На глубине 425 метров «Бен Франклин» останавливается. Помешкав, он, как и ожидалось, идет вверх, а с отметки 346 метров опять направляется вниз. Все в порядке. «Маятник» заработал, и он сам же остановится; но мы все-таки сбрасываем понемногу еще 175 килограммов. Итого отдано 900 килограммов балласта. Мы просили добавить нам 450 килограммов, собираясь отдать 300. Нам прибавили 1125, то есть на 675 килограммов больше требуемого, и отдано 900 килограммов, или на 600 больше того, что предполагалось. В своих расчетах мы ошиблись всего на 75 килограммов. Но эти 75 килограммов не дают мне покоя! (Лишь после экспедиции я узнал, что в последнюю минуту поверхность передумала и вместо 1125 килограммов добавила 1050. Выходит, ошибки в наших расчетах не было.)

Совершив еще несколько колебаний, «Бен Франклин», постепенно всплывая, наконец уравновешивается на глубине 200–210 метров, соответствующей его весу и плотности воды. День выдался насыщенный. Члены экипажа, свободные от вахты, ложатся спать — они заслужили отдых.

28 июля, снова идем на глубину. На грунт здесь не сядешь, слишком глубоко (от нас до дна 1400 метров). Мы с Фрэнком долго обсуждаем — своевременна ли сейчас такая вылазка. С одной стороны, очевидно, что, покинув «ветвь», в которой мезоскаф вчера так надежно обосновался, мы при подъеме попадем уже в другую струю, ведь скорость течения между 500 и 550 метрами меньше, чем на отметке 200 метров. А если та часть Гольфстрима, в которой мы находимся, за время нашего погружения к тому же отойдет вправо или влево, мы ее потеряем, и придется, чего доброго, снова всплывать на поверхность. С другой стороны, ширина Гольфстрима здесь больше 110 километров, и мы находимся в 35 километрах восточнее его северо-западного рубежа. Фрэнк считает, что за десять — двенадцать часов мы вряд ли успеем потерять течение. Однако некоторый риск остается. В конце концов мы решаем, что рискнуть можно: во-первых, мы будем делать точные измерения, а во-вторых, даже интересно проверить — исторгнет Гольфстрим нас опять или нет.

Вскоре после полудня открываю клапан заполнения одной из уравнительных цистерн, и начинается медленное погружение — медленное, чтобы можно было проводить визуальные наблюдения через иллюминаторы. В 15.00 мы на глубине 500 метров, в 16.20 уравновешиваемся на отметке 570 метров. Продолжая остывать, «Бен Франклин», разумеется, и дальше стремится вниз; значит, надо внимательно следить за глубиной и время от времени подпускать воздух в уравнительные цистерны, компенсируя увеличение удельного веса. Всего за три часа пришлось проделать это 17 раз.

Тем временем Фрэнк и Кен регистрируют взрывы с поверхности; глубина мезоскафа колеблется в пределах плюс-минус 1,50 метра. По правде говоря, в этом погружении я испытываю особое чувство; военные подводники меня бы поняли. Впервые в жизни я нахожусь в лодке, для которой не всякое дно достижимо, так как она рассчитана на определенную глубину. До сих пор — на «Бене Франклине» и «Огюсте Пикаре» в водах Женевского озера, на «Триесте» в океане — дно всегда было для меня безопасным убежищем, где лодка могла спокойно отдыхать, потому что прочный корпус мог противостоять любому давлению, возможному в данном бассейне. А теперь мы, как и обычные и атомные подводные лодки в открытом море, должны помнить о запасе прочности, ведь океан раздавит корпус без предуведомления.

Каз заканчивает разговор по телефону:

— Порядок?

Ответ следует тотчас:

— Порядок!

Что-то уж очень быстро ответили, это явно морское эхо, а не подтверждение с поверхности. Правда, сейчас это не играет роли, но можно представить себе много случаев, когда эхо может привести к серьезным недоразумениям. Тем более, что первым до нас доходит не обязательно самое громкое и отчетливое.

А вот что нас по-настоящему заботит, так это необходимость вести неустанную борьбу с бактериями. То и дело приходится дезинфицировать пол, стенки душа, раковину в камбузе, даже стенки мезоскафа. В этом поединке то одна, то другая сторона берет верх. Идет подлинная гонка со временем, ведь нам надо выдержать еще пятнадцать дней. Справимся? Возглавляет борьбу Чет, ему помогает Казимир, да и все остальные участвуют, как могут. Горячая вода пока что хорошего качества, ничем не заражена.

