Она попрощалась с Черри и умудрилась улизнуть из «Аркадии» еще до того, как Рик вернулся из туалета.

Он вынырнул из черной пучины в какую-то молочную мглу и долго барахтался в ней. Ему пришлось долго моргать, привыкая к свету. Где он? Какая-то чужая комната, чужая постель. Ночь. Тишина. Он боялся пошевелиться. Что это — сон? И что за отель такой странный?

Он осторожно повернул голову и увидел рядом со своей постелью женщину — она что-то читала. Что-то похожее на киносценарий. Она сидела к нему боком — так близко, что он мог дотронуться до ее лица. Медового цвета волосы и чистая кожа. Аккуратный носик, маленький серьезный ротик, губы едва заметно шевелятся. Благородный овал лица — как у героинь романов про прерии. Глаза ее были опущены в текст, но он уже сейчас мог сказать, что они окажутся светлыми. Длинные ресницы были словно из шелка, пропитанного морем слез.

Он долго наблюдал за ней, и ему было жаль разрушать это прекрасное видение. Но ему не терпелось получить ответы на свои вопросы.

— Где я? — спросил он.

Но женщина продолжала читать, словно он не издал ни звука. Им овладел страх — неужели у него пропал голос?

Он предпринял новую попытку:

— Где я?

Женщина изумленно смотрела на него. Ее огромные зеленые глаза светились как изумруды.

— Привет, — сказала она приятным нежным голосом — причем так, словно ждала этого разговора. — Вы что-то сказали?

Он открыл рот и еще раз с усилием медленно проговорил:

— Где я? — У него было ощущение, будто все происходит во сне, когда хочешь крикнуть, но не можешь.

Ее лицо приблизилось к нему.

— Вы в больнице. Вы попали в аварию.

Больница. Авария. Жуть какая!

— В больнице? — И он вспомнил, что в больницу кладут людей, когда те попадают в аварию.

На него накатил страх.

— Вы можете назвать свое имя? — спросила женщина, которая, очевидно, была врачом — ведь в больницах работают врачи.

— Имя? — Он очень удивился, потому что привык к тому, что люди узнавали его и никогда не спрашивали имя. — Мое имя… — И у него само выскочило: — Мое имя — Джек.

— Джек? Вы уверены?

Он задумался. Потом рассмеялся, поняв свою ошибку. Джек Фабиан — это же вымышленное имя, имя киногероя. Джек Фабиан — солдат-наемник, пустившийся в бега и скрывающийся от ЦРУ и международных террористов. Отличный мужик, но не настоящий. Вымышленный герой!

— Нет, мое имя — Мэтью. — Так его последний раз называли в школе в младших классах, но сейчас он почему-то чувствовал себя ребенком.

— Мэтью. А фамилия? — спросила красавица.

— Мэтью Коннер. А вы кто?

— А я — Грейс. Я работаю медсестрой здесь, в Манхэттен хоспитал. Здесь, кстати, находится ваш отец и кое-кто из ваших знакомых. Я сейчас позову доктора — доктора Дэрэса, — и он вам все объяснит. Хорошо?

Но Мэтт Коннер ничего этого не услышал — так сильно поразило его это имя — Грейс. Оно прозвучало как шепот, как молитва.

— Не уходите! — в страхе взмолился он, когда она поднялась с кресла. — Останьтесь!

Он хотел назвать ее по имени, но оно почему-то ускользнуло от него, и это пугало его даже больше, чем ее уход.

Он чувствовал, что с ним творится что-то неладное. Не то что неладное, а просто ужасное.

Он попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах и с облегчением обнаружил, что может ими двигать. Но вот самими руками и ногами он пошевелить побоялся. К тому же он их почти не чувствовал — не только их, а вообще всего себя. Лучше остаться здесь с красоточкой медсестрой и больше никогда ни о чем не думать. Но медсестра исчезла. Он был в палате один. И вдруг вспомнил ее имя — Грейс. И произнес это имя вслух — чтобы не забыть.

В палату вошел мужчина. Костюм, белый халат — сразу видно — начальство. Держится свободно, уверенно, седоватая бородка аккуратно подстрижена — такому точно можно вверить свою судьбу. Типичный доктор — Мэтт вспомнил, что сам тоже когда-то был доктором. Только не в жизни, конечно, а на телешоу, где он изображал такого доктора.

