Все это позволяет говорить о трагическом одиночестве мастера даже среди, казалось бы, близких ему людей. Не потому ли горький пессимизм пронизывает его «Тайную вечерю» (1920-е, ГРМ). Она часто истолковывается как недвусмысленное подтверждение того, что под давлением новой идеологии Филонов отрекся от былой и якобы истовой религиозности[90]. Но художник вполне серьезен в изображении фигуры Спасителя и ближайших к нему апостолов. Лишь по мере удаления от Христа становится все более откровенным со-присутствие учеников, но не со-причастие их происходящему. Окончательный отход от учителя демонстрирует Иуда в костюме типичного нэпмана с книгой «Подарок молодой хозяйке» в руках. И в памяти возникает Ф. М. Достоевский с его «Легендой о Великом Инквизиторе». Мессия явился миру, но не был понят теми, кто, казалось бы, призван действовать во славу его. Земные, узкие заботы мешают людям поверить в Учителя, несущего свет истины. И нет ли в акварели признания, что как «несвоевременным» было признано явление Мессии, так невостребованными оказалось и мечты автора акварели, и его высокий идеализм?[91] В последние годы, по словам Покровского, «Павел Николаевич никогда ничего не говорил о темах своих картин. Все вопросы отклонялись учтиво, но сухо. Может быть, давно, в годы расцвета школы, в двадцатые годы — было иначе, но показы, на которых присутствовали люди… [молодого. — Л.П.] поколения, проходили молча»[92]. Из названий картин последовательно вытравливались малейшие намеки на идеи теургов, что вряд ли стоит расценивать как проявление сервилизма. Филонов наделял произведения способностью жить и развиваться в ногу с эпохой, в какой-то момент они для него перерастали свое первоначальное содержание, смещались в иной смысловой пласт. Идеология новой эпохи воспринималась им как развитие его собственной концепции мирового расцвета. В дневниках не сохранилось ни единой строчки, где он подвергал бы сомнению правильность репрессий, которые в той или иной форме касались его и друзей — они также служили «очищению человека и общества». Он уверял пострадавших от обысков и арестов, что все правильно, что внимание ОГПУ приближает победу аналитического искусства, бесстрашно обменивался письмами со ссыльными, встречался с теми, кто возвращался из тюрем. Когда репрессии обрушились на самых близких ему людей и он, скорее всего, смог-таки понять свои заблуждения, то просто перестал вести дневник. Так исчезал, стирался миф, ради реализации которого художник терпел лишения. Уходили глубинные смыслы произведений, утрачивалось осознание их тесной связи с современной культурой. Но с фанатическим упорством художник продолжал разрабатывать новые грани мифа, изменившегося, утратившего не только победительный характер, но даже название — оно не упоминается ни в названиях работ, ни в дневниковых записях. Но в «Налетах», в поздних «Головах» читается убеждение, что «расцвет» возможен, что его время близится. Филонов не отрекался от своей изначальной веры, и в последней картине изобразил людей, которые «смотрят в будущее, некоторые его уже видят»[93]. И лишь поздние трагические «Лики» (1940, ГРМ), где беспредметная сетка элементарных частиц опутывает подобно паутине лица индивидуумов, показывает, сколь драматично было в эти годы мировосприятие мастера. Начало Отечественной войны и блокады Филонов встретил «на боевом посту» как воин, уверенный, что ночные дежурства помогут спасти дело всей его жизни — произведения, превратившиеся в завещание грядущим поколениям. Еще больше, чем раньше, в нем выявлялось сходство с Дон Кихотом, а искусство, начавшееся с создания мифа, само становилось мифом. После смерти автора его имя было на долгие годы вычеркнуто из истории, о нем, казалось бы, забыли, и лишь изредка в мемуарной литературе оно возникало из небытия как призрак. Зрители вновь смогли