— Не знаю, зачем вы мне рассказываете обо всем этом, — сказала я. — Я тут не останусь.

Алехандро улыбнулся мне очаровательной улыбкой — мирной, как у алтарника, — и сверкнул глазами:

— О, я все это рассказал исключительно для того, чтобы скоротать время. Принести тебе еще бульона?

Поздно вечером по звукам шагов я поняла, что Адер и его свита собираются уйти из дома. Я встала с кровати, прокралась к лестнице и посмотрела на них. Они были необычайно хороши. Слуги несколько часов хлопотали над ними — завивали, причесывали и пудрили. Теперь они были разодеты в шелка и бархат. Тильда — с накрашенными ярко-алой помадой губами и бриллиантовыми заколками в соломенно-желтых волосах. Донателло — с белоснежным галстуком, подчеркивавшим благородство его шеи и удлиненного подбородка. Алехандро — в длинном черном камзоле, с вечно печальным лицом. Они в последний раз осматривали друг дружку перед выходом, что-то поправляли и переговаривались с резким акцентом. Они были похожи на больших экзотических птиц.

Но больше всего меня поразил Адер. От него просто невозможно было отвести глаза. Дикарь, разодетый в пух и прах. И тут меня поразила мысль: он был волком в овечьей шкуре, и сегодня он отправлялся на охоту со своей сворой шакалов, которые должны были загонять для него добычу. Они охотились не ради пропитания, а только ради забавы. Так они словили меня. Адер был волком, а я — кроликом, тонкую шейку которого волк мог легко перекусить жестокими челюстями.

Слуга набросил на плечи Адера плащ, и когда тот развернулся к дверям, он бросил взгляд на меня, словно бы все время знал, что я здесь. Он едва заметно улыбнулся. Я испуганно отпрянула от перил. Я должна была бояться его — да я его и боялась, и все же он странно притягивал меня. Какая-то часть меня хотела быть рядом с ними, держать под руку, идти вместе с его придворными туда, где их будут обожать, восхищаться ими, как они того заслуживают.

В ту ночь я в полусне услышала, как Адер и его вельможи вернулись домой, и не удивилась, когда Адер вошел в мою комнату, взял меня на руки и отнес в свою кровать. Я была еще очень слаба, но в ту ночь он снова взял меня, и я не особо сопротивлялась. Он стонал и шептал разные слова мне на ухо, чаще всего что-то вроде «моя» и «не смей мне отказывать». Он словно бы клеймил меня своим тавром в ту ночь. Потом я лежала рядом с ним, осознавая, что стала его рабыней.

На следующее утро, когда я проснулась в моей маленькой комнатке, боль в нижней половине тела стала намного сильнее. Я попыталась встать и ходить, но каждый шаг отдавался резкой, колющей болью в животе. Я мочилась с кровью, у меня расстроился кишечник. Я вряд ли смогла бы дойти даже до парадной двери. Нечего было и думать о том, что я сумею найти того, кто приютил бы меня. К вечеру у меня начался жар. Следующие несколько дней я просыпалась и засыпала вновь и всякий раз чувствовала себя хуже. Кожа у меня побледнела и припухла, а вокруг глаз покраснела. Царапины и синяки подживали, но не так быстро, как могли бы. Алехандро, единственный человек, навещавший меня, покачал головой и сообщил:

— Разрыв кишечника.

— Это же не так уж серьезно? — с надеждой спросила я.

— Нет, если не будет заражения.

Я совершенно ничего не знала об анатомии человека, но если боль говорила о тяжести моего состояния, то мое дитя могло быть в беде.

— Врача, — умоляюще проговорила я, сжав руку Алехандро.

— Я поговорю с Адером, — пообещал он.

Несколько часов спустя в комнату порывисто вошел Адер. Я не увидела в его глазах ни намека на те восторги, которые он испытал со мной прошедшей ночью. Он приставил к кровати табурет и принялся меня осматривать. Пощупал мой лоб и щеки:

— Алехандро сказал, что тебе не стало лучше.

— Пожалуйста, пошлите за врачом. Я заплачу вам, как только смогу.

