— Эй, куда вы? Кто умер? — заорал Зеведей, махая руками. — Кто умер?

— Зерно! — остановившись, чтобы перевести дыхание, пробурчал какой-то толстяк.

— Говори яснее. Я — Зеведей, со мной шутки плохи. Кто умер?

— Пшеница, ячмень, хлеб! — донеслись крики со всех сторон.

Старый Зеведей остался стоять с открытым ртом, но потом хлопнул себя по заднице — до него дошло.

— Ливень, — пробормотал он, — он смыл урожай с токов. Ну, пусть бедные плачут, нас это не касается.

Крики наводнили уже всю долину. В деревне не осталось ни души. Женщины на токах падали ниц и, ползая в грязи, спешили собрать то немногое, что сохранилось в выемках и бороздах. Руки у рыбаков Зеведея бессильно упали — у них не было сил тянуть сети. Зеведей при виде их праздности пришел в ярость.

— За работу! — заорал он, спускаясь со скалы. — Взяли! — и снова схватился за веревку, изображая неимоверные усилия. — Слава Тебе, Господи, мы — рыбаки, а не земледельцы. Пусть хоть потоп. Как известно, рыба не тонет. Это ясно как Божий день!

Бросив свое стадо и перепрыгивая с камня на камень, приближался Филипп.

— Новый потоп, парни! — закричал он, внезапно выныривая из-за валуна. — Да остановитесь вы, ради Бога, поболтаем. Похоже, конец света! Вы только посмотрите, сколько несчастий! Позавчера распяли зелота — наше упование. Вчера Господь разверз хляби небесные, как раз когда заполнились тока, и смыл весь наш хлеб. А тут намедни овца принесла у меня двухголового ягненка. Говорю вам, это — конец света! Да кончайте вы работать, ради Господа, давайте обсудим!

— Убирайся отсюда к черту, Филипп, и оставь нас в покое, — взревел Зеведей — кровь ударила ему в голову. — Не видишь, у нас стоит работа. Мы — рыбаки, ты — пастух, пусть горюют земледельцы — какое нам дело? Эй вы, за работу!

— И тебе, Зеведей, не жалко земледельцев? Они же помрут с голоду! — возразил пастух. — Это же наши братья, израильтяне, мы же одно дерево, и землепашцы — наши корни, если они высохнут, мы все погибнем. И к тому же, если грядет Мессия, а мы все отдадим Богу душу тем временем, кого Он будет спасать? Ответь-ка, если сможешь!

Старый Зеведей запыхтел и начал раздуваться от гнева, словно должен был вот-вот взорваться.

— Уйди ради Господа, уйди к своим филиппятам. Меня уже тошнит от ваших Мессий. Стоит ему появиться, как его тут же распинают; а за ним уже спешит следующий. Знаешь, что просил передать Андрей своему отцу Ионе? — Кресты теперь повсюду, куда ни плюнь, темницы забиты Мессиями! О-о-о, с меня довольно! Нам и без Мессий хорошо, а от них одни сплошные неприятности. Слушай, принеси-ка мне сыру, а я тебе дам за это рыбы. Ты дашь мне, я дам тебе — вот и Мессия! — он рассмеялся и повернулся к своим работникам. — Пошевеливайтесь, парни, пора разводить костер и ставить похлебку. Солнце поднялось уже на два локтя, а мы еще не сдвинулись с места.

Филипп сделал было шаг назад к своему стаду и тут же остановился. На узкой тропинке, вьющейся вдоль берега, показался нагруженный до ушей, изнемогающий от тяжести осел, за которым следовал рыжебородый босой гигант с обнаженной грудью. Он спешил, погоняя несчастное животное стрекалом.

— Глядите! Старый бес Иуда Искариот собственной персоной! — остановившись, закричал пастух. — Снова отправился по деревням подковывать мулов и ладить мотыги. Пошли послушаем, что он скажет!

— Чума на него! — пробормотал старый Зеведей. — Не нравится мне цвет его волос. Я слышал, что у его предка Каина борода была такого же цвета.

— Бедняга родом из Идумеи, — заметил Филипп. — Там до сих пор рыскают львы. Так что лучше с ним не спорить, — и, засунув в рот два пальца, он засвистел Иуде.

— Привет, Иуда, рад тебя видеть! Заворачивай сюда, чтоб мы могли получше разглядеть тебя.

Рыжебородый сплюнул и выругался. Он не любил этого пастуха, не любил хапуги Зеведея, не любил их всех, вместе взятых. Но он был кузнецом, человеком дела, знал, что нельзя терять заказчиков, и ему ничего не оставалось, кроме как направиться к этим людям.

