Мэтт беспомощно слушал, пока Лэвендер втирал ему про завтрашний рейс — что билет уже заказан и ему просто надо притащить свою задницу в аэропорт Сан-Антонио завтра утром.

— Только не забудь прихватить черные очки и бейсболку, — напомнил Лэвендер. — А то опять начнутся эти восторженные узнавания на каждом шагу. Не надо нам этих приключений, мистер Мордобой.

— А как же Грейс?.. — растерянно пробормотал Мэтт.

— Ну а что рейс? Нормальный рейс — оглянуться не успеешь, как окажешься на съемочной площадке!

— Да я сказал «Грейс».

— Кто?

— Медсестра. Медсестра, которая за мной ухаживает.

— А что тебе эта медсестра-то?

Мэтт прикусил язычок — как-то не хотелось поверять свои сокровенные тайны Майклу Лэвендеру. Он и так знал, что Лэвендер скажет, поэтому просто отмахнулся:

— Да нет, ничего. Просто милая, вот и все.

— Ну да, милая, — согласился Лэвендер, словно ожидал таких слов. — Милая, честная, добропорядочная. Со стетоскопом хорошо управляется, но вот карьеру свою на нее тратить, по-моему, глупо. Ты лучше включи себе в мозгу поиск образа — «Таня Сент-Клэр» и «лучшая попка» и все такое — и утром мне позвони.

— Я не понял, а чем Грейс-то плоха? — спросил Мэтт.

— Да не плоха. Она просто не подходит тебе. И кассовый сбор нам весь погубит. Если уж хочешь разбивать сердца направо-налево, то делай уж это в своем «курятнике». А эта медсестричка, как бы она там тебе ни приглянулась, она… ну никак не катит. Ну не подходит она тебе, повторяю еще раз! Она не способна понять, что тебе нужно. Куда ей! Такая не станет терпеть, когда ты, нажравшись, придешь домой и начнешь выпускать пар. Нет, не станет — она просто соберет твои вещи, намотает тебе на шею твои собственные яйца и вышвырнет тебя за дверь. Думаешь, я такого не насмотрелся? Нет уж, тебе нужна цыпочка типа Тани…

Мэтт больше не мог слушать. Он выключил телефон и спрятал голову под подушку. Какие гадости вечно говорит этот Лэвендер, да и понять его практически невозможно!

Джоанна считала сентябрь самым романтическим месяцем года. Она и июнь любила тоже, потому что в этом месяце у нее был день рождения и День святого Антония по святцам. Но сентября, так много обещающего сентября, она еще со школьных времен всегда ждала с нетерпением. В сентябре она вышла замуж, в сентябре ездила в Италию на свой медовый месяц.

Но ничего подобного как-то не наблюдалось в нынешнем сентябре и в тот сентябрьский вечер, когда Джоанна после работы гнала на своем мотоцикле в сторону дома Донни. Денек выдался до омерзения нудным и тяжелым — а все из-за того, что некем было заменить Грейс, чье двухнедельное отсутствие в отделении интенсивной терапии стало настоящей катастрофой. На Джоанну повесили целых пять пациентов, двое из которых были после операции, то есть с ног до головы обвешаны всевозможными трубками, капельницами и катетерами. Ну чистый ад! У Джоанны была одна мечта — доехать поскорее до дома Донни, принять душ и вырубиться перед телевизором.

Когда она приехала, Донни был дома и поджидал ее чуть ли не под дверью.

— Привет, куколка! Целый вечер тебя жду, — выдохнул муж с видимым облегчением.

— Я же сказала, что буду работать до восьми! — возмущенно напомнила Джоанна, протискиваясь мимо него со шлемом под мышкой. — Ой, Донни, какая чистота! Ты что, убирался? Даже прямо хвоей какой-то пахнет!

— А тебе что, не нравится, красоточка моя? — спросил Донни, теребя себя за мочку уха.

— А у тебя все в порядке? — спросила Джоанна, заметив, что Донни одет в черные брюки от костюма и белую рубашку. С чего бы это он так вырядился? — Ты что, на похоронах был? Кто умер?

Донни три раза подряд всхлипнул, в глазах его стояли слезы.

— Котик, что случилось? — озадаченно спросила Джоанна, словно и впрямь кто-то умер.

Донни выдавил из себя печальную улыбку и протянул Джоанне какую-то маленькую коробочку, в каких обычно продаются кольца.

— Вот тебе, киска моя. Поздравляю с годовщиной!

