Кое-кто возражал против традиционной бутылки шампанского, но морской обычай взял верх. Бутылка разбилась о нос лодки, в ту же минуту загудела мощная сирена мезоскафа, был отпущен последний трос, и «Огюст Пикар» плавно скользнул в воду. Фанфары, аплодисменты, флаги, знамена, песни, сверкание фотовспышек, салют веслами на лодках местного освода… Словом, церемония получилась достаточно пышной. С начала работ на заводе «Джованьола» прошел ровно год.

В тот же день мезоскаф отбуксировали из Бувре в Лозанну. Он не мог еще идти своим ходом, потому что подшипники для приводного вала были сделаны из гваякового дерева[59] и до окончательной затяжки — набухания — им надо было несколько дней мокнуть в воде. Погода благоприятствовала нашему переходу, и поздно вечером мы прибыли к месту назначения, как раз напротив выставочной территории, где пока что стояли только вспомогательные постройки. На следующее утро мы рассчитывали приступить к работе, начать первые испытания.

И тут все рухнуло. Невозможно подробно рассказать о всех происшедших тогда интригах. Первым их результатом явилось увольнение всей рабочей группы, кроме Иуды, и формирование новой бригады, а она, не зная мезоскафа, должна была начать все сначала. На этом была потеряна уйма времени, и вот результат номер два: лодка смогла принять посетителей Выставки лишь на два с половиной месяца позже намеченного срока. Мое сотрудничество с Выставкой стало невозможным, а экспертная комиссия только того и добивалась, предъявляя нелепейшие требования и заведомо зная, что я их не выполню. Стоило мне уйти, как эксперты сняли свои возражения. Хорошо еще, что к швейцарскому отряду подключили одного французского специалиста по строительству подводных лодок. По чести говоря, ему-то и надо было возглавить экспертную комиссию. Он сделал много полезного, но диктат руководства Выставки сильно связал ему руки.

Неделя за неделей злополучные эксперты тянули волынку, не решаясь сделать и шага вперед, только тратили драгоценное время на никому не нужные проверки. Предложения комиссии можно разделить на три категории: одни — вздорные и опасные, другие — совершенно никчемные, третьи — настолько пустяковые, что их можно отнести к разряду доделок. Потом эксперты без конца носились с этими доделками, которые все равно были бы произведены и при другом руководителе. Примером первой категории может служить отказ от предохранительных микровыключателей, которые я хотел установить, чтобы мезоскаф не уходил под воду, пока не будут надежно закрыты и задраены все двери. Речь шла о совсем новом устройстве, в обычных военных лодках таких нет, там лучшей гарантией от аварий считается дисциплина и исполнительность команды. «Есть, капитан» и четкий щелчок каблуками для военных важнее всех предохранителей. А в итоге из 160 подводных лодок, потерпевших аварию с 1851 по 1960 годы (естественно, боевые потери из этой статистики исключены), 26, то есть 16,3 процента, погибли потому, что вода ворвалась внутрь через оставшиеся незадраенными двери и люки. Но доблестные эксперты этого не знали, и все время, что длилась Выставка, командир подавал команду начинать погружение после доклада о том, что двери задраены.

После Выставки, когда влияние экспертов заметно умерилось, предохранительные выключатели вернули на место.

Это лишь один из многих случаев, самый вопиющий. Только не подумайте, что мне нравится ворошить старые дрязги, просто надо объяснить читателю, почему я смотрел с катера, как мезоскаф совершает свое первое погружение. Не приберегать же объяснение для посмертной публикации…

И вот настал день, когда руководство Выставки решило поразить воображение публики. Было объявлено во всеуслышание, что на премьеру мезоскафа приглашены представители печати. И хотя мои контакты с Выставкой были практически прерваны, мне написали, прося принять участие в первых погружениях и быть экскурсоводом для журналистов. Я ответил, что мезоскаф не готов для работы, что члены новой команды недостаточно хорошо знают аппарат и успех первого погружения не гарантирован, так что приглашать прессу на премьеру по меньшей мере преждевременно. Поэтому я вынужден отказаться не только от активного, но и от пассивного участия. Было совершенно очевидно, что они попросту боятся провала и рассчитывают переложить ответственность на меня.