увидеть произведения мастера лишь через полвека после его смерти в осажденном Ленинграде, но они так и остались загадкой, которая все еще нуждается в прочтении[94]. Помочь в этом могут в первую очередь очевидцы жизни и творчества Филонова, но собрать в одном издании их воспоминания не представляется возможным. Для настоящего сборника отобраны монографические тексты современников, посвященные Филонову, а также фрагменты мемуаров, где упоминаются эпизоды из его жизни. Существенным дополнением к ним послужат выдержки из статей современных художественных критиков. Личность художника-рыцаря, снявшего латы, предстает в его письмах жене. Очень краткие, они мало говорят о творчестве мастера, но позволяют различить глубоко человечные черты натуры Павла Николаевича, во многих выступлениях предстающего прямолинейным фанатиком. Хочется верить, что собранные под единой обложкой тексты, авторы которых порой вступают в заочный спор друг с другом, позволят понять, кем же был на самом деле самый странный представитель российского авангарда. Орфография и синтаксис в большинстве случаев сохранены авторские, и лишь в редких случаях они приведены в соответствие с современными правилами правописания.
В заключение хочется поблагодарить сотрудников ОР ГТГ, ОР ГРМ, РГАЛИ за неизменную и доброжелательную помощь в подборе и изучении рукописного наследия П. Н. Филонова и его учеников. Большую помощь в работе над сборником оказали публикации материалов о Филонове, которых с каждым годом становится все больше. Это и издания, подготовленные Дж. Э. Боултом и Н. Мислер на русском и английском языках, и каталоги выставок, издаваемые ГРМ, и увидевшие, наконец, свет «Дневники» мастера, и филоновский выпуск журнала «Эксперимент»[95]. И наконец в 2006 году вышли почти одновременно каталог выставки «Филонов. Очевидец незримого» и двухтомное издание «Филонов. Художник. Исследователь. Учитель», где впервые полно представлено творческое наследие мастера. Л. Правоверова П. Н. Филонов АВТОБИОГРАФИЯ[96] Филонов Павел Николаевич, художник-исследователь, родился в 1883 г. в Москве. Родители — мещане г. Рязани. Мать брала в стирку белье. Отец был кучером, затем, недолго, извозчиком. Рисовать Филонов начал с 3–4 летнего возраста. С 5–6 до 11 лет был танцором и плясуном московских театров: Корш, Лентовского, Соколовского[97]. Также для заработка вышивал крестиком, как и его сестры, полотенца, скатерти[98]. Окончил в Москве начальную каретнорядскую школу. 18 лет окончил в Петербурге живописно-малярные мастерские[99], получив свидетельство на звание маляра-уборщика. Одновременно в О[бщест]ве Поощрения художеств на вечерних занятиях дошел до натурного класса. По малярно-живописному делу, за период обучения и после, начиная с окраски крыш, работал 5 лет. Затем, проработав 5 лет в художественной мастерской академика Дмитриева-Кавказского[100], поступил вольнослушателем в академию художеств, откуда был, временно, исключен и в начале третьей зимы обучения в 1910 г. добровольно вышел. Все это время, начиная с детства, дома велась самостоятельная работа по изо от копий всех сортов, через реализм и картины в реалистическом плане, до изучения анатомии, незаметно перешедшая в исследовательский подход к искусству. Зимой 1910–1911 гг. была сделана первая картина Филонова «Головы»[101], где исследовательская инициатива связана с максимальными профессиональными данными. Картина — «сделана». В начале 1914 г. Филоновым была напечатана декларация «сделанные картины» с лозунгом «сделанности» в искусстве[102], отрицания всей существующей критики изо и переноса центра тяжести по искусству в Россию. Тогда же, по линии революции в театре, Филоновым была сделана постановка трагедии Маяковского в театре Неметти[103]. В 1914–1915 г. была написана «идеология аналитического искусства» и «принцип сделанности» с