— Какие ты привез нам новости? — осведомился Филипп. — Что делается в долине?

Рыжебородый дернул осла за хвост, и тот остановился.

— Все прекрасно, — ответил он с сухим смешком. — Господь на редкость милостив, да будет благословенно Его имя! Да, Он любит свой народ! В Назарете Он распинает пророков, а здесь, в долине, насылает потоп и уничтожает хлеб. Вы разве не слышите плач? Женщины так воют из-за пшеницы — можно подумать, что погибли все их сыновья.

— Все, что ни сделает Господь, все хорошо, — запальчиво возразил Зеведей, видя, что опять никто не работает. — Что бы Он ни делал, я Ему доверяю. Если все потонули, я один уцелел — это Господь защитил меня. Если все уцелели, я один потонул — снова Господь меня защитил, избавил от мук. Говорю вам — я Ему доверяю. Ясно как Божий день.

Услышав это, рыжебородый позабыл, что он простой труженик, еле сводящий концы с концами и полностью зависящий от этих самых людей, и, подхлестываемый дурным расположением духа, в котором пребывал, начал выкладывать все начистоту:

— Ты Ему доверяешь, Зеведей, лишь потому, что Всевышний мягко стелет для тебя и твоих делишек. В твоем распоряжении пять лодок, а в услужении пятьдесят рыбаков, которых ты кормишь так, чтобы они только не протянули ноги и у них хватило сил батрачить на тебя, пока ты набиваешь свое брюхо, сундуки и кладовые. А потом ты вздымаешь руки и говоришь: «Господь справедлив, я доверяю Ему! Мир прекрасен, и надеюсь, он никогда не изменится!» Отчего тебе было не спросить зелота, которого распяли намедни, зачем он борется за наше освобождение? Или крестьян, чей годовой труд Господь поглотил за одну ночь — спроси их! Они теперь ползают в грязи и льют слезы, по зернышку собирая урожай. Или спроси меня. Я хожу по деревням — вижу и слышу страдания Израиля. Доколе? Доколе? Тебе никогда не приходилось спрашивать себя об этом, Зеведей?

— Сказать правду, — ответил старик, — я никогда не доверял рыжеволосым. Ты — от семени Каина, убившего своего брата. Иди к черту, дружище. Я не хочу с тобой разговаривать! — и повернулся спиной к Иуде.

Рыжебородый треснул осла палкой, животное вскинуло голову и помчалось во весь дух.

— Ну подожди же, старый паразит, — пробормотал Иуда, — Мессия всех нас рассудит. Мы еще поговорим с тобой, Зеведей! — крикнул он, зайдя за камни. — Мессия придет и поставит каждого мошенника на свое место. Я тоже доверяю кое-чему! Увидимся в день правосудия!

— Пошел к черту, рыжий! — ответствовал Зеведей. Из воды, наконец, появилась сеть, полная красноперок и карпов.

Филипп замер, так и не решив, чью сторону принять. То, что сказал Иуда, было верно и смело. Пастуху не раз хотелось бросить в уродливое лицо старика то же самое, но у него никогда не хватало духу. Этот безбожник был слишком силен. Ему принадлежали все луга, на которых Филипп пас свои стада — как простой пастух мог противостоять богачу? Для этого надо было быть или безумцем или героем — Филипп не был ни тем, ни другим. Он просто слишком много болтал и никогда не рисковал попусту.

Потому он и молчал, пока эти двое препинались, да так и остался стоять в робкой нерешительности. Рыбаки уже вытянули сеть, и он нагнулся, чтобы помочь им перекладывать рыбу в корзины. Сам Зеведей вошел по пояс в воду и оттуда подавал команды людям и даже рыбе.

Но пока они, довольные, любовались переполненными корзинами, с близстоящей скалы донесся хриплый голос Иуды:

— Эй, Зеведей!

Старик сделал вид, что не слышит.

— Эй, Зеведей, — загремел тот же голос, — послушайся моего совета: сходи забери своего сына Иакова!

— Иакова! — взволнованно воскликнул старик. Он потерял своего младшего сына и не хотел терять старшего. Других у него не было, кто же станет наследником?

— Иакова? — обеспокоенно крикнул он Иуде. — Что ты хочешь сказать об Иакове, рыжий?

— Я видел, как он беседует на дороге с римским прихвостнем. Они отлично поладили!

— Каким римским прихвостнем, ты, неверный? Говори яснее.