— Турбал, — окликнул он. — Еще раз внимательно осмотри здесь все и затем сожги трупы.

Это было неприятное дело, но мужчина делает то, что необходимо.

В книгохранилище царил хаос.

Эремул медленно катился вперед на своем кресле, объезжая расползшиеся груды книг и сырые стопки бумаг, которые превратились в глыбы никчемной слипшейся массы. Объезд уничтоженных архивов сопровождало тихое хлюпанье. Большая часть воды вернулась назад, в гавань, но покрытый коврами пол хранилища оставался затопленным.

Эремул съежился в кресле. Проекту, над которым он работал последние тринадцать лет, грозило быть смытым в сточную канаву в буквальном смысле слова. Тринадцать лет. Именно столько он упорствовал в этом фарсе, пытаясь создать для себя какое-то подобие жизни после того, как его изувечили и выгнали из Обелиска. Пребывание в книгохранилище действительно являлось желанным и приятным времяпровождением, которое отвлекало его разум от истины: он влачит жалкое существование.

Эремул изо всех сил сдерживал неизбывное желание выкатиться на улицу и обрушить огненную смерть на любого, кто сдуру попадется под руку. Отчего бы не появиться на людях в ореоле ярости? Почему бы не дать разинувшим рот дурням вкусить того дерьма, которым они радостно забрасывали его годами?

«Приходите, все как один! Приходите поглазеть на безногого калеку. Давайте. Я ведь вроде и не настоящий человек, в конце концов».

Ответ на его вопрос был, разумеется, очевиден. Злоупотребление даром магии поставит его на одну доску с этим чудовищным куском дерьма — Салазаром, ублюдком, который загубил его жизнь и, между делом, лишил ног. А то, что лорд-маг сотворил с ним, — лишь ничтожная пылинка по сравнению с лавиной ужаса, которую принесло его последнее преступление.

Тиран Сонливии обрушил миллиарды тонн воды на живой город и в мгновение ока сотворил величайшую братскую могилу со времен Войны с Богами пять веков назад. Сорок тысяч мужчин, женщин и детей погибли в считанные секунды. Все эти жизни были уничтожены с тем же равнодушием, какое проявляет фермер к муравейнику, затапливая его кипящей водой.

Невыразимая неправедность этого деяния потрясла Эремула. То, что некий человек возымеет дерзость, более того, способность привести в исполнение такой приговор столь многим несведущим душам… пожалуй, это явилось бы оскорблением богам, если бы боги не были уже мертвы.

Какая польза от границ, когда человек уже сверг своих создателей? Салазар и другие лорды-маги понятия не имеют, что значит быть человеком. Они лишились этого права давным-давно.

Уничтожение Города Призраков вызвало последствия, которые будут проявляться еще очень долго. Самым первым было цунами, которое понеслось на север через Бурное море и достигло Сонливии тем утром. К тому времени, как цунами добралось до гавани, оно потеряло большую часть своей силы, но даже при этих условиях оно уничтожило несколько кораблей из потрепанного городского флота и затопило доки в северном направлении аж до дороги Тирана. Дома, магазины и таверны, которые теснились вдоль гавани, получили повреждения, часть из них — непоправимые, а целое сообщество беднейших семейств Сонливии было просто смыто с лица земли вместе со своими обветшалыми лачугами.

А как же отважный Айзек и его спутники, попавшие в ловушку на воде?

Ирония сложившегося положения изумила Эремула. Его заклинание должно было уберечь яхту, чтобы она не опрокинулась, но он понятия не имел, как поведет себя кораблик в тисках цунами. Разобьется, ударившись о берег? Или его пассажиры вывалятся и утонут в алчущих волнах пролива Мертвеца до того, как суденышко налетит на скалы?

