В глубинах интернета Брайан-младший уже нашел способ, как заставить кого-то «исчезнуть» и остаться непойманным.

Сестра Спирс велела Еве снять ночную рубашку. Она хотела обследовать тело пациентки, дабы выявить пролежни.

Ева как могла прикрыла наготу покрывалом.

— Я знала людей, умерших от декубитуса, миссис Бобер, — подбодрила медсестра. — Если за пролежнями не следить, они могут привести к некрозу, образованию язвы, а в финале и к ампутации. — Она приподняла лодыжки Евы и критическим взглядом изучила пятки. Затем переместилась к ягодицам и закончила осмотр ощупыванием локтей. Сестра Спирс, по-видимому, слегка разочаровалась, не найдя никаких пролежней. — Наверное, вы пользуетесь хорошим защитным кремом.

— Нет, — сказала Ева, — но я знаю об опасности пролежней и поэтому не забываю двигаться и менять позы.

Когда пациентка оделась, медсестра измерила ее давление и нахмурилась, увидев результат, хотя тот не выходил за рамки нормы. Затем вставила термометр в ухо Евы и снова нахмурилась, посмотрев на показатель. Убрав градусник, сестра Спирс спросила:

— Как поживает ваш кишечник?

— Мой хорошо, а ваш? — вежливо ответила Ева.

— Я рада, что вы способны на такую беззаботность, миссис Бобер, учитывая обстоятельства. По словам вашей матери, супруг ваш живет в пристройке с другой женщиной.

— В сарае.

— Ваша мать также рассказала, что при необходимости воспользоваться уборной вы сооружаете то, что сами называете «Белым путем», и считаете этот самый путь продолжением своей постели. Это правда?

— Да, правда. Белый путь и есть продолжение моей постели. Если я прострелю вам череп и он разлетится на куски, сестра Спирс, как правильнее рассматривать пулю: саму по себе или как продолжение пистолета? — Ева вспомнила этот пример из подслушанной однажды за завтраком дискуссии о квантовой физике между Брайаном и Брайаном-младшим. Спор закончился падением банки с вареньем из рук мужа на пол.

Сестра Спирс хмуро делала пометки в карте Евы.

— Я бы хотела прочесть, что вы там написали, — сказала Ева.

— Боюсь, эти заметки — конфиденциальная информация, — отрезала медсестра и отодвинула карту подальше от Евы.

— Вы ошибаетесь, сестра Спирс, — возразила Ева. — По закону пациент вправе читать свою карту.

— Я пришла к заключению, что вы недостаточно умственно здоровы, чтобы ознакомиться с диагнозом. Это может спровоцировать у вас психический срыв.

— Я физически и умственно здорова.

— Психические больные, как правило, считают себя полностью здоровыми.

— Значит, вы хоть так, хоть этак правы? — усмехнулась Ева.

— В этом вопросе мне послышался оттенок паранойи, — насторожилась сестра Спирс.

— Вы достаточно квалифицированы, чтобы диагностировать психические заболевания? — поинтересовалась Ева.

— У меня нет соответствующего образования, но хватает личного опыта. В моей семье был случай психической ненормальности, этого не нужно стыдиться, миссис Бобер.

Ева почувствовала холодок страха.

— И вы из своего личного опыта вывели, что я психически нездорова?

— Я отправлюсь в больницу и сообщу врачам, что, по-моему, у вас своего рода нервный срыв. Опять же, миссис Бобер, не бойтесь. Подобными расстройствами страдали многие выдающиеся люди. Вспомните Черчилля, Алистера Кэмпбелла, Леса Денниса.

— Но с моей психикой все в порядке! — настаивала Ева.

— Медицина продвинулась далеко вперед с тех пор, как бедный мистер Черчилль страдал от депрессии и называл ее «черная собака, которая всегда со мной». Изобретены чудодейственные препараты, и всего через несколько недель вы снова станете собой. Сможете встать с постели и присоединиться ко всем нам.

— А я не хочу к вам присоединяться.

Сестра Спирс надела темно-синий дождевик и аккуратно протянула ремень через коричневую кожаную шлевку.