политическим лозунгом изо «Мировой расцвет» и отпечатана книга поэзии «Пропевень о проросли мировой»[104]. В Германскую войну Филонов, солдат 2-го Морского полка Балтийской дивизии, был послан на Румынский фронт. С начала Революции до разложения на фронте был председателем: Исполни[тельного] ком[итета] г. Сулин, дивизионного ком[итета] солдатского съезда в Измаиле, Исполн[ительного] ком[итета] Придунайского края в Измаиле и военно-революционного ком[итета]. С 1918 года Филонов продолжает в Петрограде исследовательскую работу. В 1919 г. им был продан ряд картин в отдел изо и принесены в дар Пролетариату через отдел Изо две картины: «Мать» и «Победитель города»[105]. Тогда же он делает предложение А. В. Луначарскому написать для Государства серию реалистических картин: этнографических, бытовых и революционных, но дело это не осуществилось. В [19]22—[19]23 гг. он принес в дар Пролетариату две картины «Формула периода 1905—[19]20 гг. или вселенский сдвиг через русскую революцию в Мировой расцвет»[106] и «Формула петроградского пролетариата»[107]. Они до [19]27 г. стояли лицом к стене в музее Революции. Сейчас первая из них в Русском музее. В 1922—[19]23 гг. была написана во второй, доразвитой, редакции «идеология аналитического искусства и принцип сделанности». Она не отпечатана, но расходится в рукописях. Тогда же была помещена в жур[нале] «Жизнь искусства» «декларация мирового расцвета» по линии революции в искусстве[108]. С [19]23—[19]25 гг. Филонов отклонил несколько предложений правления Академии художеств занять в ней место профессора, т. к. предложенная Филоновым программа преподавания и проект переорганизации живо[писного] фак[ультета] правлением не были приняты. За это время Филоновым был прочитан ряд докладов по идеологии Анал[итического] искусства], Революции в иск[усстве], пролетаризации иск[усства], Революции в педагогике изо, революции во всех взаимоотношениях в искусстве и реорганизации живоп[исного] и скульп[турного] факультетов Академии. В 1925 г. под педагогическое и идеологическое руководство Филонова стала группа учащихся изо, ныне известная как «коллектив мастеров анал[итического] искусства» (Школа Филонова). Эта группа сделала по заказу ленингр[адского] Дома печати в 1927 г. 22 картины и одну раскрашенную скульптуру (разрушена постановлением Главнауки и секции инженеров)[109]. Ею сделана для Дома печати постановка «Ревизор» и для клуба «Металлист» пьеса «Активист Гайкин»[110] по линии революции в театре. Эта группа имела 4 выставки своих работ[111] и общепризнана как наивысшая по мастерству из всех существующих обществ и группировок. На основе идеологии Аналитического искусства, создавшей к 1914 г. оппозицию всему европейскому искусству по идеологической и профессиональной линиям, через частичное или исковерканное заимствование ее положений возникло несколько течений от супрематизма до германского экспрессионизма, помимо ряда одиночек, на чье развитие она повлияла с [19]11—[19]14 г. или с [19]23 г. В 1923 г., после ревизии музея живописной культуры в Ленинграде, сделанной под председательством Филонова, ему было поручено конференцией, согласно принятому, после его доклада о ревизии, постановлению о реорганизации этого музея в институт исследования искусства, написать устав института. Написанный им устав стал уставом открывшегося, первого в Европе, института исследования искусства с действующим музеем[112]. С [19]23 г., будучи совершенно отрезанным от возможности преподавать и выступать в печати, под планомерно проводимую на него кампанию клеветы в печати и устно, Филонов ведет исследовательскую работу в развитие ранее данных им положений, куда относится «анализ программы преподавания скульп[турного] факультета Академии», «современная педагогика живописного] факультета» и т. д., редактируя ранее написанное для