с ее плеча и сказал:

— Я хочу выпить за судьбу, которая подарила мне вас.

— Я присоединяюсь к вашему тосту, — улыбнулась Барбара и впервые применила в отношении прокурора свое любовное оружие — томно посмотрела ему в глаза. Она сделала небольшой глоток и спросила: — Томас, как вы считаете, стоит нам подключаться к делу Левин?

— А почему бы и нет? По-моему, ваш фонд может неплохо пополнить свой счет в банке.

— А вы решили, как подать магнитофонные пленки, которые принесла вам Анджела Мор?

— Да. Я согласовал этот вопрос с созданной в палате представителей комиссией и получил соответствующее разрешение.

— Томас, как сотрудники Белого дома относятся к истории с Президентом?

— По-разному. Одни сочувствуют и переживают за него, другие — злорадствуют, третьи — возмущаются и требуют справедливости.

— А есть среди последних высокопоставленные лица?

Декарт видела, что Гордон опьянел, и стала задавать вопросы без опасения, что прокурор что-либо заподозрит. Тем более этот страж и хранитель президентского целомудрия уже начал давать ход рукам и отвечал почти машинально.

Гордон, притянув ее к себе, ответил:

— Знаете, что сказал, например, шеф юридического комитета Белого дома? «Возможно, американские женщины и простят Джону Макоули его шалости, но первое лицо в Америке не имеет права на адюльтер и клятвопреступление».

Мне Макоули совершенно не жаль. Он давно заслужил того, чтобы быть изгнанным из Белого дома. Печально только, что его уход подготовит почву для победы республиканцев на выборах в конгресс и даже на президентских гонках. Но все равно я сделаю все, чтобы не дать Джону Макоули ввести страну в третье тысячелетие.

«Тоже мне моралист описанный!» — подумала с тоской Барбара. Ей все больше становилось ясно, что придется ей голой попой лежать на холодной коже дивана.

Томас неожиданно встал и вышел в приемную, а когда возвратился, то лицо его сияло:

— Все о’кей! Мои ушли, и здесь мы остались одни, я даже дверь закрыл на ключ. — Он взял ее за руку и предложил: — Пойдем в комнату отдыха. Там будет более удобно.

Барбара, понимая, что упираться нет никакого смысла, покорно поплелась за Гордоном. Когда они вошли в небольшую комнату, то первое, что бросилось в глаза, — это черный кожаный диван, сиденье которого отливало холодным металлическим блеском.

В плане визитов Президента Джона Макоули стоял и визит в Северную Ирландию, где его уже дожидалась супруга, но обстановка вокруг Югославии и ситуация в Америке настолько обострились, что он вынужден был возвратиться в Штаты.

Он позвонил супруге и попросил ее посетить небольшой городок Ома и поприсутствовать на открытии мемориальной доски, посвященной первой жертве взрыва, устроенного террористами месяц назад. На этом мероприятии планировалось присутствие и Президента США, что должно было послужить еще одним осуждением необъявленной войны, которая длится уже тридцать лет.

Джон и Сара договорились, что встретятся они в Вашингтоне.

Рано утром самолет Президента Соединенных Штатов Америки взял курс на Вашингтон. Во время полета Президент назначил прямо на борту совещание с министром обороны, директором ЦРУ и государственным секретарем.

Джон Макоули не скрывал своего настроения и был предельно откровенным:

