Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В конце концов, беглецы добрались до речки Стоуни-Ривер, и освобожденные рабы возликовали. У реки в последнем сиянии луны и в первых лучах нового дня, которые она отражала, словно серебряная лента, открывался вид, захватывающий дух. Мароны прошли вдоль реки еще несколько миль, а затем перед ними раскинулся, наконец, Нэнни-Таун! Новички сначала вообще не заметили села. Строения племени ашанти так гармонично вписывались в ландшафт, что их трудно было различить на рассвете. Часовые маронов увидели караван людей и животных уже за половину мили до того, как те подошли к городу, и возвестили об этом, громко трубя в трубы. Новички вздрогнули от страха, когда услышали сигналы. Люди невольно замедлили шаг — наверное, они погибли бы все сразу, если бы попали в настоящую засаду.

Внезапно из кустов вблизи берега вышло несколько человек, которые, до этого оставаясь невидимыми и неподвижными, наблюдали за дорогой. Огромные, тяжело вооруженные, чернокожие — некоторые были одеты по-западному, другие — в национальной одежде своих бывших племен — радостно и почтительно приветствовали Маану и ее пятерых сопровождающих. Это приключение умножит славу мужчин как воинов, а также уважение, которое теперь все будут оказывать Маану.

Нора из последних сил перебрела через реку и зашагала по крутым тропинкам наверх к городу. Она думала только о том, как бы найти место, где можно было бы упасть. И если бы Аквази еще раз захотел взять ее, пусть делает что хочет: она слишком устала, чтобы чувствовать боль. Лишь бы он только после этого оставил ее в покое. Сердце Норы бешено колотилось, дыхание было прерывистым, когда они, наконец, дошли до поселения.

Но на этом ее мучения никоим образом не закончились. Между тем солнце взошло высоко. Улицы и дороги Нэнни-Тауна наполнились мужчинами, женщинами и детьми, и все совершенно бесстыдно пялились на Аквази и его необычный трофей. Несколько черных женщин и девочек тут же стали кричать вслед белой женщине ругательства, а одна из них даже плюнула в Нору. Та старалась не замечать этого. Она хотела лишь одного — спать. Об остальном она подумает позже.

Мароны триумфальным походом провели своих подопечных и нагруженных богатой добычей животных через все поселение и остановили караван на деревенской площади. Большинство новоприбывших рабов, уставших от перехода и потерявших голову от новых впечатлений, тут же упали на утоптанную землю. Жители города, привлеченные рассказами, стали подавать им воду и фрукты, а также лепешки, посыпанные пшеном. Бывшие рабы Фортнэма с жадностью брали еду, однако Норе не дали ничего. Белой женщине достались только недоверчивые и злобные взгляды.

Вдруг маленькая и, казалось, незаметная особа появилась у входа в одну из круглых хижин, окружавших деревенскую площадь. Нора не узнала ее. Она упала на землю немного в стороне от освобожденных рабов, а мощное тело Аквази закрывало вид на то, что происходит. Вновь прибывшие отреагировали на появление женщины напряженным ропотом, а жители Нэнни-Тауна — приветственными возгласами. Казалось, они приветствуют Грэнни Нэнни, королеву. Нора с удивлением отметила, что все на площади тут же замолкли, когда маленькая женщина подала голос.

— Вот так ты вернулась, Маану, дочка!

По площади прокатился едва слышный ропот. Обращение «дочка», должно быть, являлось почетным.

— Так, как и обещала, королева Нэнни. С богатой добычей и подкреплением для племени! — В голосе Маану звучало торжество.

— А тебе удалось освободить твою сестру?

Нора затаила дыхание. Против ее воли в ней росло уважение к Маану.

Ненависть молодой женщины по отношению к баккра, связанная с ее любовью к Мансе, — значит, вот что дало ей повод спланировать целый военный поход. Маленькая девочка победила Элиаса Фортнэма.

— Да! — сказала Маану.

Норе показалось, что она подтолкнула сестру вперед. Манса снова плакала.

— Вот эта? — насмешливо спросила Нэнни. — Это жалкое маленькое существо? Неужели оно стоило стольких усилий? Но тебе лучше знать. Этот мерзавец горит в аду?

— В самом глубоком и самом темном, — сказала Маану голосом, исполненным ненависти.