печати; «делает» картины и рисунки, ведет подпольную революционную работу в области изо, «делает» революцию в искусстве и во всех его взаимоотношениях; «делает» революцию в педагогике искусства, т. е. делает пролетаризацию творчества в разрезе всеобуча изо, политической грамоты и высшей школы изо в интернациональном масштабе его педагогики и профессионально-идеологической основы. Признавая педагогику изо решающим рычагом как изо, так и его пролетаризации, заказов Филонов не берет, за педагогику платы не берет. От двух предложений издать его монографию отказался. При переводе советских ученых на денежное обеспечение, Филонов был признан научным работником 3-его разряда… и получал 4 месяца соответствующую пенсию, но высшею инстанцией это постановление было аннулировано. На выставках участвовал с 1910 г. двенадцать раз, включая Берлинскую[113]. С [19]23 г. не выставляется. От участия на выставках Парижа, Америки, Дрездена, Венеции отказался. Текущим летом Русский музей[114] устраивает выставку его работ. Он имеет более 300 «сделанных» картин и рисунков, являющихся решающимся фактором в советском, в пролетарском и в мировом масштабе[115]. Картин он не продает — он решил подарить их Советскому государству, сделать выставку в городах Союза и в Европейских центрах и сделать из них отдельный музей аналит[ического] искусства. вернуться Ковтун Е. Ф. Павел Филонов: от веры к атеизму // Мѣра 1/94. СПб., 1994. С. 116. вернуться Образцом поистине «кощунственного» истолкования темы Тайной вечери можно считать рисунок на эту тему В. А. Сулимо-Самуйлло, представившего пьяную пирушку. Иное истолкование филоновской акварели дал в статье Г. Ю. Ершов. Он высказал мнение, что художник в рисунке выразил свое не слишком лестное отношение к обэриутам, а в образе щеголя с книгой в руках изобразил Д. И. Хармса. См.: Ершов Г. Филонов и обэриуты // Павел Филонов: Очевидец незримого. СПб., 2006. С. 55–68. вернуться См.: наст. изд., Покровский О. В. Тревогой и пламенем. вернуться См.: наст. изд. Покровский О. В. Тревогой и пламенем. вернуться В 1988 году в Ленинграде, а затем в Москве прошла первая наиболее полная выставка произведений Филонова в России. вернуться Experiment/Эксперимент. Т. 11 (2005). Лос-Анджелес. 2006. вернуться «Автобиография» датируется концом 1920-х. В «Дневниках» (запись от 30 июня 1931 года) П. Н. Филонов записал: «Тов. Вагнова (Правильно: П. И. Важнова. — Л.П.) возвратила мне мою биографию, данную ей мною в 1929 году для передачи в редакцию „Большой Советской] Энциклопедии“, по просьбе одного из ее редакторов» (Филонов П. Н. Дневники. СПб., 2000. С. 106–107). Автограф «Автобиографии», машинописная копия и черновые наброски хранятся в РГАЛИ. Ф. 2348. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 1–12. Впервые текст автобиографии опубликован с сокращениями на английском языке в кн. Pavel Filonov: A Hero and His Fate. Translated, Edited and Annotated by Nicoletta Misler and John E. Bowlt. Austin, Texas. 1984. P. 117–123. На русском, также с сокращениями, см.: Павел Николаевич Филонов: Живопись, графика из собрания Государственного Русского музея: Каталог. Л., 1988. С. 105–106. Полный текст: Филонов. Художник. Исследователь. Учитель. В 2 т. М., 2006. Т. 2. С. 73–79. В настоящем издании воспроизводится основной текст и черновые фрагментарные наброски из фондов РГАЛИ. Знаки препинания и написание слов в основном соответствуют оригиналу. вернуться Корш Федор Адамович (1852–1923), антрепренер, драматург-переводчик. Окончил юридический факультет Московского университета (1874). Начал юридическую карьеру как адвокат, завершил председателем одного из округов Московской судебной палаты. Основал Русский драматический театр в Москве (1882), который продал в 1917 году. Лентовский Михаил Валентинович (1843–1906), артист, театральный антрепренер. В 