Ева наслаждалась роскошью тишины. Дождь прекратился, и по свету на белых стенах она догадалась, что время близится к полудню.

Снаружи было тихо. Ливень загнал большую часть толпы в палатки и под крыши.

Она подумала об Ивонн, которую двадцать пять лет видела как минимум дважды в неделю, и принялась перебирать воспоминания.

Ивонн на пляже вытряхивает на ветру песок из полотенец.

Ивонн с детской рыболовной сетью пытается ловить с близнецами головастиков.

Ивонн в постели планет от артритных болей.

Ивонн задыхается от смеха во время комедийного шоу эксцентричного Нормана Уиздома.

Ивонн клацает зубами во время воскресного ужина.

Ивонн спорит с Брайаном о креационизме.

Ивонн роняет сигаретный пепел в рагу, которое собиралась подать на стол.

Ивонн вне себя от ужаса в ресторане во Франции, обнаружив, что стейк-тартар — попросту кусок сырого мяса.

Ева с удивлением осознала, что действительно скорбит о смерти свекрови.

В церкви же священник, пытающийся держаться свежих течений, вместе с паствой пел «Желтую субмарину».

Когда песня закончилась, он глубокомысленно изрек:

— Знаете, жизнь как банан. Плод еще зеленый, и приходится дать ему дозреть… — Пастырь помолчал. — Но иногда вы забываете о банане, а когда вспоминаете, кожура уже почернела, и что же представляет собой фрукт, если его очистить?

Из первого ряда Брайан-младший быстро ответил:

— Из банана выделился этилен, который в итоге окислился и разложился на газообразные компоненты эквивалентной массы.

— Спасибо за дополнение, — кивнул преподобный и продолжил: — Да, в конце концов тело Ивонн обратится в прах, но ее душа обретет вечную жизнь в Царстве Божьем и навсегда останется в вашей памяти.

Брайан-младший засмеялся.

Священник попросил паству снова встать на колени, пока он зачитает строки о воскрешении из Библии короля Якова. Стоять осталась только Руби, которая, указав на свои ноги, одними губами произнесла: «Колени не гнутся!» — и покачала головой.

Закончив декламацию, преподобный оглядел собравшихся. Скорбящие переминались с ноги на ногу, поглядывали на часы и зевали. По-видимому, пришло время благодарностей и прощания, и, кашлянув, он повернулся к гробу и возгласил:

— Давайте же вверим Ивонн Примроуз Бобер милосердию Господа, нашего Создателя и Спасителя.

Брайан-младший громко сказал:

— Создателя? Мне так не кажется. — И добавил, словно находился на семинаре: — Изменчивость плюс дифференцированное размножение плюс наследственность равно естественный отбор. Дарвин — Бог, один — ноль в пользу Дарвина.

Преподобный посмотрел на юного выскочку с мыслью: «Бедный парень, синдром Туретта — тяжкий недуг».[32]

«Когда же это закончится? — думал Александр. — Когда же эта ужасная, бестолковая церемония подойдет к концу?»

На последних похоронах, где он присутствовал, вдохновенно пел церковный хор, играли на барабанах и танцевали. Люди качали бедрами и трясли над головой руками, радуясь, что усопший вскоре очутится в объятиях Иисуса.

Когда преподобный произнес: «Вверяем Ивонн милосердию Твоему, Господи, во имя Отца и Сына, который умер и воскрес и царствует вместе с Тобой отныне и во веки веков», собравшиеся дружно выдохнули «Аминь», единодушные в искренней благодарности, что церемония наконец завершилась.

Четверо похоронных служащих торжественно прошли к алтарю, подняли экологически чистый гроб на плечи, под аккомпанемент «Сыромятной кожи» вышли из церкви и направились к небрежно вырытой свежей могиле.

Скорбящие потянулись следом.

Брайан тихо подпевал Фрэнки Лэйну, щелкал воображаемым кнутом и представлял, как гонит бегущий скот по прериям Техаса.

