— Я пишу спозаранку, когда вокруг ни души, — ответил Александр.

— Любите рассветы?

— Нет, — покачал он головой. — Люди волнуются, увидев чернокожего мужчину в поле. Я уже свел близкое знакомство с лестерширской полицией. Надо полагать, евреи не катаются на лыжах, а чернокожие не рисуют.

— А что вы еще умеете? — спросила Ева.

— Плотничать. Ну и обычные навыки разнорабочего: малярка, отделка, уборка в саду, перевозка вещей. Свободно говорю по-итальянски и лет десять пробыл плохим мальчиком, вампиром-банкиром.

— И что же произошло?

— Первые пять лет все шло отлично, — усмехнулся Александр. — Мы жили-поживали в просторном особняке в Ислингтоне, матери я купил маленький домик с садом на родине, в Лестершире. Ей нравится возиться в земле. Но про следующие пять даже не спрашивайте — слишком много нюхал наркоты, мой холодильник был забит до жути дорогим шампанским. Я убивал себя. Пропустил первые пять лет жизни своих детей. Думаю, я умирал, но никто этого не замечал, потому что со всеми вокруг творилось то же самое. Я работал в «Голдман Сакс». Жена меня больше не любила. Однажды мы ехали домой в новом автомобиле, который я два дня как купил. Машина была для меня слишком большой и мощной. Жена начала ныть, что я уже неделю не видел детей и что никто не работает по шестнадцать часов в сутки. — Он посмотрел на Еву и сказал: — Но я действительно работал. Это было безумие. Я начал орать о расходах, жена закричала в ответ о моих тратах на кокаин, я потерял управление, мы вылетели в кювет и врезались в дерево — не слишком высокое, скорее даже куст. Жена сидела как живая, только вот замолчала. А потом я взял детей и уехал домой в Лестер.

Повисла напряженная тишина.

Затем Ева попросила:

— Пожалуйста, больше не рассказывайте мне таких печальных историй.

— Обычно я себе такого не позволяю, — вздохнул Александр. — Если вы составите список работ, которые готовы мне поручить, я оценю их стоимость и представлю вам калькуляцию. Но мне нужно забирать детей из школы… — Он замялся. — Миссис Бобер, не возражаете, если я поделюсь своими соображениями? В вашей одежде нет гармонии.

— Да какая может быть гармония в одежде, когда я не знаю, кто я вообще такая? — возмутилась Ева. — Иногда мне жаль, что мы не вынуждены носить форму, как китайцы во времена культурной революции. Им не приходилось в смятении раздумывать, что надеть с утра. На все про все одна форма — мешковатые штаны и туника. Мне бы этого вполне хватило.

— Миссис Бобер, знаю, мы только познакомились, — сказал Александр, — но когда вам станет лучше, я с удовольствием пройдусь с вами по магазинам и отговорю вас от юбок-брюк и блузок без рукавов.

— Спасибо, — усмехнулась Ева. — Но я планирую оставаться в этой постели год.

— Год?

— Да.

— Зачем?

— У меня есть чем заняться. Что разобрать.

Александр присел на самый край кровати. Ева подвинулась, освобождая для него место. Она с удовольствием изучала лицо нового знакомого. Оно светилось здоровьем и жизнелюбием. «Этот мужчина мог бы сделать мир приемлемым для какой-нибудь везучей женщины, — подумала она. — Но не для меня». Один из его дредлоков чуточку расплелся. Ева машинально коснулась выбившейся пряди и вспомнила, как каждое утро заплетала Брианне косы перед школой. Она отправляла дочь в школу с косами и лентами, а днем Брианна возвращалась без лент и с растрепанными волосами.

Александр осторожно остановил Еву, сжав ей запястье:

— Миссис Бобер, лучше не начинайте того, что не сможете закончить.

Ева уронила руку.

— Это занимает больше времени, чем вы думаете, — тихо объяснил он. — А мне в четыре забирать детей. Они на дне рождения.

— У меня в голове до сих пор этот будильник «пора забирать детей», — понимающе кивнула Ева.

Когда Александр вынес на улицу все детали разобранного шкафа, Ева спросила, сколько она должна ему.