— Друзья, вы, конечно, знаете об очередной атаке на меня и на мою супругу. Я принял решение прервать турне по странам Африки потому, что считаю своим долгом находиться в это время в Белом доме. Вы также прекрасно знаете, что стартовые часы, возможно, заканчивают свой ход перед тем, как последует приказ об ударах по Югославии. Обстановка действительно сложная, и, согласитесь, в этот момент я должен быть на своем рабочем месте. Итак, давайте рассмотрим первый вопрос. Неделю назад специальный прокурор Томас Гордон смог обработать Монику Левин, и та, взамен предоставленного ей Гордоном иммунитета от любого судебного преследования, согласилась дать правдивые показания о наших с ней отношениях. Вы не только мои коллеги, но и друзья, дружбой с которыми я дорожу. Поэтому не буду лгать вам и скажу правду: у меня действительно были с Моникой близкие, или, как кричат газеты, любовные отношения. Не хочу отнимать у вас время рассказом, как это случилось, скажу коротко: Монике удалось подловить момент, и я не смог отвергнуть ее атаки. Добавлю еще и то, что с самого начала наших отношений инициатором каждой встречи была она. Иногда дело доходило до слез, и я поддавался на уговоры. Прокурор Гордон смог добыть некоторые мелкие подарки, которые я дарил Монике, и, самое плавное, двадцать магнитофонных кассет с откровениями о нашей близости, которыми она делилась с сотрудницей спецслужбы Анджелой Мор.

Если помните, в ходе рассмотрения в суде иска ко мне со стороны Люси Бриттон прокурор Гордон вызывал в суд и Монику Левин. Он требовал от нее признания в том, что она состоит в любовной связи со мной. Левин под присягой заявила, что у нас с ней не было никаких сексуальных контактов. Естественно, что после этого я еще в большей степени стал уклоняться от контактов с ней. Хитрый Гордон, заряженный ненавистью ко мне и идеей добиться импичмента, смог обыграть и припугнуть неопытную Монику. Она на это согласилась при условии предоставления ей иммунитета от судебных преследований за дачу ложных показаний под присягой.

Кроме того, прокурор Гордон предоставил подобный иммунитет ее отцу и матери. Откровенно говоря, если мать нуждается в такой защите, то для чего это надо отцу Моники, — ума не приложу. Он же уже столько лет не живет с семьей.

— А для чего матери иммунитет? — не сдержавшись, спросила Христина Кейс.

— Ну, матери, похоже, есть чего бояться. Если дочь могли обвинить во лжи под присягой, то мать — в потворстве дочери. Именно она накануне обыска агентами ФБР квартиры Моники взяла у дочери на хранение темно-синее выходное платье, на котором, как сейчас выяснено, осталась пятно — след наших интимных отношений. Говорят, что анализ этого пятна готов и он не в мою пользу… — Макоули сделал паузу. Все видели, как ему тяжело говорить, но, пораженные его откровением, молчали. Макоули перевел дух и продолжил: — Вы, конечно, понимаете и то, что республиканцы намерены взять реванш за отставку их кандидатуры Президента Никсона по уотергейтскому скандалу, связанному с установкой подслушивающих устройств в штаб-квартире демократов.

Далее Макоули подробно рассказал об убийстве Майкла Хаммера и о тех обвинениях, которые выдвигает пресса в адрес его семьи. Закончив свою информацию, Макоули предложил обменяться мнениями. Первой заговорила Кейс. Она забросила ногу за ногу и, откинувшись на спинку кресла, сказала:

— Слов нет, Джон, ситуация с этой Левин, в которой вы оказались, сложная. Но я не думаю, что она безысходная. Все, кто заваривает эту кашу, забывают о главном — народе. Именно с республиканцами, а не с Джоном Макоули многие американцы связали падение престижа Соединенных Штатов Америки в глазах остального мира, особенно мусульманского, где вообще не могут понять, о чем там в нашей стране идет речь. Я считаю, что нам надо сделать опору на народ Америки, ведь рейтинг Президента, несмотря на шумиху вокруг него, повышается. Граждане Америки за время, которое стоит у власти нынешний Президент, стали жить лучше. Они оценивают и решительность своего Президента в борьбе с врагами Америки. Я уверена, что позиция республиканцев еще больше ослабится. Твое решение прервать визит правильное, я тоже хотела рекомендовать тебе это сделать. Сейчас, как никогда, нам надо быть в Вашингтоне и, как никогда, объединиться вокруг Президента.