— Никак, — сказал он решительно, — ты не сможешь меня переубедить.

— Зачем ты пришел?

— Чтобы проверить, не планируешь ли ты заморить себя голодом. Когда ты слаба, играть становиться невесело.

— Планирую?

Как будто у меня есть какие-либо планы.

— Когда я еще мог читать твои мысли, я узнал, каковы твои цели: убить меня и найти свою бабушку.

Был ли в этом какой-либо смысл? Я стремилась увидеть своего последнего живого родственника, и я обещала своей маме, что найду ее. Но чем больше я вспоминала бабушку, тем больше понимала, что она будет ждать от меня не только игры — но и победы. Возможно, встреча с ней, подтолкнет меня к краю? Что, если я полностью обернусь Императрицей, и никогда не вернусь к Эви?

— Даже если ты сбежишь отсюда, что невозможно, — сказал Смерть, — ты никогда не доберешься до нее. С твоими регенеративными способностями ты могла бы безопасно пройти через колонии пораженные чумой, но там все еще есть каннибалы, включая других, не связанных со Жрецом. Ополченцы, Бэгмены и работорговцы рыщут на городских дорогах и в сельской местности. Я знаю это; я часто езжу по тем дорогам. Разве она не рассердится, что ты так рискуешь?

Я поглядела на Смерть.

— Таким образом, мой план должен состоять в том, чтобы послушно ожидать здесь, пока ты не убьешь меня? Вместе с остальными твоими лакеями?

Сказанные вслух, эти слова походили на границу, пересечение черты. И во мне звенел единственный ответ.

Никогда.

После жертвы, принесенной моей матерью, я была бы проклята, если бы сейчас отступила. Мой долг перед ней — продолжать бороться. У меня была новая миссия: остаться живой. Я должна была избавиться от этой манжеты, делающей меня беззащитной перед Смертью. Рано или поздно новизна от моего пребывания здесь, его принцессы в башне, сотрется.

Я должна быть готова.

— Ах, а вот и коварный блеск, который я привык видеть в глазах моей Императрицы. — Он, казалось, испытывал облегчение, как будто только что нашел то, что искал и не обнаружил сразу. — Ты уничтожала армии, должно потребоваться больше чем один смертный, чтобы сокрушить тебя.

— Почему ты не рассказал мне о Джеке раньше? И о Мэтью? Почему не ударил меня этим с самого начала? — Джек и горе переплелись в моей голове. Я не могла отделить их друг от друга, и едва могла думать о нем, не прячась в кроличьей норе.

— На то есть свои причины. Но я просил тебя не отдавать Дево свою невинность.

Я закатила глаза от его терминологии.

— Действительно, Отец Время? Да и вообще, какое тебе до этого дело?

Он не соизволил ответить.

— По крайней мере, скажи мне, почему ты ненавидишь меня так сильно. Что произошло между тем временем, когда ты рвался затащить меня в свою постель и временем, когда ты рвался снести мне голову? — Спала ли я со Смертью? Я должна была знать! — Что я сделала тебе?

— Чтобы узнать, ты должна вспомнить. — Я думала, что он уйдет после этого, но он остался. Он открыл рот, затем закрыл его. Он придумывал что сказать? Возможно причину, чтобы остаться?

Пребывая в совершенном одиночестве весь прошлый месяц, без друзей и семьи, я составила некоторое представление о Смерти. Я знала, что он вел уединенный образ жизни. Я знала, что он никому не доверял. Но я сомневалась, что он предпочитал для себя такую жизнь. Мои страдания сделали меня сверхчувствительной в отношении всего, что касается его, и теперь у меня был свой ответ. Нет. Нет, он не предпочитал этого.

Когда я блуждала по тем коридорам, увешанным его безжизненными произведениями искусства, я поняла, что Ларк была права — дом населен призраками. Им. И его одиночеством.

Он собрал эту великолепную коллекцию, потому что у него не было ничего другого. Я сказала ему, что игра была всем, что он когда-либо имел; я видела доказательства этому в каждой комнате.

