— О-о!.. Попалась птичка в сети! — сказала Джоанна.

— А по-моему, это здорово, — заметила Черри, уже переставшая плакать. — Я вот лично никогда не была в Техасе.

— Да при чем тут Техас?! — воскликнула Джоанна. — Техас — это ерунда, тут вон какие дела! Ты, Грейс, можешь запродать свою историю какому-нибудь издательству.

Грейс рассмеялась.

— Давай не будем предаваться мечтаниям, — сказала она. — Я еду туда исключительно ради работы. Просто он знает, что я не попытаюсь воспользоваться случаем.

— А по-моему, то, что он тебе доверяет, это много о чем говорит, — заметила Черри.

— Ой, а я даже скрывать не стану, что ужасно тебе завидую, — сказала Джоанна. — Знаешь, как завидую — убила бы! Ну ладно, удачи тебе! — И она крепко обняла Грейс.

— Спасибо, — сказала Грейс, чувствуя себя на седьмом небе от радости. — Во всяком случае, этот дом будет в надежных руках.

— И Мэтт тоже, — нежно проворковала Черри.

— Ой, ты моя хорошая, иди сюда, — сказала Грейс и заключила Черри в объятия.

Примерно в пяти милях к западу от городка Эхо-Фоллс, в самом сердце Техасской возвышенности, где на обочинах шоссе на солнышке грелись гремучие змеи и скорпионы, в тени двух громадных каштанов стоял белый дощатый домик с голубыми ставнями. Его окружали два акра зеленых лужаек, отчаянно нуждавшихся в уходе. К стволам каштанов был подвешен гамак, пустой и сонный.

Грейс влюбилась в дом Коннера с первого взгляда. Она приехала сюда на такси, отказавшись от предложения Мэтта встретить ее в аэропорту, который был у черта на куличках. Ей почему-то не хотелось преодолевать такой долгий путь вместе с Мэттом, несмотря на то что врачи освободили его на время от вождения автомобиля.

Мэтт вышел на крыльцо к ней навстречу в голубых джинсах, белой футболке и коричневых кожаных ковбойских сапогах. Выглядел он в тысячу раз лучше, чем всего каких-то несколько дней назад в больнице.

— Привет! — прокричал он, радушно улыбаясь.

Грейс помахала ему рукой из окошка. «Господи, какой же он красивый! — подумала она. — И зачем только я приехала?!»

Таксист запросил с нее двести долларов, с которыми Грейс готова была легко расстаться, учитывая ожидавшую ее вскоре зарплату в двадцать тысяч. Но Мэтт не дал ей расплатиться. Он помог ей выйти из машины, рассчитался наличными с таксистом и взял ее чемодан.

— Ну, слава Богу, — сказал он. — Как добралась?

— Спасибо, очень хорошо, — ответила она, немного нервничая. Она оделась обыкновенно, по-дорожному — в желтую юбку и белую блузку, — но, выбравшись из машины на палящее солнце, сразу почувствовала себя более женственной — на фоне этого выжженного пейзажа, населенного гремучими змеями и лошадиными табунами.

— Добро пожаловать в Эхо-Фоллс, — сказал Мэтт, окидывая ее с ног до головы оценивающим взглядом, скорее всего невольно. — Никогда не видел тебя в обычной одежде. А что, здорово, хорошо смотришься!

— Спасибо, — сказала Грейс, пытаясь убедить себя, что это легкое кокетство следует, наверное, все-таки отнести к своеобразному техасскому ритуалу обмена любезностями, а никак не к нарушению их неписаного договора. Она-то запланировала с самого начала держаться как настоящая провинциальная медсестра — строгая, целомудренная и стойкая к любым неприличным намекам и предложениям.

Она огляделась по сторонам — огромное синее небо простиралось до самого горизонта. По дороге из аэропорта она заметила, что растительность в этих краях — колючие кустарники, деревья, степная трава — желтоватая и жухлая, но некошеные лужайки вокруг дома Мэтта пестрели красно-желтым узором цветущего разнотравья, среди которого кое-где возвышались дикие подсолнухи. Солнце пекло нещадно; Грейс почувствовала, как по спине покатилась капелька пота. Но ей нравился сухой жар пустыни, в котором она чувствовала себя кирпичом, который закаляют в печи.

— Пойдем в дом, — сказал Мэтт.

В благодатной прохладце охлажденного кондиционером дома навстречу Грейс вышел отец Мэтта Уэйд — в оливково-зеленом костюме, голубой рубашке и красном галстуке. Наверное, в церковь собрался, подумала Грейс и вдруг догадалась: он для нее так оделся. Настоящий джентльмен.

