В начале декабря в дополнение к старым гостям — лорду и леди Уитберри, семейству Голдборо с тремя дочерьми и, разумеется, лорду Хею — ждали новых; поэтому речь постоянно заходила о лорде Скарсдейле и его сыне, достопочтенном Джордже Керзоне. Все они должны были вскоре приехать на поезде.

Тем временем события развивались своим чередом, и главным среди них стало то, что уважаемый лорд Хей все больше нравился леди Каи. Сейчас они, несомненно, пили бы чай в гостиной, болтая об охоте на лис, если бы уважаемый лорд и другой лорд — Роберт не отправились с утра пораньше в соседнее поместье пострелять фазанов.

Леди Каи стала большой поклонницей охоты и была готова часами скакать на лошади вслед за гончими, преследующими лису. Еще в сентябре, когда лорда Хея впервые пригласили в Уэст-парк, он видел, как леди Каи выезжает на охоту со сворой гончих. Заявив, что она носится сломя голову, лорд Хей регулярно стал обучать девушку полевому этикету. Она принимала его советы с благодарностью и готовностью. Потом лорд принял второе приглашение в Уэст-парк, где и провел неделю.

Хея не ждали раньше второй половины дня, поэтому Леда объявила, что настала пора разливать вишневый бренди.

Леди Каи с достоинством священника, готовящегося к мессе, положила марлю в воронку, и густая красно-золотистая жидкость потекла в бутылку, сверкая в проникавших в окно лучах солнца.

— Вы только взгляните сюда! — Леди Каи восторженно вздохнула. — Это же великолепно.

— Просто чудо! — Леда согласно кивнула, и в этот момент леди Каи, оглянувшись, завизжала:

— Маньо!

Мистер Джерард снял шляпу — как раз вовремя, чтобы подхватить рухнувшую в его объятия Каи. Отступив назад, он легко поднял ее и с радостной улыбкой понес к двери; при этом холодное солнце, проникавшее в дом, заиграло в его волосах.

Глядя на него, Леда ощутила, как у нее закружилась голова.

Тигр, о, тигр, светло горящий,

В глубине полночной чащи…[3]

Кажется, это что-то из Блейка; и как же замечательно он описал тигра всего в двух строчках!

— Ох, Маньо! — Леди Каи, покачивая головой из стороны в сторону, прижалась к его груди. — Как я по тебе скучала!

Леда подобрала юбки.

— Добро пожаловать домой. — Она улыбнулась.

Когда Джерард улыбнулся ей в ответ, Леду накрыла такая теплая волна радости, что она едва не заплакала; комната и все, что было в ней, закружилось точно в хороводе.

— Мы делаем шерри-бренди по рецепту мисс Миртл, — гордо сообщила леди Кэтрин. — Ты тоже должен попробовать вишенку…

Подойдя к столу, Кэтрин подцепила ложечкой вишню, и Сэмюел с удовольствием вдохнул приятный аромат.

Однако едва он проглотил вишню, как леди Кэтрин бросила ложку на стол.

— Уже больше трех часов! — воскликнула она. — Это значит, что я должна идти.

Леди Кэтрин так и не объяснила, что у нее за дело: схватив шаль, она закуталась в нее и побежала к двери.

По правде сказать, Леда не особенно жалела о том, что леди Каи ушла. Она была так рада, что Джерард вернулся, что не смогла сдержать улыбку.

Чтобы скрыть свои не в меру разыгравшиеся чувства, Леда взяла ложку и осторожно слизнула с нее ягодку, а потом, откинув назад голову, посмотрела на Джерарда из-под ресниц. Ее язык приятно грела обжигающая сладость, и она снова призывно улыбнулась Сэмюелу.

Выражение озабоченности исчезло с его лица; Леде даже показалось, что он только сейчас заметил ее.

Закинув вишенку в рот, Леда подождала, пока та прокатится по ее языку, а затем облизнула липкие пальцы.

— Если не хотите, не надо мне помогать, — весело проговорила она. — Но это очень забавно. К тому же вдвоем это делать куда веселее.

Когда вторая бутылка наполнилась, Леда удовлетворенно закрыла глаза и незаметно для себя прислонилась к Джерарду. Он стоял так твердо и уверенно, в то время как все вокруг, казалось, так и норовило ускользнуть из рук.

