Джейми внезапно ощутил странное присутствие за спиной, но боролся с желанием оглянуться.

— Он лежал на спине на грубых носилках, словно его так положили специально, в плаще с небольшой золотой брошью у горла. Кстати о горле, оно было перерезано, и еще ему пробили голову для полной уверенности. — аббат улыбнулся, хотя совсем не весело. — А чтобы уж быть совсем уверенными, ему затянули удавку на шее.

Чувство, будто кто-то стоит за спиной настолько усилилось, что Джейми переступил с ноги на ногу и воспользовался возможностью бросить быстрый взгляд назад. Конечно, там никого не было.

— Ты сказал, что не знаешь ирландского, так что, полагаю, не слышал о Aided[31] Diarnmata meic[32] Cerbaill? Или о Aided Muirchertaig meic Erca?

— Ах… нет. Хотя… это значит «смерть»? — он не знал значения этого ирландского слова, но, может быть слышал его от Куинна, когда он собирался прикончить Грея.

Настоятель кивнул, словно считал это невежество простительным, хотя и достойным сожаления.

— Да, правильно. В обеих этих песнях говорится о мужах, которые умерли тремя разными смертями, подобно богам или героям, но в случае Diarnmata и Muirchertaig meic Erca они были наказаны за преступления против Церкви.

Джейми немного отошел от стола и прислонился к стене, скрестив руки, он надеялся, что проделал это перемещение достаточно непринужденно. Кожу под волосами на затылке все еще покалывало, но ему стало немного лучше.

— И вы думаете, что этот джентльмен, — он кивнул на руку, — совершил нечто подобное?

— Я не должен так думать, — сказал отец Майкл, — хотя очень жаль. Дело в том, что мы не знаем. — он накрыл коробку стеклянной крышкой и оставил на столе. — Мы копали совсем недолго и нарезали запас торфа на три месяца, что уже было наградой само по себе, как я сказал братьям, но мы нашли рядом золотую рукоять меча (боюсь, торф плохо сохраняет низменные металлы) и чашу, украшенную драгоценными камнями. И еще вот это. — он указал в конец комнаты, что в тени поблескивали два больших скрученных куска металла.

— Что это такое? — Джейми не хотелось покидать свое убежище у стены, но любопытство заставило его пройти в сторону непонятных предметов, которые при ближайшем рассмотрении оказались своего рода примитивными трубами на длинной изогнутой ножке, расширяющиеся на конце, как колокол.

— Одна очень старая женщина, которая живет недалеко от болота, сказала мне, что они называются lir, но я не имею ни малейшего представления, откуда она знает, а она не сумела объяснить. Очевидно, это была большая церемония, а не просто убийство человека. — настоятель рассеянно потер кулаком подбородок. — Конечно, о нем узнали, — сказал он, — начались разговоры. Местные жители кем только его не называли, начиная от Короля друидов, предполагая, что такие когда-то существовали, до Фионна мак Кумала, хотя почему он должен валяться в болоте вдали от прекрасного Тир-на-Нога? И даже святым Хугельпусом.

— Святой Хугельпус? Что это за святой?

Рука аббата вцепилась в бороду и он сокрушенно покачал головой, потрясенный порочностью своей паствы.

— Понятия не имею. Но бесполезно было им что-либо говорить. Они предложили построить специальную часовню и выставить там тело бедняги под стеклянным колпаком, поставив свечи пчелиного воска у него над головой и в ногах. — он взглянул на Джейми, подняв брови. — Ты говорил, что давно не был в Ирландии, и, может быть, не знаешь, что католиков здесь преследуют как уголовников.

— Я могу себе представить, — сказал Джейми, и настоятель криво улыбнулся в ответ.

— Тогда ты понимаешь, как обстоят дела. Взять хотя бы наш монастырь, ему когда-то принадлежало столько земли, что можно было идти по ней полдня. Теперь мы счастливы, что нам оставили земли для огорода, чтобы вырастить несколько кочанов. Что касается отношения правительства и протестантских помещиков, особенно англо-ирландских поселенцев… — его губы сжались. — Самое последнее, что нам здесь было нужно, так это толпы паломников, приходящих сюда, чтобы поклониться ложному святому, покрытому золотом.