1878 г. организовал театр оперетты в Московском саду «Эрмитаж», создал большой хор, оркестр и балет. В 1882 открыл Фантастический театр (позже переименован в «Антей»), где ставились феерии. В 1885 открыл театр «Скоморох», просуществовавший до 1891 года. В конце жизни разорился. В конце девятнадцатого века это были самые известные театры с обширным и разнообразным репертуаром. Так, в театре Корша впервые были поставлены пьесы Л. Н. Толстого «Плоды просвещения» (1894), «Власть тьмы» (1895) и А. П. Чехова «Иванов» (1887) и «Медведь» (1888). Наибольший кассовый успех им приносили «развлекательные жанры» — оперетта, разного рода феерии, которые с особым блеском ставил Лентовский. Соколовский — владелец театра в Москве. Подробных сведений о личности и деятельности обнаружить не удалось. вернуться По мнению некоторых исследователей, опыт вышивки крестом, в процессе которой постепенно рождается орнамент, часто хранящий генетическую связь с древней традицией, позднее помог художнику в поисках нового пластического языка. Главный постулат аналитического метода гласил, что произведения должны были «развиваться» не из композиционного центра, как требовалось в академической живописи, а рождаться из любой точки, чаще всего от края полотна, постепенно заполняя его. вернуться П. Н. Филонов имеет в виду Художественно-ремесленные мастерские (ХРМ) при Школе для вольноприходящих Императорского общества поощрения художеств, открывшиеся в 1896 году в Демидовом переулке и просуществовавшие до 1923 года. См. также: наст. изд., Аникиева В. Н. Филонов. вернуться Дмитриев-Кавказский Лев Евграфович (1849–1916), рисовальщик, гравер, офортист. Академик гравирования. Владелец частной мастерской в Санкт-Петербурге по подготовке к поступлению в Академию (1895–1916). В разное время в ней занимались А. В. Куприн, Д. Н. Какабадзе, М. В. Добужинский. За время учебы П. Н. Филонова мастерская несколько раз меняла адрес. В 1899–1905 годы она находилась в доме B. Н. фон Дервиз на углу Среднего проспекта и 12-й линии Васильевского острова. С 1906 по 1907 год Л. Е. Дмитриев-Кавказский снимал ряд помещений в доме И. Л. Горемыкина на 1-й линии Васильевского острова. Добужинский оставил литературный портрет наставника: «[Дмитриев. — Л.П.] (по происхождению кубанский или терский казак и потому — Кавказский) был фигурой живописной: был лыс, горбонос и с курчавой бородой; иногда носил черкеску, был очень приветливый человек и всеми любим. Он был известен как офортист и изобразитель Кавказа и издал альбом рисунков своего путешествия в Малую Азию». (См .:Добужинский М. В. Мои воспоминания. М., 1987. C. 133). Начиная с 1897 года Л. Е. Дмитриев-Кавказский ежегодно получал от Академии художеств субсидии, сначала на возмещение расходов на обустройство мастерской, позднее — на поддержание расширяющихся масштабов ее деятельности. Учащихся в мастерской средним числом 71 в месяц (занятия с 1 сентября по 1 июня). Десять человек бесплатных, в их число попал и Филонов. Он занимался в мастерской Дмитриева-Кавказского с 1903 по 1908 год. После смерти руководителя архив мастерской был приобретен Г. М. Долухановым, в том числе и двадцать две работы Филонова, по преимуществу выполненные во время поездки в Иерусалим в мае 1905 года. См.: Халтурин Ю. А. Ранние этюды Павла Филонова: Воспитание «видящего» глаза// Experiment/Эксперимент. Т. 11 (2005). С. 56–71. вернуться П. Н. Филонов. «Головы». 1910. Картон, масло. 