Когда картонный гроб поставили у могилы, к похоронной процессии присоединилась горстка почитателей Ангела с Боулинг-Грин-роуд. Во главе новоприбывших шагали Сэнди Лейк и ее новый друг, анархист Уильям Уэйнрайт.

Сэнди несла единственную лилию, купленную в магазине мистера Бартхи. Тот не хотел потрошить готовый букет из шести цветков, но Сэнди проявила упорство, и продавец в итоге сдался, а позже сказал жене, что во время торга думал закрыть лавочку и начать новое дело в какой-нибудь сфере, где не придется взаимодействовать с людьми.

Жена проворчала: «Ха! Значит, теперь будешь играться с роботами? Пойдешь обратно в университет, получишь степень по кибернетике и следующую — по робототехнике? К тому времени тебе уже стукнет семьдесят, жирный дурак! А я умру от голода, и наши дети будут мести улицы!»

Поедая рис быстрого приготовления, мистер Бартхи искренне раскаивался, что разоткровенничался с женой. День для него и так выдался нерадостным. Миссис Ивонн Бобер была хорошей клиенткой и интересной собеседницей, в отличие от своего зануды-сына.

Он скучал и по миссис Еве Бобер. Раньше он ящиками закупал консервированный томатный суп «Хайнц» в мелкооптовом магазине специально для нее. Ева каждый день съедала банку такого супа на обед. Больше никто в семье Боберов его не любил, у каждого были собственные пищевые пристрастия.

На Боулинг-Грин-роуд слышались крики и оскорбления, которыми обменивались противоборствующие клики. Поклонники вампиров поносили группировку фанатов Гарри Поттера.

Пытаясь абстрагироваться от шума, Ева поставила перед собой задачу — вспомнить все свои самые любимые песни с детства до настоящего времени. Она начала с «I’m A Pink Toothbrush» Макса Байгрейвса, затем перешла к «Walker Brothers» и их «The Sun Ain’t Gonna Shine (Anymore)», а теперь пыталась вспомнить «Back To Black» Эми Уайнхаус. Ева знала, что у нее хороший голос с идеальным тембром. Ее огорчало, когда профессиональные исполнители попадали мимо нот.

Мисс Бейли, школьная учительница музыки, как-то записала Еву в участницы музыкального фестиваля графства. Ева должна была исполнить а капелла «Форель» Шуберта перед усталым жюри. В конце песенки она взглянула на улыбающиеся лица судей, решила, что те смеются над ней, и умчалась со сцены — по длинным коридорам она выбежала в сад, где другие конкурсанты обедали, устроившись на скамейках. Все тогда просто вытаращились на Еву.

А в понедельник утром директриса мисс Фосдайк на школьном собрании после молитвы объявила, что Ева Сорокинс получила на музыкальном фестивале графства золотую медаль. Ева была потрясена и сочла гром аплодисментов невыносимым. Она покраснела и опустила голову. Когда мисс Фосдайк вызвала ее на сцену, Ева протолкалась через ряды девочек и выскочила за ближайшую дверь. Шагая к гардеробу, она слышала из актового зала громкий смех. Чувствуя, что в школе больше оставаться не может, она взяла пальто и ранец и под моросящим дождем бродила по окрестностям, пока не пришло время возвращения из школы.

Когда скорбная процессия вернулась домой, толпа на улице неодобрительно зароптала при виде Брайана и Титании, но по мановению руки Александра ворчание стихло. Фотографии с похорон Ивонн уже разлетелись по интернету. Некоторые делились в Твиттере беспокойством по поводу вероятного прекращения доступа в туалет в связи со смертью Ивонн.

Собравшись в прихожей, домочадцы и гости услышали голос Евы, напевающей знакомый мотивчик.

Титания прошептала Руби:

— Это «Форель» Шуберта.

— И почему люди постоянно сообщают мне то, что я и без них знаю? — покачала головой старушка.

Когда Ева переключилась на немецкий язык, мать к ней присоединилась.