— Добро пожаловать в дом Коннеров, — с гордостью проговорил Уэйд, пожимая ей руку. Теперь он уже не походил на того согбенного, надломленного человека, которого Грейс видела в больнице. Распрямив спину и уверенно вскинув выбритый подбородок, он улыбался, обнажив ровный ряд желтоватых от никотина зубов. — Ох, давненько не было в этом доме женщины! Ну, зато теперь несказанно повезло.

Грейс не знала, как реагировать на такие слова, поэтому просто улыбнулась и поблагодарила.

— Просто Лапа хочет сказать, что он одинок, как обрызганный скунсом гончий пес. Так ведь, Лапа? — сказал Мэтт и дружески шлепнул отца по плечу. Уэйд Коннер от шлепка рыкнул и ущипнул Мэтта за грудь.

— Ой-ой-ой! — заорал Мэтт, хватаясь за грудь и смеясь.

Уэйд тоже смеялся, потом обнял сына одной рукой за шею и с лучистой улыбкой обратился к Грейс:

— Этого хулигана я воспитывал, так что, если будет доставлять вам какие хлопоты, просто дайте мне знать. А теперь пойдемте, я покажу вам, где вы будете жить. А ты, Мэтт, принеси юной леди большой красивый бокал холодненького лимонада.

— Вот это было бы очень кстати, — сказала Грейс.

Она проследовала за Уэйдом по коридору во вторую комнату справа.

— Я постарался сделать так, чтобы вам здесь было уютно, — сказал Уэйд.

Грейс огляделась по сторонам — огромная двуспальная кровать была застелена голубым покрывалом с вытканными на нем кукурузными початками и усыпана пухленькими желтыми подушками. Тут же стоял старомодный комод с выдвижными ящиками и небольшой деревянный столик с чернильным прибором, на окнах висели белоснежные занавески. На столе лежал чек на двадцать тысяч долларов, выписанный на имя Грейс Кэмерон. Грейс сделала вид, что не заметила его.

— У вас тут своя ванная, — сказал Уэйд, указывая на дверь рядом со столиком. — Очень удобно. У меня в спальне так же. А здесь был кабинет моей супруги. Она любила работать здесь, когда готовилась к урокам. Она была школьной учительницей.

— Какая прекрасная профессия! — сказала Грейс. — Такой профессии можно только позавидовать.

— Да. И она у меня еще знаете какая красавица была!

— В этом я нисколько не сомневаюсь.

— А милях в пятидесяти отсюда у меня ранчо, — сказал Уэйд, опершись локтем на комод. — Десять тысяч акров. Мы разводим племенных «херфордов» и самых отборных «тигровиков Ф-1».

— Понятно, — сказала Грейс, мало что смыслившая в коровьих породах.

Уэйд продолжал:

— Но если вы не возражаете, я отвлекусь на минуточку от этого разговора о коровках, чтобы обсудить кое-какие медицинские вопросы.

— Конечно, конечно.

— Речь пойдет о Мэтте, как вы понимаете. Конечно, я догадываюсь, что вы вряд ли тут чем-то сможете помочь, но он меня пугает. То он полон бодрости и сил, то вдруг словно улетает куда-то. Как будто блуждает в каком-то другом мире, куда никому нет входа. Это меня очень беспокоит.

— Понимаю, — сказала Грейс. — Но это вообще-то неудивительно. Вполне объяснимые последствия травмы головы. Но он чувствует себя гораздо лучше, чем можно было даже надеяться.

— Да, — согласился Уэйд, понимающе кивая.

Первая неделя пронеслась незаметно для Грейс. Каждое утро Уэйд Коннер вставал до рассвета и уезжал на свое ранчо, а к десяти часам к Мэтту приезжали врачи из Сан-Антонио. Специалист по становлению речи и физиотерапевт. Они работали с Мэттом в его комнате за закрытыми дверями до полудня. Иногда физиотерапевт, грузный, страдающий потливостью и одышкой мужчина с красным обвислым лицом, вел Мэтта на кухню, где они вместе готовили обед — процесс, тоже ставший упражнением на тренировку памяти и координации движений.

После занятий с врачами Мэтт обычно ложился поспать или читал сценарии, которые, похоже, каждое утро прибывали бандеролями по почте и на которых в строке «обратный адрес» Грейс заметила имя М. Лэвендера. Потом, в четыре, приходила низенькая толстушка мексиканка по имени Дольче и готовила ужин — как правило, бифштекс или тушеную говядину. Правда, Грейс все больше налегала на картофель и салатики.