— О, накиньте пятьдесят фунтов сверх того, что ваш муж уже мне заплатил за вынос двуспальной кровати, и довольно.

— Двуспальной кровати? — переспросила Ева. — Откуда?

— Из его сарая.

Ева лишь приподняла брови.

— Позволите мне забрать доски? — спросил Александр. — Натуральное крепкое красное дерево. Я мог бы из него что-нибудь смастерить.

— Да сделайте же одолжение, хоть на растопку пустите.

Перед уходом Александр спросил:

— Могу я быть вам чем-то полезен?

Отчего-то они оба покраснели. На секунду. Еве исполнилось пятьдесят, но выглядела она лучше, чем думала.

— Можете вынести остальную мебель, — сказала она.

— Всю? — уточнил он.

— Всю.

— Что ж… ариведерчи, синьора.

Ева засмеялась, услышав, как заводится фургон. Однажды она была в цирке, и автомобильчик клоуна заводился очень похоже. Она откинулась на подушки и напрягала слух, пока кашель фургона не затих вдали.

Теперь, когда шкафа не стало, комната казалась огромной. Ева с нетерпением ждала следующей встречи с Александром. Она попросит его привезти какие-нибудь из его картин.

Любопытно посмотреть, стоящие они или нет.

Растянувшись на кровати Брианны, Поппи мазала черной тушью короткие ресницы. Брианна сидела за столом, пытаясь дописать сочинение. Сдать нужно было в два пополудни, а часы показывали час сорок семь.

Поппи уронила щеточку, и та прокатилась по ее белой футболке.

— Черт, черт, черт! — прорычала Поппи. — Ну почему ты не купишь себе приличную тушь? — Она примирительно хихикнула, зная, что далеко заходить не стоит. У нее осталось крайне мало друзей на этаже. Особенно после нескольких инцидентов с воровством еды и сигарет.

Брианна смотрела в окно, пытаясь сформулировать финальный абзац эссе на заданную лектором тему: «Бесконечность: разговор без конца?» Из окна открывался вид на одинаковые корпуса общежития, саженцы деревьев и свинцовые грозовые тучи. Она находилась здесь уже две недели и все еще скучала по маме. Во многом потому, что не знала, как создать уют без всех тех милых пустяков, которыми ее с детства окружала мать.

— Косметику мне купила мама, но я никогда всем этим не пользовалась, — сказала Брианна.

— А стоило бы, — не смолчала Поппи. — Ты же уродина. Наверное, тебя страшно бесит, что твой брат такой красавчик. Как же это жестоко, да? Кто-нибудь уже намекал тебе на пластическую хирургию?

Руки Брианны замерли на клавиатуре ноутбука. Она знала, что не красотка, но и конченой уродиной себя не считала.

— Нет, — пробормотала она, — никто не говорил, что мне необходимо хирургическое вмешательство. — Глаза ее наполнились слезами.

— Эй, подруга, не включай эмо! Я должна быть откровенной с тобой из дружеского участия. — Поппи положила руку на плечо Брианны: — Я скажу, что тебе нужно.

Срок сдачи сочинения наступил и миновал, пока Поппи увлеченно перечисляла недостатки, которые испортят будущее Брианны, если та не «ляжет под нож».

— Мужикам без разницы, есть ли мозги у женщины в кукундере. Ну, по крайней мере, всем достойным мужикам. Их заботит только наша внешность. Ну-ка, со сколькими я переспала с первого дня в универе?

— С кучей, — ответила Брианна. — Их было слишком много.

— Заглохни, не смей меня осуждать! — заорала Поппи. — Ты же знаешь, я не могу спать одна с тех пор, как над моим телом надругался тот одноглазый монстр!

Брианне было неинтересно слушать про мифического «монстра». Она-то знала, что в реальности циклопа не существовало.

Поппи бросилась на кровать и принялась завывать, как ближневосточная старуха над свежевырытой могилой.

Раньше Брианна думала, что лишь самую малость привязана к матери, но в эту минуту ей отчаянно захотелось поговорить с Евой. В расстроенных чувствах Брианна вышла в коридор и набрала номер мобильного, но абонент оказался недоступен, и она открыла дверь комнаты Брайана-младшего.

Брат сидел за столом с закрытыми глазами, зажав руками уши.