28,5 × 47,5. ГРМ. вернуться В январе 1914 года Филонов предпринял попытку создать объединение, исповедующее идеи «аналитического искусства». В марте того же года вышел манифест «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков „Сделанные картины“», подписанный П. Н. Филоновым, А. М. Кирилловой, Д. Н. Какабадзе, Э. А. Лассон-Спировой, Е. И. Псковитиновым. Ведущая роль Филонова в объединения подтверждается и тем, что на обложке манифеста был помещен «Пир королей». вернуться В начале декабря в Санкт-Петербурге состоялись спектакли «Первого в мире футуристического театра», организованные участниками объединений «Союз молодежи» и «Гилея». В программу входили: опера «Победа над солнцем», либретто А. Е. Крученых, музыка М. В. Матюшина, оформление К. С. Малевича; трагедия «Владимир Маяковский», где художниками были П. Н. Филонов и И. С. Школьник. Для спектаклей удалось снять театр на Офицерской улице (театр Неметти, театр Луна-парка, иногда — театр Луна-парк). Подробнее см.: наст. изд., Томашевский К. Владимир Маяковский. вернуться Поэма Филонова «Пропевень о проросли мировой» вышла в издательстве М. В. Матюшина «Журавль» в 1915 году. Подробнее см.: наст. изд., Глебова Е. Н. Воспоминания о брате. вернуться Картинами Филонов называл не только произведения, исполненные маслом, но и рисунки и акварели, как в данном случае. «Победитель города». 1914–1915. Картон, акварель, чернила коричневые, тушь, перо, кисть, графитный карандаш. 42,1 × 34,2. ГРМ; «Мать». 1916. Бумага, акварель, чернила коричневые, тушь, перо, кисть, графитный карандаш. 50,7 × 52, ГРМ. вернуться П. Н. Филонов. «Формула периода 1904 по июль 1922 (Вселенский сдвиг через Русскую революцию в мировой расцвет». 1920–1922. Холст, масло. 186 × 186. ГРМ. вернуться П. Н. Филонов. «Формула петроградского пролетариата». 1920–1921. Холст, масло. 154 × 117. ГРМ. вернуться Филонов П. Н. Декларация «Мирового расцвета» // Жизнь искусства. 1923. № 20. С. 16–18. вернуться Речь идет скульптурном рельефе, выполненном И. И. Суворовым и С. Л. Рабиновичем для выставки в Доме печати. Оно известно под несколькими названиями: «Борьба труда и капитала», «Октябрь», «Свержение буржуазии», «Рабочий и буржуй». По словам Е. А. Серебряковой, в доработке рельефа принимал участие и Филонов. «Пошли в Дом печати. За эти 12 дней (была там 25 февраля) работа сильно продвинулась почти у всех. Когда я увидела раскрашенную голову рабочего статуи „Октябрь“, лицо было розовато-красное, а волосы зеленые. … П[авла] Н[иколаевича] я спросила: „Такой голова останется?“ Он ничего не ответил. На днях он за нее взялся, и сегодня я ее не узнала. Прекрасное лицо, полное мощи и глубокого смысла». См.: Серебрякова Е. А. Дневник // ОР ГРМ, Ф. Ед. хр. 37. Л. 25 об., 26. Уже в конце 1927— начале 1928 гг. ряд помещений Дома печати был передан Межсоюзному клубу инженеров, которые сочли неуместным присутствие скульптуры в интерьере и варварски разобрали, точнее, разбили ее, невзирая на протесты Филонова и его обращения в различные инстанции. вернуться Подробнее см.: наст. изд., Критика. Гросс В. Н. Филонов в театре. вернуться Состоялись следующие выставки коллектива МАИ: трехдневная выставка работ группы Филонова во Вхутеине (Академия художеств), 1925; «Выставка мастеров аналитического искусства. Школа Филонова», Дом печати, 1927; «Современные ленинградские художественные группировки», Московско-Нарвский дом культуры, 1928; Первая общегородская выставка изобразительного искусства, Академия художеств, 1930. На выставке «Художники РСФСР за XV лет» (1932, Ленинград, ГРМ), кроме работ Филонова экспонировались и произведения его учеников: Т. Н. Глебовой, М. П. Цыбасова, А. И. Порет. вернуться Речь идет о Государственном институте художественной культуры (Гинхуке). Его созданию предшествовало открытие в Петрограде Музея художественной культуры (МХК). Заседание Комиссии по его организации, в которую входили Н. И. Альтман, А. Е. Карев и А. Т. Матвеев, состоялось 5 декабря 1918 годов. В феврале 1919 года в Зимнем дворце прошла музейная конференция, утвердившая организацию МХК. Был выработан список художников, чьи произведения следовало приобрести для музея. В него вошли не только мастера, связанные с авангардистскими объединениями, но