Как ни неприятно было Эремулу признаться себе в этом, он надеялся, что пассажирам яхты удалось избежать и того и другого. Ему нужен помощник. Ведь его руки уже болели от усилий, которые требовались, чтобы ездить в кресле среди объемистых нагромождений книг и бумаг. Если бы только он мог воспарить со своего кресла и безмятежно поплыть по воздуху, подобно благородному джинну, оседлавшему незримого скакуна из небесных конюшен…

Увы, это все — либо сказки, либо удел лордов-магов. Его собственных сил не хватало, чтобы как следует подтереть собственную задницу, и Создатель знает, что он пытался. Нет, если речь идет о трюке для вечеринки, о незначительном обмане или какой-то безделице для развлечения детей, то Полумаг — тот, кто вам нужен. Для чего-нибудь более существенного требуется настоящий чародей.

Совсем упав духом — а это случалось в среднем раза четыре за ночь, — Эремул погружался в размышления о том, отчего же, несмотря на все ужасные страдания, которые он претерпел, его магические способности оставались столь прискорбно слабыми. Ведь, конечно же, утрата ног должна быть ему чем-то компенсирована? Если в действительности все происходит так же, как в тех величественных историях, что скрыты в его хранилище, он должен обладать такой силой, чтобы соперничать с самыми могущественными из лордов-магов.

Но на деле все совершенно по-другому. Казалось, Создатель установил, что если Эремулу быть человеком, то самым ничтожным из людей, а если магом — то самым жалким из магов. Осознав всю вопиющую несправедливость своего положения, он стал давиться от смеха, но такое напряжение привело к обострению геморроя, и его пронзила пульсирующая боль. Эремул поерзал в кресле, напрасно пытаясь найти положение, облегчившее бы его мучения. У Айзека была мазь, которая существенно помогала в таких случаях, но, кажется, этот ублюдок взял ее с собой, и, весьма вероятно, по злобе.

Нечего сказать, прекрасный способ отблагодарить за годы пребывания на прибыльной должности. По его опыту, если человек протягивает, тебе руку, то, вероятно, для того, чтобы отвлечь внимание и другой рукой шарахнуть дубиной по затылку. Следовательно, наиболее благоразумное решение — напрочь игнорировать протянутую руку.

А то и просто спереть дубину и вышибить ублюдку мозги, пока он не сделал этого с тобой.

Эремул еще раз обвел взором промозглый хаос, воцарившийся в хранилище. Ему нужен воздух. Распахнув толчком промокшую дверь загубленного архива, Полумаг глубоко вдохнул запахи любимого города.

Морская вода. Гниль. Дерьмо? Наводнение повредило изношенную канализационную систему города, и ее содержимое вытекло на улицы, расположенные выше. Послеполуденное солнце только начинало подсушивать подвергшиеся напасти улочки беспорядочно застроенной территории вокруг гавани, и непрестанный звук капающей воды создавал довольно приятный фон для созерцания дерьма, плывущего вниз по затопленным улицам.

Ах, Сонливия во всем своем великолепии.

Тут Эремул неожиданно услышал шаги: кто-то шлепал по воде. Развернув кресло, он напугал мальчишку, который приближался к нему сзади. Увидев его поношенную одежду и прегрязнющую физиономию, Эремул решил, что это — один из бездомных оборванцев, которые подрабатывают на городских рынках, выполняя мелкие поручения тех, кого сложно или опасно обчистить. Большинству из них не удавалось дотянуть до зрелости, отчаяние толкало их на опрометчивые поступки, которые приводили к публичной казни. Некоторых, помиловиднее, продавали на тайных аукционах могущественным людям из правительства, и эти судьбы были самыми трагичными.

Стоявший перед Эремулом сирота в изумлении пялился на него, человека без ног, совершенно забыв про скрепленный печатью свиток в грязных руках.

— В чем дело? — раздраженно спросил Эремул. Он был не в настроении.

— У меня послание для вас, сэр, — ответил мальчишка, не сводя глаз с тех мест, где у большинства людей продолжаются конечности. Эремул щелкнул пальцами, и оборванец, казалось, внезапно опомнился. Он протянул свиток. — Дама просила меня отыскать вас и передать вот это. Дала мне шесть медных корон. Сказала, что вы дадите столько же, когда я это доставлю, — добавил он с надеждой.

Эремул прищурился.