Ночью идем вверх, и я с облегчением отмечаю, что на глубине 400 метров наружная температура такая же, какой была, когда мы шли вниз. Хоть бы и дальше так было. Совпадение температур означает, что мы возвращаемся практически в «то же течение».

Однако на другое утро (29 июля), когда поверхность сообщает данные о нашем местонахождении, становится ясно, что вылазка на глубину все-таки отразилась на курсе, нас отнесло на 7 километров к востоку, тогда как на глубине 200 метров мы в основном шли курсом норд-ост. Тем не менее, как покажут последующие дни, мы остались в пределах главного потока.

Внутренних волн нет, и мы держимся шесть часов на отметке 200 метров, отклоняясь по вертикали от силы на метр-другой.

Вечер, пройдена половина пути. Идем медленнее, чем предполагалось, однако на научно-исследовательской работе это не отражается. Запутавшись в петле у берегов штата Южная Каролина, мы один раз выскочили из Гольфстрима, но потом все-таки вернулись в течение, и с тех пор мезоскаф точно придерживается курса. Вообще «Бен Франклин» отлично держится; наружные аккумуляторные батареи тоже работают как следует, и очень похоже, что мы получим от них всю расчетную энергию — 750 киловатт-часов. Настроение на борту хорошее, несходство характеров не повлекло за собой никаких серьезных разногласий. Словом, пока что операция проходит вполне удовлетворительно.

И тем не менее мне недостает на борту полного покоя, на который я рассчитывал и который, сдается мне, обеспечил бы еще более благоприятные условия для исследований. Вовсе не обязательно, чтобы в мезоскафе царила благочестивая монастырская тишина, однако нам не повредило бы иметь несколько часов для сосредоточенного размышления, столь важного в научной работе. Но это возможно лишь в случае, если сломается кассетный проигрыватель. Увы, он сработан на славу. Первое время моих товарищей беспокоило, что батарейки быстро выдохнутся, но Кен обнаружил целый запас, так что это опасение отпало. Рухнули мои надежды. Зато любители современного джаза и прочей популярной музыки довольны.

Впрочем, были и у меня тихие, мирные часы, обычно по утрам, когда все, кроме Кена и меня, спали. Кен от природы молчалив, и он всей душой предан работе. Когда мы с ним одни на вахте, в мезоскафе царит образцовый покой. Ни один звук не нарушает тишины, если не считать передаваемые через каждые полчаса запросы о нашей температуре и глубине. Какое-то время поверхность и впрямь нуждалась в такой информации. Теперь же, мне кажется, это стало просто рутиной.

По расписанию в полдень я должен поднимать на вахту Дона или Эрвина. На первых порах я так и делал из уважения к утвержденному распорядку. Потом, научившись дорожить редкими часами благодетельной тишины, начал оттягивать побудку, а там и вовсе перестал просить смены. От этого выигрывали обе стороны: Дон и Эрвин, много работавшие по ночам, получали заслуженный отдых, а я мог заниматься своими делами с гораздо большей отдачей.

Погода на поверхности скверная. Волнение достигает трех баллов по шкале Бофорта. Скорость ветра 10–15 узлов; согласно ветровой шкале, это «умеренный бриз», по-английски — «веселый бриз», но нашим товарищам отнюдь не весело. К тому же льет дождь, мы явственно слышим его в подводном телефоне. Отчетливо представляем себе эскортирующего нас «Приватира», как его там бросает и качает. Да, не сладко нашему «пирату», ведь его сносит на север или северо-восток быстрее, чем нас, и приходится потом, борясь с ветром и волнами, идти на юг или юго-запад, чтобы восстановить контакт с нами. Уходить от волны ему нельзя, он обязан все время нас сопровождать. При всем обилии научной аппаратуры на борту «Приватир» лишь неустойчивая скорлупка, легкое деревянное суденышко, предназначенное для вылавливания мин. Обычно на нем работает команда военных моряков; у них просто: приказали — и выходи в море, а насчет возвращения — это уже как получится. Но последние две недели команда состоит из добровольцев, которые прекрасно понимают, что за месяц море способно поднести им любой сюрприз, и тем не менее сознательно идут на риск. Одни уже хорошо знакомы с океаном, другие не очень, но все одинаково считают своим долгом поддерживать нас, обеспечивать подводный дрейф, помочь нам довести до конца экспедицию «Гольфстрим». Так что если кого-то славить за выдержку, то не нас, идущих под водой, где всегда штиль, а тех, кого немилосердно мотало по прихоти ветра и волн.