Аквази и палач коротко переговорили друг с другом, обсудив, в каком месте нужно рубить. Удар должен был отделить от ступни Дуга пальцы и подушечки стопы. Дуг поднял мертвенно бледное лицо и попытался найти какое-то чувство во взгляде Аквази. Он с трудом разжал губы.

— Аквази, мы же были...

Нора больше узнавала слова по губам, чем слышала их.

Аквази махнул рукой.

— Мы никогда не были друзьями, — процедил он сквозь зубы.

Маану, громко ругаясь, с поднятыми кулаками пробивалась между последними рядами зрителей.

— Приступай! — сказал Аквази.

Молодой палач нанес удар, и Дуг забился в судорогах, когда мачете вонзился в его тело. Но удар был неумелым. Он оставил глубокую рану, но не отделил часть ступни от ноги.

А затем к возвышению пробилась Маану. Она одним прыжком вскочила на него и вырвала мачете из рук палача.

— Что же это такое? Вы что, спятили? — Молодая женщина держала нож перед собой, словно хотела наброситься с ним на Аквази и его помощников. — Я думала, что вы еще ищете его, Я была у Толо. Манса исчезла. А теперь я слышу вот такое, здесь! Вы же..! Я не могу в это поверить!

Маану повернулась к Дугу и перерезала веревки, которыми тот был привязан к дереву. Она, не веря своим глазам, смотрела на кровь на коре. Дуг все еще висел на своих связанных руках, Он был абсолютно беспомощен, не в силах удерживать равновесие на одной ноге, а раненой ногой он не решался пошевелить.

— Это наше полное право! — защищался Аквази. — Даже в Библии сказано: око за око.

— С каких это пор ты цитируешь Библию? — возмущенно ответила Маану. — Аквази, которого я знала, воровал кур для колдуна-обеа. А теперь он вдруг заговорил, словно белый проповедник. Толо права, Аквази, — ты белее, чем любой баккра!

— Забери свои слова обратно!

Аквази, казалось, был готов броситься на нее. Маану влепила ему звонкую пощечину.

— Не забывай, что ты сейчас должен подставить другую щеку! — издевательски сказала она.

У Аквази, казалось, отнялась речь. Зато заговорил другой мужчина, огромный негр из племени ашанти, вероятно, урожденный африканец.

— Достаточно, женщина! Мы гордые. Мы месть!

— Мы мароны! — заявил другой и ударил себя в грудь.

Остальные издавали одобрительные крики и размахивали

копьями, словно настоящие африканские воины. Маану смотрела на них сверху вниз, как на непослушных детей.

— Мароны? — спросила она затем. — Я не вижу здесь никаких маронов. И тем более никакой гордости!

Маану снова подняла мачете. Не прислушиваясь к протестующим крикам мужчин, она разрезала путы на правой руке Дуга.

— Я вижу лишь то, что всю свою жизнь видела на плантациях. Людей, которым доставляет удовольствие мучить других до смерти.

Она перерезала последнюю веревку. Молодой мужчина со стоном упал на землю. Нора хотела подойти к нему, но Аквази удержал ее. Маану сверкнула на него глазами.

— Я не вижу тут людей из племени ашанти. Только воющих, дешевых полевых негров, которые заставляют женщин покорно исполнять их волю и рожать им детей, хотя нет никакой любви, ничего, кроме ненависти!

Аквази отпустил Нору и с угрожающим видом снова подошел к своей второй жене. Маану вызывающе глядела на него, и даже Нора, которая смотрела только на Дуга, почувствовала ее силу. Аквази, может быть, хотел видеть в себе преемника Квао, однако Маану представляла власть королевы. Никто бы не решился выступить против нее. А теперь сюда подходили и остальные жители Нэнни-Тауна. Женщины, но и вооруженные мужчины тоже — настоящие мароны. Их вела за собой Алима.

— Ничего не делайте баккра! — закричала она уже издалека. — Хороший баккра! И Нэнни тут! Нэнни сердитая! Не делайте баккра больно!

Тюрбан на голове Алимы развязался, и ее волосы развевались на ветру. Маалик, ее отец, участвовал в шествии без комментариев. Он с угрюмым видом шагал вместе с другими мужчинами впереди, вооруженный мачете.

— Сколько ударов плетью полагается за междоусобную войну? — издевательски спросила Маану у своего мужа. — А теперь сойди вниз и отчитайся перед королевой. У нее найдется, что сказать тебе!