— Как вы это пресекли?

— Мы вернули бедолагу обратно в болото, — признался настоятель. — Сомневаюсь, что он был христианином, но я заказал для него специальную мессу, и мы похоронили его с молитвой. Я дал понять, что отослал его драгоценности в Дублин — я действительно отправил туда брошь и рукоять меча — чтобы помешать тем, кто захочет копать снова. Мы ведь не должны направлять людей на путь искушения? Хочешь увидеть чашу?

Сердце Джейми подпрыгнуло, но он кивнул, сохраняя на лице вежливый интерес.

Настоятель поднялся на цыпочки, чтобы снять с крюка у двери связку ключей и поманил Джейми за собой.

Они шли через монастырь, день стоял прекрасный, пчелы гудели в аптечном огороде, который располагался внутри прямоугольника монастырских строений. Воздух был насквозь прогрет солнцем, но Джейми не мог избавиться от ощущения холода, который пронизал его при виде этой черной когтистой руки с кольцом.

— Отец, — выпалил он, — почему вы держите у себя руку?

Настоятель стоял около резной деревянной двери и нащупывал нужный ключ на кольце, но при этих словах обернулся.

— Из-за кольца, — сказал он. — На нем вырезаны руны, и я подумал, может быть, это огамическое письмо.[33] Я не хотел снимать кольцо, потому что тогда раскрошится весь палец. Я собирался сделать рисунок кольца и надписи, чтобы показать специалистам. А потом похоронить руку рядом с телом, — добавил он, найдя нужный ключ. — Просто все никак не найду времени для этого. Ну, наконец… — дверь бесшумно распахнулась на кожаных петлях и запах лука и картофеля всплыл из темных глубин подвала.

На мгновение Джейми задумался, почему для овощей не вырыли погреб, но потом понял, что голод, о котором рассказывал Куинн, еще свеж в памяти ирландцев, и еда могла быть самым ценным, что имелось в монастыре.

На верхней ступени стоял фонарь, Джейми зажег его и начал спускаться вниз вслед за отцом Майклом. Его позабавила практичность настоятеля в выборе тайника для такой ценной вещи; вряд ли кому придет в голову шарить за полками прошлогодних морщинистых яблок размером с коровий глаз.

Вещь была ценная, даже очень, он понял это с первого же взгляда. Чаша напоминала глубокое блюдце и удобно легла в ладонь, когда аббат передал ее Джейми.

К его удивлению, она была сделана из полированной древесины, а не из золота. Покрытая пятнами и потемневшая от пребывания в торфе, но все еще красивая. Дно чаши было покрыто резьбой, а обод украшен полированными драгоценными камнями, закрепленными, по всей видимости, смолой в небольших углублениях.

К нему вернулось то же ощущение, что и в кабинете настоятеля — холода и угрожающего присутствия. Ему это совсем не понравилось, и настоятель заметил.

— Что такое, мо mhic? — тихо спросил он. — Он говорит с тобой?

— Да, пожалуй, — сказал Джейми, пытаясь улыбнуться. — Думаю, он говорит: «Верни меня обратно».

Он передал чашу аббату, подавляя сильное желание вытереть руку о штаны.

— Это зло, как ты думаешь?

— Не могу сказать, отец. Только то, что меня холод пробирает от одного прикосновения к ней. Но, — он сцепил руки за спиной и наклонился вперед, — что это высечено на дне?

— Carraig[34] Мор, я думаю. Длинный камень. — настоятель повернул чашу так, чтобы свет фонаря осветил ее дно. Ледяной холод скользнул вниз по ногам Джейми, и он вздрогнул. Там явно был вырезан камень с расщелиной посередине.

— Отец, — сказал он резко, наконец решившись. — Я должен кое-что вам рассказать. Вы можете меня исповедать?

Они вернулись в комнату отца Майкла, чтобы забрать его столу, затем прошли через овечий выгон в небольшой яблоневый сад, наполненным ароматом цветения и жужжанием пчел. Там они нашли несколько камней, чтобы присесть, и Джейми рассказал, как можно проще, о Куинне, его обещании нового восстания якобитов в Ирландии и идее использовать чашу Короля друидов в борьбе за престол трех королевств для Стюарта.