— Когда мы все умрем?

«О чем он говорит?»

— Довольно игр, Айзек, — сказал он, начиная сердиться. Я знаю про начальника порта. Я знаю про Ворона. Кто ты на самом деле? — Замолчав, он вглядывался в лицо, которое его так тревожило. — Что ты такое?

— Ты можешь называть меня… Судьей.

— Судьей?

— Я провел четыре года среди представителей вашего вида. Оценивая вас. Я принял решение и поэтому сейчас возвращаюсь на родину, чтобы начать подготовку. А вот что я из себя представляю…

Эремул заморгал, поразившись увиденному. Не то чтобы Айзек изменил внешность, но в голове Полумага начали вставать на место детали, которые до сих пор каким-то образом ускользали от его внимания.

Человекообразный. Кожа цвета слоновой кости. Тонкие, почти изящные конечности. Глаза, черные, как полночь… Внезапно его охватил ужас. Никогда он не видел, чтобы глаза обладали такой разрушительной силой, как эти, будто из вулканического стекла. Даже Салазару не удавалось так легко, без всяких усилий лишить его самообладания. Существо, которое смотрело на него этим ужасным всепроникающим взглядом, — такое древнее, что по сравнению с ним даже лорд-маг прожил не дольше, чем пламя свечи на ветру.

Эремул почувствовал, что на культи ног тонкой струйкой потекла теплая влага. Он обмочился.

Айзек, или то существо, которое называло себя Айзеком, казалось, ничего не заметило. Подняв тонкую руку, оно сказало почти печально:

— Наслаждайся тем временем, что тебе осталось, Эремул Кэлдриан. Прискорбно, но в предстоящем крестовом походе не может быть сделано никаких исключений. Даже для тебя.

Он сделал шаг вперед — и исчез. Исчез в никуда.

Эремул сидел, не двигаясь. Опустил взгляд на запачканную одежду. И покатил вниз, к докам — он так перепугался, что даже думать не мог о возвращении в хранилище.

Полумаг смотрел на гавань, и плеск воды, доносившийся снизу, понемногу успокаивал издерганные нервы.

Потом он заметил какое-то движение и, уставившись на темную воду, пробормотал заклинание, чтобы вызвать светящийся шар и разглядеть, что это. Когда он увидел, у него перехватило дыхание, и он задрожал.

Мгновением позже он держал его в руках. Это существо — более худое, чем он помнил, почти скелет, и тем не менее каким-то чудом еще дышит. «Как это возможно? Я уронил тебя в воду около трех недель назад!»

Песик приоткрыл глаза и, жалобно заскулив, попытался вытянуться, чтобы лизнуть лицо Эремула своим шершавым языком.

Полумаг изо всех сил прижал к себе трогательное существо, стараясь в то же время не раздавить его. «Ты — мое маленькое чудо», — думал он, испытывая нелепое чувство счастья. Развернув кресло, он покатил назад, в хранилище, чтобы поскорее дать животному какой-нибудь еды и воды. «Самое худшее — позади. Пришла пора исцелиться нам обоим. Вместе».

Эремул подумал даже об имени. Оно пришло к нему прямо тогда, нежданно-негаданно, и было таким правильным, что он даже представить себе не мог никого другого, кто так подходил бы этому имени.

Тайро.

Бродар Кейн пересчитал большие золотые монеты. Двадцать пять, в точности как было обещано. Туго затянув шнурок, он взвесил мешочек в руке. Солидный и тяжелый, как хорошо сделанное дело.

— Полагаю, ты удовлетворен, — сказала служительница Белой Госпожи. Ее слова прозвучали как утверждение, а не вопрос. Он кивнул.

— Жаль Брианну, — решился заметить он. — Она была прекрасной женщиной. Э-э, говорю это, конечно, со всем уважением.

Бледная дама не соизволила ответить. Вздохнув, он посмотрел на город. Саша оставила их недавно, сказав, что хочет найти Коула и убедиться, что с ним все в порядке. Кейн заметил, что может уйти, когда она вернется. Он подумал, что двое молодых людей в любом случае вполне справятся и без него.

На самом деле он находился здесь дольше, чем хотел. Оставалось сделать только одно.

