Н. Н. Глебов-Путиловский [871]

Масляная выставка^[872](На 5-й выставке Общины художников)

<…> Здесь не нарушат «святой покой интеллигента» и особенно не испортят пищеварение обывателя.

Но!.. Как-то неожиданно на этой интересной масляной выставке, грубо нарушая гармонию эволюционирующих линий и силуэтов, выпрыгнуло на зрителя это не очень большое и не очень маленькое «но». Как Мефистофель в Фаусте. Жутко… Это приютившиеся во втором темноватом зале яркие и, можно сказать, кровавые работы художника великих замыслов и великой фактуры П. Н. Филонова.

Он против компилятивных достижений кисти. Он, видимо, весь — сама жгучая самостоятельность. Ни фотографически точной выписки или носа, или плеча, головы или туловища… Ни прочих принятых форм краско-разговорного языка. Художник-мыслитель с открытой ненавистью или с чувством, приближающимся к ненависти, отходит от голубиного поцелуя, от ходкой и для рынка потребной дебелой красавицы, чистого непорочного ангела и даже от самой матери природы.

У Филонова свой сюжет — формула, и своя любовь — жаба и идол. Не Невский проспект, где как приятные во всех отношениях старые знакомые ходили Репин и фотограф Булла^[873], а… пр. 25 Октября^[874] — эта столбовая дорога мировой революции с его мировыми океанными глубинами чувствуются в сложных подходах, методах работы и в тех настроениях, через которые принимается и перерабатывается художником весь объективный окружающий мир.

Филонов мученик. Это не озорник от футуризма или кубизма, и его работы, как и его направление, не имеют ничего общего с упомянутыми и уже оттолкнувшими от себя категориями. Филонов — человек «стенки». Он убежденный левый, объявивший через свой многолетний и всесторонний труд (по 18 часов в сутки) беспощадную гражданскую войну кадетам, меньшевикам и эсерам в живописи. И оттого-то, видимо, глядя пристально на его работы, сложные и подчас непонятные, многие из рабочих и прочих посетителей не плюются, как плевались бы, глядя на банальные выходки футуристов-кубистов, а, наоборот, заинтересовываются, расспрашивают, вникают.

Одну из последних картин-формул как особый динамический тезис, охватывающий период 1904–1922 гг., Филонов посвящает пролетариату и приносит в дар Петроградскому совету «формулу вселенского сдвига через русскую революцию в мировой расцвет».

К картине, которая вся как бы в дыму и огне, он приступил по специальному предложению отдела ИЗО и проработал над нею 1 ½ года. Яркие краски, молекулярно-жгучие переплеты и брызги, куски Талмуда и Библии, как классовые противоречия, старый мир, встретившийся на мечах с новым, все это как бы смотрит с картин Филонова и как-то по-своему и… конечно, тому, кто хочет, подтверждает целую и целиком правду о великой октябрьской победе крестьян и рабочих.

Мастер фактуры и мыслитель, опережающий самого «Анатему»^[875]<…> П. Н. Филонов выставил 12 работ, в них надо всмотреться и вдуматься.

Выставка «Общины художников»[876]

<…> Вне всякого сомнения Филонов на выставке «Общины» — художник, идущий собственным путем. Он незаурядный мастер и рисовальщик в портрете Серебряковой.

Филонов — научно и философски мыслящий человек. Но что он в своем «введении в мировой расцвет» живописец или философ?

Композиции Филонова безобразны и они лежат вне плоскости искусства, как и всякая беспредметная живопись. Это будут эксперименты посредством краски какого угодно порядка, но только не живописного. И думается, что живопись не может быть сведена до роли, хотя бы и тонкой, игры формы и цвета. <…>

Выставка Общины художников[877]

<…> Филонов, которого принято отмечать с особым вниманием, — знакомое имя, — он несомненно интересен, и о даровании его не приходится спорить. Но я боюсь, что эта определенность дарования сбивает критику в оценке его работ. Ибо надо сознаться, что выставляемые им произведения при всех заключенных в них достоинствах композиции, идеи, рисунка, совершенно неприемлемы для непосредственного и непредвзятого созерцания. Они чрезвычайно интересны теоретически, они свидетельствуют о прекрасном умении рисовать, но на них просто неоткуда смотреть, ибо по своим заданиям и размерам они рассчитаны на одну точку зрения, а по своему исполнению — на иную. Это — партитуры, разработанные с большим умением и тонкостью, но приспособленные только для чтения…

В. Н. Гордин[878]

Заметки

Нечто о художниках^[879](К закрытию выставки)

О Спандикове хотелось бы поговорить самостоятельно, но ограничимся пока тем, что есть на выставке Общины художников, на Морской, в связи с выставленными вещами работы Д. Митрохина, С. Чехонина, П. Наумова и других.

Картины маслом Спандикова пестры, но сочны, а рисунок хотя и неуклюж, но экспрессивен, а в таких вещах, как его «лес» и «натюрморт», чувствуется прекрасный живописец, весь в будущем. <…>

Френц выставил ряд вещей довольно декоративных, но мало имеющих самостоятельности.

Работы его, изображающие русскую деревню, более напоминают собой остров Таити Гогена, а карусели — жанр нашего талантливого живописца Анненкова. Все же пятно на стене приятное, и не пройдешь, не заметив его.

О вещах замечательного художника Филонова писать здесь не буду. Его картины требуют философской трактовки и углубления на страницы книги по истории русской живописи^[880]. Ограничусь только упоминанием о дивном изображении Е. А. Серебряковой, которое сделано уже не только мастером, но и виртуозом изобразителем. Способ выписки не шокирует, а поражает. Душевные переживания на первом плане, и нисколько они не стушевываются перед мелочами. И оттого глаза в портрете чаруют своей прозрачностью, жилки на руках не утомляют — своей подчеркнутостью…

О выставке Общины художников[881](в Народном доме)

В Народном доме открыта по вечерам постоянная выставка Общины художников.

<…> От всех прочих работ резко отличаются картины Филонова. Мы сразу в другой плоскости: по заданию, по трагизму, по мастерству.

Филонов — талант многогранный и кипучий, давший видные произведения из разных периодов развития живописи. О периоде абстрактного творения свидетельствует серия картин, среди которых большое полотно: вселенский сдвиг через русскую революцию. Изображены праздничные толпы, завязывающаяся борьба на фоне голубого идеализма и устремления вдаль.

Как было отмечено кем-то из критиков, Филонов «не художник маленьких эпизодов, а космических событий». Три большие полотна: «Святое семейство», «Перерождение человека»^[882], «Пир королей» дают типы, а в них лучшая часть их лица, на них яркий знак жизненной правды. Реализм безжалостный, но не копирование клочков действительности. Отметим мимоходом технику резкой игры света в «Пире королей» и тусклые тона «Перерождения».