— Блин!.. — воскликнула Джоанна, в ужасе от того, что забыла про такую важную дату. — У нас же годовщина!

Она положила шлем на стол и открыла коробочку. Внутри лежало колечко из нержавеющей стали с красиво выведенной надписью «ХОХО».

— Ой, Донни!..

— Это знак верной любви, — объяснил Донни. — У меня тоже такое. Смотри. — И он повертел пальцем у нее перед носом.

— Ой, Донни!.. Какой ты… Какой ты внимательный!

— Да! — Глаза у Донни сияли. — Просто я хочу обновить клятвы.

— Что?

Донни обхватил ладонями лицо Джоанны.

— Я хочу, чтобы мы по-настоящему воссоединились, — сказал он. — Может, даже имеет смысл позвать сюда священника. Отца… как его там, не помню… Я хочу, Джо, чтобы мы снова заключили этот брак.

Когда Донни потянулся, чтобы поцеловать ее, Джоанна как-то вся зажалась, внутри у нее все будто одеревенело. К такому она была совсем не готова, а это означало, что она просто не хотела этого — иначе сама мечтала бы.

Но Донни был настойчив в поцелуе — словно с его помощью хотел вживить свою новую идею прямо в Джоанну. Но она почему-то думала сейчас не о Донни, мысли ее вновь унеслись к той коротенькой мимолетной прогулке под дождем и к тому ощущению небывалого душевного уюта и спокойствия, окутавшему ее тогда, как безбрежное море. Разве мог этот пафосный поцелуй Донни сравниться с нежной силой Капитана, когда он помогал ей подняться на борт, а потом спуститься, и с его взглядом, когда он, улыбаясь, смотрел на нее, промокшую с головы до ног, на пороге «Соловьев»?! Ей вдруг захотелось вновь испытать это ощущение, и в нетерпеливом порыве она оттолкнула мужа.

— Торжественная церемония? — Джоанна рассмеялась, чтобы скрыть раздражение. — Это мило, Дон. Но по-моему, мы и так женаты. Разве нет?

— Ты не понимаешь!.. — Во взгляде Донни была мольба. — Это мне нужно! Мне. Я стремился к этому. Все эти годы. Ты же знаешь, Джо. И ты меня до сих пор не бросила. О таком я мог бы разве что мечтать! — Глаза его блестели.

— Ой, Донни!.. — Джоанну тронули его слова, но вместе с тем она понимала, что они были произнесены слишком поздно.

— Ты не бросила меня, Джо, и я сделаю все, чтобы ты об этом не пожалела. Я сделаю все, чтобы ты почувствовала себя самой счастливой женщиной на этой гребаной планете!

Похоже, впервые в жизни Донни говорил такие вещи от чистого сердца; Джоанна даже чуть не клюнула, но спохватилась, припомнив, что слышала подобные цветистые обещания уже много-много раз — обещания, за которыми следовало или которым предшествовало полное дерьмо. Этого дерьма она уже порядком наелась.

— Я тебе так скажу, Донни: я оценила твой жест. Он очень романтичен, но я не считаю, что в нем есть необходимость.

— Он необходим мне. Я тебе об этом и говорю! — Донни взял ее руку, поднес ее к губам, испепеляя при этом Джоанну страстным взглядом. — Мы начнем все сначала, Джо! Мы выберемся из этой помойки и начнем новую жизнь. Счастливую жизнь, Джо! Заведем детишек полный дом! Ведь мы же хотели, помнишь?

— Но тебе нравится эта помойка, — сказала Джоанна. — Ты сам-то подумай, далеко ли мы из нее уйдем?

— Как это? — сказал Донни. — Уйдем куда захотим. Куда угодно. Ухаживать за больными и стричь волосы можно везде. Мы вообще, если хочешь, можем быть кочевниками. Такой образ жизни нам подойдет.

— Во-первых, Донни, я не хочу быть кочевником. Во-вторых, я никогда не говорила, что хочу иметь много детей. Ты, наверное, перепутал меня с кем-нибудь из своих подружек.

Донни обиделся.

— Эй, это удар ниже пояса! У нас все-таки годовщина!

— Ну и что? При чем тут годовщина?

— Да что такое, Джо? Что происходит?

— Ничего не происходит! — отрезала Джоанна.

У Донни отвисла челюсть, и он растерянно уставился в пустоту.

— Только не надо устраивать мне вот этого, Донни, — сказала Джоанна. — У меня, знаешь ли, был очень тяжелый день, и я не могу сейчас думать о таких вещах.