Волк сидел в одиночестве на холме, возвышавшемся над городом. На поле боя все еще собирали тела и складывали в груды, чтобы сжечь в Сонливии или за ее пределами, в зависимости от того, удастся ли опознать труп. Со многими ничего не выходило — такая уж беда с магией. Что до Кейна, то он считал: если собираешься убить человека, то лучше смотреть ему прямо в глаза. Это честно. Это по-человечески.

Лорды-маги и подобные им поступают по-другому. Именно из-за таких, как Салазар и Белая Госпожа, здесь появятся тысячи свежих могил.

Когда Кейн приблизился, Джерек кивнул ему. Волку здорово досталось, лицо — жуткое месиво, несколько сломанных ребер, не говоря уже о прочих ранах, которые он получил за последние два месяца. Кейну никогда не доводилось видеть его таким изувеченным, но выразить Джереку сочувствие — об этом он даже не думал. Все равно что залить костер маслом.

— Вот, — сказал он, бросив мешочек с монетами. — Это — тебе. Моя половина.

Его старый друг бросил взгляд на золото, но не проронил ни слова.

— Я ухожу, — продолжал Кейн. — Направляюсь на север. Да, назад, в Высокие Клыки. Мхайра все еще жива. У меня нет выбора.

Волк смотрел прямо перед собой, его лицо было непроницаемо, как камень.

— Мы прошли сквозь ад, забравшись так далеко. Никого не стал бы просить снова пройти тот же путь — в обратную сторону. Даже если б кто и предложил, я бы не позволил.

Никакого ответа.

— Да назови меня чертовым старым дурнем — спорить не буду. Я знаю, что не вернусь. Но мужчина просто должен делать некоторые вещи. С пятьюдесятью золотыми шпилями ты, думаю, сможешь славно пожить в одном из Свободных городов.

Джерек снова бросил взгляд на мешочек с монетами. Его молчание было оглушающим.

— Как бы то ни было, я знаю, что ты не склонен к слезным прощаниям и тому подобному. Мы оба такие. Поэтому, полагаю, должен просто сказать спасибо. За все.

Щека Джерека чуточку дернулась.

— Тогда ладно. Я пошел. Береги себя, Джерек.

Кейн повернулся и легким шагом направился вниз по холму. Он мог бы подождать и до утра, но лучше сделать это сейчас.

Не прошел он и двадцати ярдов, как о спину ему шлепнулся мешок. Рассыпавшись во все стороны, золотые монеты покатились по траве.

— Просто невероятно. Два года странствовали вместе. Сражались вместе. Чуть не умерли вместе. И ты считаешь, что можешь сейчас нести такую чушь? Это нечестно, Кейн, и ты это знаешь.

Он повернулся.

— Слушай, это не твоя битва.

— Ничего себе — не моя! Я не больше люблю Шамана, чем ты. — Джерек подергал себя за бороду, лицо у него стало злым. — Ты ведь его слышал? Этот ублюдок назвал меня псом. Я этого не потерплю. Просто не потерплю. Кто-то должен преподать этому гаду урок.

Эта тирада продолжалась еще пару минут.

Кейн дождался, пока его друг утомится, и медленно кивнул.

— Что ж. Похоже, ты принял решение. — Помолчав, он поскреб подбородок. — Но, э-э, раз уж ты настроился идти со мной, может, поможешь собрать это золото? Пригодится в Бесплодных землях, а может, и за ними.

Они вместе принялись собирать упавшие монеты. Одна откатилась довольно далеко. Кейн заметил, что молодой ополченец украдкой наклонился и подобрал ее, сделав вид, что поправляет сапоги. Встретившись с ним взглядом, Кейн сделал грозное лицо. Юноша побледнел и наклонился, чтобы положить монету на траву, но застыл на месте, когда горец поднял руку, улыбнулся и жестом велел ему забрать ее себе. Многие женщины и дети потеряли мужей и отцов в этом коротком столкновении двух городов. Пусть хоть этому парню повезет, подумал он.

Два горца сложили золото и, подняв заплечные мешки, отправились на север, начав первый этап эпического странствия, на которое отваживаются лишь немногие и которое мало кому удается пережить.

Тот, кто встречал на своем пути эту странную пару, как, например, некий безымянный солдат, все еще не верящий своей удаче, мог заметить легкую улыбку на лице воина постарше.

Его спутник, напротив, непрестанно хмурился, но, несмотря на это, шел бодрым, пружинистым шагом…