Адер пощелкал языком и покачал головой. Похоже, стоимость услуг врача его не волновала. Он приподнял мне веко, внимательно осмотрел глаз, потом провел рукой по шее под подбородком, после чего встал и сказал:

— Я скоро вернусь.

К тому времени, когда Адер вернулся, я задремала. Он разбудил меня, и я увидела в его руках старую, щербатую пивную кружку. Адер помог мне сесть и протянул кружку. От ее содержимого пахло сырой землей и травой. Казалось, это настой болотной воды.

— Выпей, — сказал Адер.

— Что это?

— Это поможет тебе поправиться.

— Вы врач?

Адер глянул на меня с легким пренебрежением:

— Нет, я не совсем врач. Но можно сказать, что я изучал народную медицину. Если бы занимался этим подольше, я бы имел больше познаний, но у меня не было времени, — добавил он.

Он словно бы не хотел, чтобы я сомневалась в его навыках из-за вкуса того питья, которое он мне приготовил.

— Вы хотите сказать, что вы что-то вроде знахаря?

Все знали, что знахарки, повитухи, которые, по большей части, одни только и оказывали врачебную помощь людям в глуши, нигде не учились. Женщины узнавали, как принимать роды, как лечить травами и ягодами, помогая опытным повитухам. Порой их обучали матери или другие родственницы.

— Не совсем, — недовольно отозвался Адер. Похоже, к повитухам и знахарям он относился так же пренебрежительно, как и к врачам. — А теперь пей.

Я послушалась, решив, что если откажусь от этого зелья, врача он мне все равно не приведет — рассердится. Честно говоря, я сначала подумала, что меня стошнит на глазах у Адера. Питье оказалось ужасно горьким и противным. Вкус надолго остался у меня во рту.

— А теперь отдохни как следует. Посмотрим, как у тебя пойдут дела, — сказал Адер и протянул руку за кружкой.

Я положила руку на его запястье.

— Скажите мне, Адер… — порывисто произнесла я и тут же запнулась.

— Что тебе сказать?

— Я не пойму, как вы ко мне относитесь… Прошлой ночью…

Красивые губы Адера исказила жестокая усмешка:

— Неужто так трудно понять?

Он помог мне улечься на подушки и укрыл одеялом до подбородка, расправил одеяло и очень нежно прикоснулся к моим волосам. Насмешливое выражение его лица немного смягчилось. На миг в его зеленых глазах мелькнула доброта:

— А ты не подумала о том, что я немножко полюбил тебя, Ланор? Ты удивила меня, оказавшись не просто бродяжкой, которую Тильда притащила с улицы. Я что-то чувствую в тебе. Что-то родное, близкое… пока не пойму что. Но я пойму. Прежде всего ты должна выздороветь. Давай поглядим, поможет ли тебе этот настой. Постарайся поспать. Потом тебя кто-нибудь навестит.

Меня изумило его откровение. Судя по последней ночи, между нами существовало взаимное притяжение. Проще говоря, похоть. С одной стороны, мне льстило то, что мной мог заинтересоваться мужчина благородный, титулованный и богатый, но с другой стороны, он был садистом и эгоистом. Многое должно было бы насторожить меня, но все же я приняла чувства Адера, хотя они только заменяли мне то, что я мечтала получить от другого мужчины.

Тошнота унялась, вкус горького настоя пропал. Я стала размышлять над новой загадкой. Но мое любопытство померкло перед силой зелья, которым меня напоил Адер. Очень скоро я мирно уснула.

Миновала ночь, а за ней — день, но врач ко мне все не приходил, и я стала гадать, что за игру затеял Адер. Он не навещал меня после того, как признался в своем интересе ко мне; он присылал ко мне слуг, которые приносили новые порции настоя, но врач в мою дверь так и не постучался. Миновало тридцать шесть часов. Мне стало неспокойно. Я гадала, что на уме у Адера.

Мне нужно было уйти из его дома. Я думала: «Если я останусь здесь, я умру на этой кровати, и мое дитя умрет вместе со мной». Я должна была попытаться разыскать врача или еще кого-нибудь, кто помог бы мне поправиться или хотя бы продержаться до родов. Этот ребенок мог стать единственным доказательством любви Джонатана ко мне. Мне нестерпимо хотелось, чтобы это доказательство осталось в живых после моей смерти.