Я наклонила к нему голову.

— Ты скорее будешь обмениваться оскорблениями со мной, чем сидеть в своем кабинете в полном одиночестве, не так ли?

Он напрягся. Бинго.

Когда я была маленькой, бабушка часто ловила меня уставившейся на карту Таро Смерть. Она спрашивала меня, пугала меня эта карта или сильно сердила. Я резко качала головой и говорила ей, что она навевает мне грусть. Другими словами, я чувствовала к нему жалость.

Бабушка вспылила:

— Почему ты это чувствуешь, Эви? Он — злодей!

Я ответила:

— Его лошадь выглядит больной, и у него нет друзей.

Возможно, в восьмилетнем возрасте это был мой способ сказать, что его жизнь похожа на ад. Он прятал свое глубочайшее одиночество за высокомерием. Но теперь ему нечего было от меня скрывать. Я сказала ему:

— Ты, вероятно, хочешь, чтобы я все еще пыталась увидеть твою хорошую сторону, потому что, по крайней мере, тогда я задавала бы тебе вопросы за завтраком. Держу пари, что за все прошедшие десятилетия, тебе не задали ни единого.

Его лицо побледнело?

— Ты думаешь, что знаешь меня, и все же ты как всегда ошибаешься, — мягко сказал он, но его плечи оставались напряженными. Больше не сказав ни слова, он повернулся, чтобы уйти.

Ларк появилась у двери, почти столкнувшись с ним.

— Осторожнее, Фауна, — он потер большим пальцем по кончикам других пальцев. — Нет ничего больнее, чем гибель от прикосновения к моей коже.

Для всех кроме меня.

Широко раскрыв глаза, Ларк отступила от него.

— Извини, босс. Я-я забылась.

— Возможно, твой визит к Императрице будет продуктивным. Мой был утомителен. — Затем он ушел.

— Я смотрю, вы с моим волком нашли общий язык, — фыркнула Ларк, — я всегда его любила меньше всех. Никакой глубины восприятия.

Я зарыла пальцы в загривок Циклопа. Она не это имела в виду, мальчик.

— Я полагаю, что Смерть все тебе рассказал?

— Все, что он сказал — ты узнала, что некоторые союзники были врагами. Судя по твоей горестной реакции, я поняла, что это должен быть кайджан.

И Мэтью.

Из-за спины, Ларк достала коробку и бросила ее на мою кровать.

— Что это?

— Не Чертик из табакерки*, если тебе это интересно.

— Я действительно ненавижу тебя.

(*Здесь игра слов (англ.) Jack-in-the-box — чертик из табакерки, попрыгунчик; дословно это выражение переводится как Джек-в-коробке.)

Она ухмыльнулась:

— Открывай, засранка.

Испепеляя ее взглядом, я открыла.

— Тренировочный костюм? — Спортивный лифчик, спортивные шорты, лосины. Даже короткая теннисная юбка.

— Я хожу в тренажерный зал каждый день, — сказала Ларк. — Присоединяйся ко мне позже. Ты была чирлидером (член группы поддержки), верно? Танцовщицей?

Я кивнула. Я была лучшей гимнасткой, но балет мне нравился больше, я брала уроки в течение года на втором курсе.

— Ты могла бы показать мне некоторые движения.

Я отодвинула одежду от себя подальше.

— Ты делаешь это по доброте душевной?

— Я делаю это, потому что мне не довелось вдоволь посмеяться над чирлидерами до Вспышки. Ты — моя единственная надежда получить свою порцию веселья.

— И? — Мне во всем виделись уловки.

— Подожди. — Ее глаза вспыхнули красным. Проверяет через какое-то животное, свободен ли путь?

Понизив голос, она сказала:

— Потому что, если ты будешь танцевать, то он не сможет остаться в стороне.

— Почему ты думаешь, что меня это заинтересует?

— Опять же, не тупи. Это только твоя игра, и один из способов выжить. Видишь ли, у нас обеих приближаются сроки окончания игры. Может наши пути смогут пересечься сейчас и в дальнейшем.