Но Донни воспринял эти слова по-своему.

— Это ты не устраивай мне вот этого, Джо!

— Не устраивать тебе чего, Донни? Ты вообще о чем?

— Ты изгаляешься надо мной, — обиженно сказал он. — Пытаешься отомстить мне за что-то! И главное, в какой день! В день нашей годовщины! Это неправильно, так нельзя, Джо!

Джоанне вдруг стало противно, что он прикрывается годовщиной, используя ее в своих целях. Так же противно, как если бы он вообще забыл об этой дате.

— Знаешь, что я поняла, Донни? — сказала Джоанна, изо всех сил стараясь держать себя в руках и не переходить на крик. — Я поняла, что не могу доверять тебе. Ты потерял мое доверие. Кто обманул один раз, будет обманывать всегда. Это наукой доказано. Откуда мне знать, не валялся ли ты сегодня днем в постели с какой-нибудь сучкой из своего салона? А, Донни? Откуда мне знать? Может, мне по постели пошарить, сережку поискать или волосинки чужие?

— Я завязал со враньем, Джо, я больше не вру тебе, — продолжал канючить Донни. — Это раньше было, это был другой Донни, а сейчас Донни новый. Видишь, я даже надел брюки парадные для тебя!

— Тогда ответь мне честно. У тебя был кто-нибудь за последние три месяца?

— Чего?..

— Смотри мне в глаза, Донни, и отвечай правду. Я хочу, чтобы ты поклялся жизнью своей матери.

— Эй, только не надо впутывать сюда мою маму! У нее и так проблем по уши.

— Нет, поклянись ее жизнью!

— Ну хорошо, хорошо. Клянусь жизнью своей матери, что у меня никого не было за последние три месяца. Так тебя устроит?

— Ты целовался с кем-нибудь?

Донни усмехнулся:

— Меня зовут Дон, а не Дон Жуан.

— Так целовался или нет?

— Да нет же, Господи Боже!

— Поклянись жизнью матери! Давай!

Отведя глаза в сторону, Донни торопливо проговорил:

— Клянусь жизнью своей матери, что я ни с кем не целовался.

Потом он злобно и как-то затравленно посмотрел на Джоанну, как смотрит тот, кого загнали в угол.

— Ну? Теперь довольна?

Джоанна укоризненно покачала головой:

— Какой же ты врун, Донни! А еще клянешься жизнью своей матери. Своей собственной матери!

— Я не вру, Джо, — устало проговорил Донни, желая, по-видимому, дать ей тем самым понять, что она все выдумывает. — А тебе никогда не приходило в голову, что ты склонна к паранойе?

— А если и склонна, то кто в этом виноват?

Тут Джоанна нарушила свое обещание больше никогда не упоминать о его прошлых прегрешениях, чем, кажется, вывела Донни из себя.

— А как насчет тебя самой? — спросил он с видом человека, готового начать крушить все. — С кем ты сама-то спала? Сколько мужиков у тебя было за этот год?

— Нисколько! — рявкнула Джоанна, злясь больше на собственный ответ, нежели на сам вопрос. — Нисколько, потому что я — замужняя женщина!

Сама-то она прекрасно понимала, что за этой вспышкой возмущения прячет свою маленькую тайну. Слава Богу, у Донни не хватает ума, чтобы спросить не с кем она спала, а не испытывает ли она чувств к кому-нибудь.

— А этот старый пердун из бара? — вдруг сказал Донни. — Ну этот, в шкиперской фуражке.

От неожиданности Джоанна даже заморгала. Неужели Донни читает ее мысли? Или не забыл тот случай, когда застал свою жену с утра пораньше в «Соловьях» за непринужденной беседой с Капитаном? Если не забыл, то, видно, долго носил это в себе, и теперь вот, пожалуйста, все выплеснулось наружу.

— «Этот старый пердун из бара»? Ха!.. — Она пыталась скрыть свою тайну за насмешливым тоном, но ее выдала предательская виноватая улыбочка, которую она теперь пыталась спрятать, закусив губу.

— Да! Как насчет него? — сказал Донни. — Ты мне голову-то не морочь. Неужели ты думаешь, я не заметил, что у вас там происходило, когда я зашел в эту помойку?

— Ничего у нас не происходило! — крикнула Джоанна, обрадовавшись удобному случаю изобразить неподдельное возмущение. — Мы просто разговаривали!

— Ах, разговаривали! Да ты чуть ли не трахаться к нему лезла!

Джоанна рассмеялась:

— Нет, ну какая прелесть, Донни!

— Ага, прелесть… Ты вон покраснела вся!

