Видимые пути отступления прикрывались людьми Икено, так что если Доджун захочет уехать с острова и увезти с собой клинок, ему придется покидать страну, двигаясь по какой-нибудь отдаленной местности в горах либо выйти с уединенного пляжа в море на каноэ, а уж потом пересесть на судно побольше. Для такой трудной операции требовалась немалая удача.

«Ну и пусть, это проблема Доджуна», — подумал Сэмюел. Сам он понятия не имел ни о том, где спрятан клинок, ни когда и как Доджун намеревается увозить его. Его задача — обеспечить Доджуна прикрытием, а также предоставить в его распоряжение потайной выход из того самого дома в горах, в котором хлопотала теперь Леда, счастливая и гордая тем, что обставляет их общее жилище; Доджун же при этом играл роль слуги.

Пока все было спокойно, но это лишь на время. Спокойствие может продлиться день или год, однако когда-нибудь Доджун зашевелится, принесет меч в «Поднимающееся море» и потом скроется с ним в неизвестном направлении.

Сэмюел из-под полей шляпы бросил взгляд на баржу, удивляясь тому, что чувство обиды до сих пор не оставило его. Сохранность меча его не интересовала, а вот то, что у охотников за мечом были все основания полагать, что он и Доджун знают, где находится клинок, его совсем не радовало. Они наверняка были уверены в том, что в Лондоне он совершил кражу лишь для того, чтобы завладеть ножнами Гокуакумы. Теперь-то он понимал, что не следовало ему этого делать. Действие и невидимые остальным последствия — все как в истории Доджуна о морской звезде. Из одной угрозы, разделенной надвое, вырастает две угрозы. Противники будут искать их слабые места, и хотя у Доджуна слабых мест нет вовсе, зато они есть у него. Факт существования Леды развязывал им руки. Чем больше он сделает для того, чтобы защитить Леду, тем более подходящей целью они сочтут ее. В доме нет уверенности в ее безопасности; в отеле дела в этом плане обстоят еще хуже. Даже если Доджуну удастся тайком ускользнуть от преследователей, прихватив клинок, где конец этой истории?

«Все это американские мысли, — сказал бы Доджун. — Западные страхи. Твоя жизнь не больше чем иллюзия. Когда тебя похоронят, никто не отправится в мир теней вслед за тобой, никто не будет любить тебя. Смерть приходит между настоящим и следующим мгновением; каждый день надо проживать так, как будто ты умрешь этой ночью».

Но Сэмюел не хотел умирать ни этой ночью, ни какой-нибудь другой. В жизни у него было достаточно иллюзий, однако Леда отнюдь не иллюзия.

Благодаря ей у него появилась надежда на лучшее будущее. Впрочем, если охотникам удастся воссоединить ножны и клинок, его роль и роль Леды в этой игре будет окончена.

Предательство. Джерард уже не раз думал о предательстве. Но, раздумывая о таком повороте событий, он пришел к выводу, что и Доджун предположил нечто подобное: не зря же он ни слова не сказал своему ученику о том, где сейчас находится клинок Гокуакумы.

Леда не смогла бы так споро управляться с делами, если бы не помощь мистера Доджуна и Манало. Кучер-гаваец сопровождал ее повсюду, носил стулья и растения в горшках, возил на бесконечные чаи и ленчи, куда ее приглашали почти каждый день. Спустя неделю Леда уже начала ругать Манало, если лошадь шла слишком спокойно.

Доджун оказывал ей неоценимую помощь в убранстве дома.

— Шкаф новой жена, — довольно говорил он. — Японцы знать, что новый жена приносить в дом мужа шкаф. Вам нравится, миссис Самуа-сан?

— Да. — Леда кивнула. — Шкаф замечательный, а кровать просто роскошная.

Наклонившись, Доджун провел мозолистым пальцем по спинке кровати, обвел мозаичный медальон с изображением изящной птицы, расправившей крылья.

— Это есть пожелание удачи, — сообщил он. — Мы в Японии говорим: «Журавль живет тысячу лет».

— Выходит, медальон означает пожелание удачи? — уточнила Леда.

— Да, — закивал головой Доджун. — «Журавль живет тысячу лет, черепаха — десять тысяч». На свадьба, день рождения, праздник друг делает тысяча бумажных журавлей с пожеланием счастья на тысячу лет. Теперь ты поняла?