Она вспомнила, как видела когда-то леди Тесс и лорда Эшленда точно в такой же позе. Это было так мило, с той лишь разве разницей, что мистер Джерард не обнимал ее. И все равно она ощущала его дыхание на своих волосах — неровное и более глубокое, чем обычно, словно он только что пробежал большое расстояние.

— Спасибо, — прошептала Леда и повернула к нему голову, отчего ее прическа рассыпалась. Леде было наплевать на это: еще ни разу в жизни она не была так довольна окружающим миром.

Сэмюел из последних сил пытался сдержать себя, сохранить внутреннее равновесие. «Помни о нравственности, — говорил он себе. — О смелости, чести и верности».

Ничего не помогало. Он ощущал лишь прикосновение ее волос к своему подбородку, видел лишь то, как, освобожденная от шпилек, распустилась ее коса. Это привело его в восторг — у Леды были такие мягкие волосы! К тому же он видел, как она расчесывает и заплетает их. Он был не в состоянии шевельнуться. Стоит ему сдвинуться с места, как он запустит пальцы в эту мягкую блестящую массу, зароется в нее лицом, а потом он прижмет ее к себе, упадет перед ней на колени и умрет в таком положении, подчинившись течению этого сильного знойного потока.

Леда ближе придвинулась к нему.

«Нет! Господи, прошу тебя…» — Джерард поднял руки. Ее тело казалось бархатным, податливым, оно так льнуло к нему, изгибаясь, следуя изгибам его тела.

Сэмюел ощутил, как восстает его плоть, как бурлит в жилах закипевшая кровь. Подхватив Леду под локти, он решительно приподнял ее и отодвинул подальше от себя.

Когда она повернулась, он ожидал чего угодно — уязвленного самолюбия, возмущения тем, что он не поддался на ее заигрывания. Но она всего лишь прислонилась к краю стола, по-прежнему улыбаясь ему, как котенок, потягивающийся на солнышке. Он видел ее лебединую шею, ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, в которых играли золотые блики. При виде этой картины Джерард почувствовал, что с ним происходит что-то непривычное, его одолевали сила и слабость одновременно. Они сковывали его члены, проникали в каждый уголок его существа…

Леда закупорила две последние бутылки.

— Полагаю, мы могли бы закончить завтра, — весело проговорила она и расхохоталась. — Хотя, боюсь, мы все-таки сделали слишком много, вам так не кажется?

— Возможно, но сейчас я должен идти, если вы позволите… — Джерард схватил шляпу и торопливо вышел.

Оказавшись вне дома, он полной грудью вдохнул чистый холодный воздух, и его легкие тут же очистились. Но все равно он еще чувствовал запах вишни на своих руках.

Джерард так и не пошел следом за Каи — он не мог видеть ее сейчас. А еще он не хотел того, чтобы кто-то видел его.

Леда проснулась с таким ощущением, будто произошло нечто, о чем ей не хочется вспоминать.

Услышав легкий стук в дверь, она повернулась, глубже зарываясь головой в подушку, однако горничная все-таки вошла в комнату.

— Мисс! — прошептала она. — Мистер Джерард сказал, чтобы вы спустились вниз.

Мистер Джерард… Вот о ком ей не хотелось сейчас думать!

Застонав, Леда заворочалась в постели — чувствовала она себя отвратительно.

— Не могу… Боюсь, что я… заболела.

— Ох, мисс, мне очень неловко, но мистер Джерард сказал, что вы… должны, — на этом слове горничная сделала ударение, — спуститься. Еще он сказал, что вас будет ждать чай.

Чай… Звучит неплохо. Но оказаться лицом к лицу с Сэмюелом Джерардом, заставить себя забыть об отвратительных ощущениях — нет, это невозможно.

В конце концов Леда оделась и стала спускаться по лестнице, придерживаясь рукой за перила. Судя по всему, Эшленды, их гости еще не встали — один лишь лакей поджидал Леду внизу. Увидев ее, он указал ей на маленькую гостиную, и, подойдя к двери, она ощутила неприятное чувство в животе, но лакей уже успел распахнуть высокую блестящую дверь, отделанную позолотой.