— Хорошо. Завтра мы проведем церемонию, чтобы утихомирить его дуппи. А ты... Мужчины должны построить дом для тебя и твоей сестры. И твоего мужа — если ты его себе выберешь.

И снова ропот в толпе. Маану явно значительно поднялась в глазах жителей Нэнни-Тауна.

— А где же тот раб, который привел с собой белую женщину?

Нора испуганно вздрогнула, да и Аквази, казалось, был в состоянии крайнего нервного напряжения. Откуда Нэнни узнала об этом? Но, вероятно, на подходе к Нэнни-Тауну у каждого куста были глаза и уши.

Один из маронов указал на Аквази и Нору, и толпа расступилась перед ними. Нора сжалась. Она не хотела появляться перед этими людьми сейчас. Она была не готова предстать перед королевой и слушать ее резкий насмешливый голос. Тем более что выглядела она, конечно, ужасно. Ее платье было порвано, измято и пропитано потом, на ногах выступила кровь, на руках и лице были ссадины и царапины. Ее волосы влажными, грязными и спутанными прядями окружали изможденное лицо. Нора хотела спать или... умереть, если так должно было случиться. Но она не хотела быть развлечением для этой королевы.

Один из воинов — не Аквази — резко поднял ее. Аквази уже стоял перед Грэнни Нэнни.

— Это я! — сказал он гордо. — Я хочу ее, я всегда хотел ее. И это я убил ее хозяина.

— Ты убил баккра? — В голосе Нэнни читалось явное уважение.

Она знала, что у большинства рабов существовал священный страх поднять руку на ненавистных хозяев.

Аквази кивнул.

— Мы сделали это вместе, — пояснил он. — Но именно я отделил его голову от туловища. От того, что еще оставалось. Поэтому женщина принадлежит мне.

Нора похолодела от страха.

— Об этом можно поспорить, Аквази, — сказала Нэнни. — Добыча здесь принадлежит всем, и обычно пленных мы не берем.

— Разве в твоем городе запрещено держать рабов? — осведомился Аквази. — Ты ведь из племени ашанти.

Нэнни громко выдохнула.

— Я была из племени ашанти, — поправила она его. — И это правда, что мы всегда держали рабов. Мы жили торговлей рабами. Но это — мое племя. И до сих пор оно рабов не держало.

У Норы зародилось что-то похожее на надежду. Если Нэнни отрицает рабство...

— Потому что это запрещают боги? — насмешливо спросил Аквази. — Как обычно заявлял наш колдун-обеа?

Нэнни засмеялась. Ее смех был похож на крики птиц в джунглях.

— Боги меня не волнуют, — сказала она. — Они делают свои дела, а я — свои. Но мы здесь все — одно племя. Оно принадлежит мне, Квао, Кудойе и Аккомпонгу. Горы здесь слишком малы для множества племен. Если мы будем воевать друг с другом и захватывать рабов, мы будем слабыми. Поэтому мы больше не отсылаем никого назад, даже за выкуп. Это ослабляет нас.

Нора потеряла остатки мужества. Словами Нэнни говорила стратегия, а не человечность, и, уж конечно, не принципиальное отрицание рабства.

— Она — белая, — сказал Аквази.

— Что осложняет дело. — Нэнни вздохнула. — Если бы это была черная женщина, она бы когда-нибудь подчинилась своей судьбе. Ты же хочешь ее для своей постели?

Аквази кивнул.

— А ты — крепкий мужчина, черная женщина научилась бы ценить тебя. Но белая... У тебя будут трудности, молодой человек.

Аквази гордо выпрямился.

— Я справлюсь со своей женщиной, — твердо сказал он.

Нэнни снова засмеялась.

— Я говорила не о ночных трудностях. Чем она будет заниматься днем? Обрабатывать твое поле? Приводить в порядок твой дом, как черная женщина? В то время, как другие будут рвать себе глотки, что ты не хочешь себе в жены никого из нас.

— А разве тебя кто-нибудь спрашивал, хочешь ли ты обрабатывать поля белых людей, королева, когда тебя поймали в Африке? — спросил Аквази. — Что сказали бы белые женщины, если бы баккра заставил тебя идти к нему в постель?

Нэнни снова рассмеялась, и ее глаза заблестели. Спор с Аквази, казалось, развеселил ее.

92
{"b":"220708","o":1}