На стене висел телевизор, и Мэтт смотрел в его пустой экран, пока медсестра объясняла ему, как он будет выходить из комы в течение двух недель и что какое-то время у него будет период «адаптации». Все эти слова, скользкие и непонятные, тупо плавали у Мэтта в мозгу. Он усвоил только одно — что ее зовут Грейс, что на ней голубые штанишки и она похожа на ангела.

Она буквально смотрела доктору в рот, а Мэтт пристально наблюдал за ней.

Потом она сказала:

— Мэтт, тут один человек хочет поговорить с вами.

Перед Мэттом стоял высокий солидный мужчина в техасской рубашке.

— Папа! — крикнул Мэтт, потому что уж папу-то он точно узнал. — Папа!

— Сынок! — Уэйд Коннер стиснул зубы, и скупая слезинка пробороздила его иссушенное ветрами лицо. — Видно, Господь услышал мои молитвы!

Но Мэтт теперь совсем запутался. Где он? В Техасе, что ли? Ведь отец никогда не выбирается за пределы штата.

И Мэтт спросил:

— Где мы?

— Мы в нью-йоркской больнице Манхэттен хоспитал, сынок, — объяснил Уэйд Коннер. — К счастью.

— Ты хочешь сказать, что приехал в такую даль? — удивился Мэтт.

Отец кивнул:

— Да, я примчался сюда на машине сразу, как только мне позвонил человек по имени Лэвендер. Он назвался твоим продюсером. Забавный парень, однако порядочный мудила.

Лэвендер? Знакомое имя. До того как прийти в себя, Мэтт во сне пробирался через техасскую пустыню в компании гигантского кролика по имени Монтгомери, и под ноги к ним выползла гремучая змея, которую, кажется, звали Лэвендером.

— Тебе сейчас нужен покой, сынок, — сказал Уэйд Коннер. — А поговорить мы еще успеем. У нас будет уйма времени.

Мэтт заметил, что отец изо всех сил старается не разрыдаться. Он всегда был человеком суровым и сдержанным, вот и теперь отчаянно боролся с нахлынувшими чувствами.

— Ты не волнуйся, папа. У меня все будет в порядке.

От этих слов сразу стало легче. Сразу как-то поверилось в свое выздоровление. К тому же он действительно чувствовал себя хорошо. И в общем-то не понимал, зачем его поместили сюда, в чем, собственно, заключается его нездоровье.

— Здесь ты в надежных руках, — заверил сына Уэйд Коннер. — Доктор Дэрэс — настоящий профессионал, а эта милая юная леди не только хорошая медсестра, но и еще красавица — смотришь на нее, и просто глаз радуется.

Мэтт посмотрел на Грейс — она улыбалась.

Он протянул отцу руку. Тот пожал ее крепко, но у Мэтта не было сил ответить тем же. Но Мэтт мог двигать рукой, а это означало, что он не парализован, чего боялся больше всего. Он попробовал пошевелить ступнями, и у него получилось.

— Очень хорошо, — сказала Грейс, наблюдавшая за ним.

— Ну ладно, не буду мешать доктору, — сказал Уэйд Коннер, коснувшись пальцами воображаемой шляпы. — Увидимся. Пока! — И он пошел к двери, какой-то совсем худой и сутулый — таким Мэтт его еще никогда не видел.

— До свиданья, папа, — еле слышно проговорил он, боясь, как бы остальные тоже не ушли.

— Мэтт, можно задать вам несколько вопросов? — обратился к нему доктор.

Мэтт кивнул, не сводя глаз с Грейс. Она была такая светлая и безмятежная — как лазурное небо в ясный день, как ласковое золотистое солнышко. И почему она кажется ему такой знакомой? Как будто он знал ее всю жизнь!

— Какая у вас профессия? — спросил доктор.

Профессия? Мэтт задумался. Он знал, что известен и популярен, что люди знают его. У него было ощущение, что его должны узнавать. А работа у него вот какая — запоминать строчки из диалогов и произносить их перед камерой.

— Я актер, — уверенно сказал он, хотя внутри такой уверенности почему-то не ощущал.

— Вы можете назвать фильмы, в которых снимались?

— Фильмы? Конечно, — ответил Мэтт, но на память не пришло ни одно название. Он посмотрел на Грейс, наблюдавшую за ним с невозмутимым спокойствием. «Не спешите», — словно говорила она ему глазами.