и члены «Голубой розы», «Мира искусства» и др. Музею был отведен особняк Мятлева на Исаакиевской площади, д. 9. Открытие отдела живописи МХК состоялось 3 апреля 1921 года. Несколько позже в Музее были открыты отделы рисунка, иконы и художественной промышленности. С 1922 года в МХК началась систематическая исследовательская работа. В 1923 году П. Н. Филонов вошел в состав комиссии по ревизии работы музея, а 9 июня того же года выступил на музейной конференции с докладом, в котором от «группы левых художников» внес предложение о преобразовании МХК в «Институт исследования культуры современного искусства». На заседании комиссии в сентябре 1923 принято решение организовать при МХК исследовательские отделы: материальной культуры (возглавил В. Е. Татлин), формально-теоретический отдел (во главе с К. С. Малевичем). М. В. Матюшин возглавил отдел органической культуры, а П. А. Мансуров — экспериментальный отдел. Малевич назначен директором МХК. Филонов стал руководителем отдела общей идеологии, но пробыл на этом посту лишь до декабря 1923 года, когда его сменил Н. Н. Пунин. По воспоминаниям Мансурова, «на первой вступительной выставке вместе со всеми он выставил в предоставленном ему зале много своих вещей. Без всяких особых деклараций. И больше того числился, а участия ни в работе, ни в выставках не принимал» Цит. по изд.: Павел Мансуров. Петроградский авангард. СПб., 1995. С. 16. В конце того же 1923 года отдел общей идеологии перешел к Н. Н. Пунину. В 1924 году Музей художественной культуры преобразован в Институт художественной культуры (Инхук). В 1925 году Институт был утвержден Совнаркомом и получил название — Государственный институт художественной культуры (Гинхук, под этим названием институт и вошел в историю искусств, в отличие от московского Инхука). Малевич писал: «В настоящее время музей художественной культуры приступил к деятельности… Что исследуется? Художественная культура. Противопоставляя научный подход и метод основам „вкусовым“, нравится — не нравится, — мы все выходим к новой проблеме, где старое понятие художник исчезает, на его месте появляется ученый-художник». См.: Малевич К. С. Записная книжка. Цит. по сб. Проблемы истории советской архитектуры. № 4. М., 1978. С. 26. В феврале 1926 года Малевич был снят с поста директора Гинхука, в декабре того же года Гинхук закрыт. вернуться Речь идет о Первой русской художественной выставке, организованной в галерее Ван Димена, в Берлине осенью 1922 года. вернуться В ноябре 1927 года работы П. Н. Филонова экспонировались в ГРМ на Выставке новейших течений в искусстве, открытой к 10-летию Октябрьской революции. В 1929 году состоялось событие, которое первоначально Филонов воспринял как долгожданное признание его заслуг — Русский музей предложил устроить персональную, по возможности полную, выставку его произведений. Как можно предположить, существовала долгосрочная программа музея по проведению цикла персональных выставок ведущих современных художников. Так, весной 1927 года В. В. Воинов писал: «открылась выставка А. Е. Карева, являющаяся первою в серии выставок, имеющих целью осветить проблемы живописи, разрешаемые представителями новых течений. Нельзя не приветствовать этого начинания, которое может сильно помочь массовому зрителю разобраться в тех сложных явлениях, которые, как всякий новый факт, не укладывающийся в рамки, вызывает, частью, непонимание и насмешки, а частию, полное к себе равнодушие. А, между тем, рассматривая в целом то буйное и, подчас, раздражающее буржуазные вкусы движение новейшей живописи, мы видим, что, несмотря на все препоны, равнодушие и даже враждебность, художники упорно продолжают свои работы в поисках новых форм, новых средств выражения, которые помогли бы современному искусству выйти из того тупика, к которому логически привел ход развития буржуазного искусства». См.: Воинов В. В. А. Е. Карев // Красная панорама. 