Позже Нора с трудом вспоминала о том, что происходило в последующие часы. Она упала рядом с Дугом без сознания, но до этого у нее хватило сил убедиться, что он жив. Однако она уже не помнила, как их вместе отнесли и заперли в одной из круглых хижин. Когда она пришла в сознание, дверь за ними уже заперли. Дом был совершенно пуст, скорее всего, это было новое строение. Нору и Дуга просто бросили на голую утоптанную землю.

Когда она увидела Дуга лежащим рядом с собой, перед ней возникла старая картина: Аквази на полу своей хижины и его исполосованная спина. Маану, останавливающая кровь своим новым воскресным платьем. Она сама теперь тоже порвала свою нижнюю юбку, чтобы хоть как-то перевязать ногу Дуга. Его рана была глубокой, но ее можно было залечить. Если держать ее в чистоте, обработать и перевязать... Если бы только раненый мог соблюдать покой! Нора не тешила себя никакими иллюзиями. Даже если бы все было соблюдено, все равно существовала опасность, что рана воспалится. Если же не обработать раны Дуга, то он точно умрет.

В конце концов, Манса принесла Норе кувшин с водой и кружку.

— Нэнни очень злая на Аквази, — проворчала она. — Я позвала Нэнни! Барабаны сказали, что она еще ночь будет оставаться в горах и молиться. Но я побежала туда и нашла ее.

— Ты сейчас уходить!

Угрюмый часовой, который сопровождал Мансу, был одним из мужчин, стоявших на месте судилища. Нора с ненавистью посмотрела на него. Манса неохотно подчинилась. Нора старалась поддержать Дуга, чтобы он мог поднести кружку к своим губам. Он жадно пил.

— Эти хижины, — прошептал он затем. — У них нет крепких стен. Даже не нужно инструментов. Мы... мы могли бы убежать сегодня ночью.

— Чтобы они нас поймали? — нежно спросила Нора и убрала с его лба мокрые от пота волосы. — Ты же сам видел, как хорошо охраняется поселок.

«И ты не сможешь сделать даже трех шагов». Она не сказала этого вслух. Дуг никогда не признается, что он слишком слаб для этого. Но ведь, действительно, в таком состоянии было совершенно невозможно пробежать двадцать миль через джунгли. Даже если бы часовые пропустили их.

— Ты должна бежать, — сказал Дуг. — Хотя бы ты. Если ты в Кингстоне расскажешь...

Нора покачала головой.

— Я в одиночку тоже не смогу выбраться отсюда. И если даже бы мне это удалось... Пока я найду губернатора, пока поднимут тревогу... Тебя к тому времени убьют. Кроме того, я не хочу уходить. Я нахожусь именно там, где хочу быть.

Она осторожно уложила Дуга к себе на колени, после того как из остатков нижней юбки нарвала полос для перевязок. Даже если она больше ничего не сможет сделать для него, раны не должны соприкасаться с глиняным полом и загрязняться еще больше.

— Ты просто хочешь показать мне свои ноги, — попытался пошутить Дуг, наблюдая, как она продолжает рвать свою широкую юбку. — Ты... Ты всегда так делаешь, вспомни. Вспомни ураган.

Нора заставила себя улыбнуться.

— Я была и остаюсь кокеткой, — заметила она. — Как же ты смог влюбиться в такую легкомысленную женщину?

— Я влюбился в русалку, — прошептал Дуг. — Я увидел тебя на побережье... С твоей лошадью. Ты знаешь, что твоя лошадь еще у меня? И есть еще жеребенок. Если... Когда мы вернемся домой, то сможем проскакать галопом по пляжу.

Нора погладила его по лицу. Она уже сейчас чувствовала, что у него поднялась температура.

— Аврора опять обгонит Амиго, — сказала она.

Дуг покачал головой.

— Но не своего сына. Не араба. А, ты уже не помнишь? Она побывала у чудесного жеребца Кинсли. Жеребенок... Жеребенок мог бы выигрывать скачки. Когда мы будем дома, мы... — Дуг слабеющим голосом заговорил о дикой охоте детей пустыни.

Нора устроила его удобнее и постаралась не думать о Саймоне. Снова все было, как тогда. Она держала в своих объятиях мужчину, который рассказывал ей истории. У нее в руках не было ничего, чтобы остановить смерть. Только ее мечты. Она сама не заметила, как уснула. Может быть, все это тоже было сном, кошмарным сном, ниспосланным ревнивым духом.