Леда слегка улыбнулась:

— Какой приятный обычай! — Она со вздохом дотронулась до гладкого, отполированного кроватного столбика. — Жаль, что я не знала об этом обычае раньше. Я внимательно просмотрела книгу мистера Самуа-сан, но самым подходящим подарком там была названа сушеная рыба.

— Сушеная рыба, да. — Доджун поклонился. — Журавль. Черепаха. Рисовый пирог. Бамбук на удача. Бамбук гнется, но не ломается. Если закрепить бамбук в древесина, ящик запеть. У нас есть кровать. Есть шкаф. Теперь нужно ханайоме-таку.

— А что это такое?

Доджун изобразил руками в воздухе круг.

— Маленький-маленький столик. Мальчик делать такой столик и дарить своя мать. Самуа-сан сделать ханайоме-таку много лет назад, когда был еще мальчик и подарить леди Эшленд.

Леда с интересом слушала, склонив голову набок.

— Вы хотите сказать, что мистер Самуа-сан своими руками сделал этот… Как вы его называете?

— Ханайоме-таку, — повторил Доджун. — Я помогать ему, а потом мистер Самуа-сан относить столик в дом леди Эшленд. — Доджун приподнял брови. — Что, если вы приносить столик невеста сюда? Тогда все будет о'кей, а?

— Что ж, идея неплохая, — улыбнулась Леда, — но…

— Хорошо! Я нарисовать. Вы идти в дом Эшленд приносить столик.

— Не думаю, что я…

— Вы осмотреть спальня леди Эшленд, увидеть ханайоме-таку и привозить его сюда.

— Мистер Доджун, боюсь, я не смогу вынести что-то из чужого дома, — возразила Леда.

— Столик теперь принадлежать вам, потому что вы есть невеста Самуа-сан. Самуа-сан увидеть и убедиться, как вы уважать его.

— А не могли бы вы принести столик из дома Эшлендов? — Леда осторожно посмотрела на Доджуна. — Иначе я буду чувствовать себя настоящей взломщицей.

Китаец энергично замотал головой:

— Нет, Доджун это не должен делать. Новая жена приносить. Если нет, не жди хороший брак.

Леда вздохнула:

— Ну что ж, я подумаю.

Утром Леда решила пойти в дом Эшлендов и принести невестин столик надеясь, что ее не арестуют за грабеж. Манало все это ничуть не смущало: приехав за Ледой в коляске, он, похоже, вообще ни о чем не думал.

На сей раз поездка была ужасной, лошадь то еле плелась, то скакала галопом. Леда сидела, вцепившись в скамью, и молила только об одном: чтобы весь этот кошмар поскорее кончился.

Наконец они добрались до дома Эшлендов, и Леда, подобрав юбки, спустилась на землю.

Доджун сказал ей, что дом не будет заперт, как и все остальные дома на Гавайях, но все же Леда, без сомнения, обрадовалась бы, если бы Манало предложил составить ей компанию.

Мебель в доме оказалась накрыта белыми матерчатыми чехлами, на полу не видно было ни циновок, ни ковров. Леда на цыпочках миновала большой холл и стала подниматься по лестнице. Спальню лорда и леди Эшленд она нашла по шкатулке со стеклянной крышкой, которую леди Каи подарила матери и подробно описала Леде.

Подойдя к кровати, Леда осторожно сняла белое покрывало со стоящего рядом узкого и высокого предмета. Едва увидев столик, она поняла, что это и есть ханайоме-таку работы Сэмюела. Строгие линии столика совершенно не походили на английскую мебель; Доджун сказал бы, что это шибуи чистой воды. Стол выглядел просто и элегантно, и эта простота отлично подчеркивала текстуру дерева, переливы цветов от золотисто-красного до черного. Казалось, это художник сделал несколько цветных мазков на древесине.

На полированной поверхности стола расположилась небольшая коллекция сувениров: невзрачный коричневый камень в черной чаше, одеревеневшая тыква-горлянка, шкатулочка с приятным запахом — явно сандаловая.

Глядя на все это, Леда внезапно ощутила твердую уверенность в том, что стол она брать не должна, а если возьмет, то это будет неслыханной дерзостью с ее стороны. Тем не менее она осторожно переставила коллекцию на туалетный столик, надеясь, что Доджун был прав и что леди Эшленд ее поймет.