— Я непременно к вам еще зайду. До свидания, миссис Бобер.

Пять минут спустя, услышав снизу голос матери и звук захлопнувшейся входной двери, Ева крикнула:

— Мама!

На подъем по лестнице у Руби ушло больше времени, чем обычно, и, дойдя до кровати Евы, она тяжело дышала.

Ева не хотела расстраивать мать, но откровенный разговор назрел. Ева спросила:

— Значит, ты побеседовала с медсестрой?

— Да, — кивнула Руби. — Спирс рассказала о докторе Бриджесе. Представляешь, он уже три дня не ходит на работу — как-то повредил нос анимированным пинцетом.

— Автоматизированным, — исправила оговорку Ева. — И Спирс не следовало сплетничать о врачах.

— Ей не по вкусу этот чернокожий доктор. Проказзо говорит, что он натуральный лентяй. Ну ведь медики все такие и есть, согласна?

— Нет, они не такие.

— Я бы ни за что в мире не согласилась на работу Спирс. На все эти тошнотворные вещи, что ей регулярно приходится делать. Она описала несколько самых запущенных случаев. Отвратительно, какими только гадостями бедняжка не вынуждена заниматься.

— Ты насплетничала ей о Брайане и Титании, что они якобы живут в пристройке.

— Но я ведь не могла сказать, что они живут в сарае, разве нет?

— И зря ты проболталась о Белом пути.

— Но все давным-давно знают о твоем Белом пути, — возразила Руби.

— Все?

— Ну, все, с кем я знакома. Сказать по правде, Ева, все думают, что это сумасбродство с твоей стороны.

— А ты, мама? Ты сама как думаешь? Что это сумасбродство?

Руби печально покачала головой и вздохнула:

— Я думаю, что никогда тебя толком не знала и никогда не узнаю. Никто из нас больше тебя не знает, дочка. Мы все хотим, чтобы к нам вернулась прежняя Ева.

— Прежняя Ева мне не нравилась. Она была несчастной трусихой.

— Тебе давно пора сменить обстановку. За четыре месяца небось наотдыхалась. Неужели тебе не хочется встать, принять душ, вымыть волосы этой твоей овощной штукой…

— Травяной, — поправила Ева.

— …одеться потеплее и пройтись со мной по магазинам? В парке уже появились подснежники. Я могла бы позаимствовать у Стэнли инвалидную коляску. Ты стала легкая как пушинка, мне будет не тяжело тебя везти. Я присмотрю за тобой, Ева.

— Ты не понимаешь, да, мама? Считай меня огромной гусеницей. Я окукливаюсь здесь, в этой комнате.

Руби стало неловко.

— Ты говоришь глупости, перестань!

— Но однажды я сброшу кокон, — мечтательно улыбнулась Ева. — Я с нетерпением жду этого момента. Интересно, какой бабочкой я окажусь?

— Одинокой, если продолжишь нести вздор в том же духе.

Руби спустилась и обнаружила внизу Титанию, опорожняющую стиральную машину. Вещи любовников тесно переплелись, скрутившись в узел. Одна из рубашек Брайана поглотила ночную сорочку Титании.

— Значит, вы не на работе? — спросила Руби.

Титания, считавшая Руби рекордсменкой по недалекости, терпеливо ответила:

— Очевидно, нет, раз я здесь, на кухне, позиционируясь в трех измерениях. Даже в четырех, если считать время.

Кивнув в сторону лестницы, Руби вздохнула:

— Ей становится все хуже. Только что сказала, будто она — огромная гусеница.

Титания выпучила глаза:

— Вы уверены, что она не сказала что-то вроде «у меня заусеница» или «принеси мне гусятницу»?

— Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила: «Я огромная гусеница».

— То есть насекомое?

— Вот-вот.

— Очень по-кафкиански[24], — пробормотала себе под нос Титания.

— Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?

— О да, с радостью передам, — кивнула Титания.

— Пойду-ка я домой, — решила Руби. — Мне что-то нехорошо. — Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: — Титания, что будет с Евой, если я умру?

— Мы справимся.

— Вы будете ее кормить? — уточнила Руби.