— Ничего подобного!

— Нет, покраснела! Ты крутила с ним шашни! Будешь отрицать?

— Да мы с ним просто друзья! — сказала Джоанна. — Я просто хожу в этот бар, мы болтаем, и все. К тому же он вдвое старше меня! — Она всплеснула руками. — Господи, да это же просто смешно! На самом деле мне просто нужно… — Она пыталась подобрать подходящее слово. — Мне просто нужно…

— Что тебе нужно, Джо?

Джоанна коснулась пальцами висков, ей казалось, что голова сейчас лопнет.

— Мне просто нужно побыть одной! Я хочу быть одна, понимаешь?!

Донни побледнел и как-то сразу притих.

— Как это? — испуганно спросил он.

В его глазах Джоанна прочла свои собственные намерения — словно он угадал наперед, что она собирается сделать. Его ранимость придала ей силы.

— Слишком много плохого у нас с тобой было, Донни. — Ей было неприятно говорить такие вещи, но она должна была сказать все до конца. Должна, и все. — Ты пойми, Донни, я по-прежнему люблю тебя. Ты по-прежнему мой, Донни Донате, просто мне нужно некоторое время побыть одной, понимаешь?

Донни разозлился, ноздри его гневно раздувались.

— Нет, не понимаю!

— Ну и ладно, все равно так будет!

Рассвирепев, Джоанна шагнула к двери, но Донни крепко схватил ее за руку.

— Ты моя жена, — твердо сказал он.

Впервые в жизни это слово, прозвучавшее сейчас как обозначение собственности, показалось Джоанне каким-то ярмом, оковами, которые захотелось немедленно сбросить. Она вырвала руку и направилась к двери.

— Нет! — крикнул Донни, опередив ее и подскочив к двери раньше. Распахнув ее, он, к изумлению Джоанны, выскочил на лестницу и помчался вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.

Джоанна стояла на пороге в растерянности, не зная, что и думать. Она боялась, как бы Донни в своем порыве не бросился под машину или под поезд метро — лишь бы насолить ей на всю оставшуюся жизнь.

Испугавшись за него, Джоанна бросилась по ступенькам вниз и выскочила из подъезда. Возле проезжей части она повернула голову влево и застыла на месте, не в силах поверить собственным глазам. На тротуаре, опрокинутый вверх колесами, лежал ее мотоцикл — лежал в страдальческой позе, как поверженный охотничьей стрелой олень. А Донни яростно пинал ногами, обутыми в моднющие винтажные туфли из змеиной кожи, бедняжку «Сьюзи», норовя попасть по панели приборов и по рулю. Двое прохожих — какая-то темнокожая женщина в черной кофточке и парень азиатской наружности в наушниках — остановились поодаль, не в силах пропустить такое зрелище.

— Донни! — крикнула Джоанна и бросилась к нему.

Завидев ее, Донни издал вопль ужаса и скрылся за углом дома. Прибежав к месту побоища, Джоанна склонилась над изуродованной бедняжкой «Сьюзи», поняв, что это был последний выплеск ярости Донни и теперь он наверняка сам ни жив ни мертв от страха.

Джоанна кое-как перевернула раздолбанный мотоцикл. В глазах ее стояли слезы, а сердце бешено колотилось от злости и огорчения.

— Теперь налево, — сказал Мэтт. — Вон туда, где красный знак. Видишь?

— Да, вижу, — прощебетала Грейс, в восторге от того, что сидит за рулем старенького «доджа» Мэтта, на котором он ездил еще со школьных времен и на котором Уэйд обычно возил всякое снаряжение на ранчо и обратно. Уже стемнело, но дорога была прямая, широкая, ровная и, самое приятное, длинная — миль двадцать они, наверное, проехали по ней. После катания на Тыковке у Грейс осталось какое-то совершенно новое, неизведанное доселе ощущение — ощущение высокого полета, что ли. Она ехала медленнее, чем местные жители, которые время от времени обгоняли их, бросая на нее любопытные, а порой и недовольные взгляды. «Извиняюсь, граждане, но мне спешить некуда», — бубнила она себе под нос, мысленно обращаясь к ним.

— Шикарно водишь, — нахваливал ее Мэтт, который сидел, развалившись на переднем сиденье и взгромоздив ногу в ковбойском сапоге на бардачок. В темно-синей бейсболке и с отросшей рыжеватой бородкой он мог не бояться никаких приставаний со стороны поклонников. Эти поклонники, встречавшиеся буквально повсюду, и Грейс были не нужны — она хотела побыть с ним наедине, хотя бы один вечер.