1927. № 15. 7 апреля. С. 15. вернуться Кураторами выставки П. Н. Филонова в ГРМ стали Н. Н. Пунин и его ассистент В. Н. Аникиева. Музей решил не ограничиваться работами, которые Филонов хранил у себя для будущего «музея аналитического искусства». Его сотрудники обратились с просьбами о предоставлении работ мастера к тем его друзьям, кому он когда-то дарил свои произведения. Из-за «разного рода затруднений» открытие выставки было перенесено с весны 1929 на осень того же года, затем вновь отодвинуто. За это время изменилась ситуация: музейная конференция, проходившая в 1929 году, в своих решениях сузила функции музеев до задач политического просвещения. И, как следствие, изменилось отношение руководства музея к идее организации персональных выставок художников «левых» направлений, и соответственно — к выставке Филонова. Прежде всего был подвергнут переработке каталог: из него была изъята доброжелательная по отношению к творчеству Филонова статья В. Н. Аникиевой (см.: наст. изд.). Ее заменили статьей С. К. Исакова, на которого возложили задачу дать «четко выдержанную политическую оценку», и тот, не отрицая, что Филонов — большой художник, попытался весьма красноречиво доказать, что искусство его больное и массам не нужное (см.: наст. изд.). В подтверждение этого тезиса руководство музея устроило закрытые просмотры, на которые приглашались рабочие. Первый просмотр состоялся 30 декабря 1929 г. В январе 1930 года ленинградская «Красная газета» статьей В. Н. Гросса «Рабочая общественность на фронте ИЗО (Быть ли Филоновской выставке?!)» открыла полемику, в которую включились многие (см.: наст. изд., «Критика»). 7 октября 1930 художник получил из музея письмо: «Многоуважаемый Павел Николаевич. Государственный Русский музей настоящим извещает, что выставка Ваших картин музеем не может быть открыта, и просит Вас прийти для переговоров о свертывании выставки». 9 октября 1930 года в Русский музей на бланке Управления уполномоченного Наркомпроса поступило предписание: «На основании распоряжения зав. сектором вузов и научных] учреждений] предлагается вам намеченную к открытию выставку худ. Филонова не открывать для обозрения, а свернуть» (см.: Материалы об устройстве выставок в 1929 г. // ГРМ (BA). Оп. 6. Ед. хр. 771). В ноябре в защиту выставки Филонова подал голос И. И. Бродский (см.: наст. изд. «Критика». Бродский И. И. Открытое письмо). 16 декабря под рубрикой «За показ творчества Филонова» были напечатаны пять коллективных писем, подписанных В. А. Мешковым, Н. Э. Радловым, Н. П. Акимовым, В. В. Дмитриевым, коллективом МАИ. Там же была помещена заметка «Выставка не была „спрятана“», в которой инспектор по музеям Зайцев и инспектор изосектора искусств облоно Рабинович Л. С. писали, что выставка работ Филонова «не была разрешена к открытию инспектором музеев с ведома и согласия облоно. …Нужно, чтобы художник если не темой, то, во всяком случае, своим подходом к вещам и явлениям приближался к пролетарскому мировоззрению и мироощущению. Есть ли это у Филонова? По нашему мнению, нет…» (см.: Зайцев, Рабинович Л. С. Выставка не была «спрятана»// Красная газета, веч. вып. 1930. 16 декабря). 26 декабря в ГРМ был устроен еще один просмотр выставки, на сей раз без приглашения «пролетариата». Невзирая на то, что большинство присутствующих высказались за открытие выставки, «президиум объявил, что выставка открыта не будет. Единственный деловой довод отвода — музей не будет делать персональных выставок, а только групповые» (см.: Филонов П. Н. Дневники. С. 476). Последней точкой в затянувшемся споре стала статья критика Н. Богораза (псевд. В. Г. Тан-Богораза) с выразительным заголовком: «На фронте искусств. Классовая сущность филоновщины» (Красная газета, веч. вып. 1931.9 января). |