День выдался прекрасный. Записалось около сотни журналистов. Многие из них наблюдали разные стадии строительства мезоскафа, знали, как тщательно производилась сборка, и не испытывали никакой тревоги. Трубы, горны, флаги — ну прямо оперетта…

В 10.00 двадцать журналистов поднялись на борт для первого погружения. Двери задраены, клапаны заполнения открыты, мой Иуда пыжится и из кожи вон лезет, стараясь оправдать доверие.

— Леди и джентльмены, сейчас начнется погружение, клапаны заполнения открыты, мы погружаемся, погружаемся! О, как замечательно!

— Какая сейчас глубина? — осведомился кто-то из репортеров.

Иуда посмотрел на манометр и смущенно ответил, что глубина пока небольшая, но тем не менее все идет отлично.

— А теперь какая глубина? — спросил немного погодя другой.

— По правде говоря, мы еще на поверхности, но сейчас начнем погружаться, начнем погружаться. Вот увидите, это будет замечательно!

Через четверть часа пришлось признать, что мезоскаф хорошо держится на воде, а вот тонуть не хочет.

— Алло, алло, говорит мезоскаф! Тендер, тендер! Говорит мезоскаф! — раздался чей-то несчастный голос в динамиках на вспомогательном судне, на командном пункте в порту и в приемнике, который я вынес на свой балкон в десяти километрах от порта.

Кажется, я не зря трудился… Мне удалось записать переговоры на магнитофон.

— Внимание, на тендере! У нас недовес. Пришлите еще трех журналистов!

— Вас поняли. Отправляем трех журналистов.

Балластные цистерны продули, мезоскаф подвсплыл, так и не уйдя под воду. Двери открылись, три журналиста вошли, двери закрылись, были открыты клапаны заполнения.

По случаю прибытия трех новичков весь ритуал повторили сначала.

— Леди и джентльмены, сейчас начнется погружение. Клапаны заполнения открыты, мы погружаемся, погружаемся! О, как замечательно!

— Какая сейчас глубина? — спросил один из тройки.

— По правде говоря, мы еще на поверхности, но сейчас начнем погружаться.

И опять та же история. После повторных неудачных попыток командир мезоскафа заказал еще журналистов, считая уже не на штуки, а на килограммы… С прессой перестали считаться, понимая, что вряд ли приходится ждать восторженных отзывов.

— Сто пятьдесят килограммов журналистов!

— Триста килограммов журналистов!

— Отправляем!

Но аппарат упорно не хотел тонуть. Через два с половиной часа в кабину набили столько репортеров, что при всем старании больше нельзя было втиснуть. А мезоскаф все не погружался.

В голосе из динамика появилась слеза:

— Послушайте, ничего не получается. Все это без толку. Я не знаю, в чем дело. Придется отменить погружение.

Снова продуты балластные цистерны, двери открываются.

— Все на берег!

Услышав эту команду, большинство пассажиров ринулось к выходу, так что мезоскаф слегка накренился. Как раз в это время мимо проходило вспомогательное судно, поднятая им волна захлестнула мостик и окатила скопившихся у одного борта газетчиков.

Понятно, после двух с половиной часов томительного и напрасного ожидания нервы у людей были натянуты. Раздался крик: «Мы тонем!» — и едва не разразилась паника. Но пассажиры инстинктивно отпрянули назад, судно выровнялось, и все обошлось благополучно. Людей отвезли на берег, погружение перенесли на вторую половину дня.

С 12 до 14 часов эксперты проверяли мезоскаф, силясь выяснить, что же не давало ему уйти под воду.

Наконец кто-то догадался сделать то, что положено делать до начала погружения: взглянуть на электрический индикатор твердого балласта. И увидел, что мезоскаф… совсем не имеет балласта. Не удивительно, что при недогрузе в 5 тонн аппарат оставался на поверхности! Потом железную дробь обнаружили на дне гавани, и один моряк заверил меня, что кто-то из «экспертов» (он даже назвал его фамилию) по неведению сбросил аварийный балласт. Чтобы возместить его, требовалось 5 тонн журналистов — поди, найди столько, хотя бы и в стране с процветающей вольной прессой…