Одна из девушек-учениц остановила Леду на полпути.

— Они выбрали платье, которое сшил портной, — сообщила она. — Из клетчатого шелка.

От досады Леда громко вскрикнула.

— Но я… — Она едва сдержалась, чтобы не сделать очень вульгарного признания в том, что теперь ей не купить нового платья. Все оставшееся время празднования юбилея она будет вынуждена носить одежду швеи, за которую ей к тому же придется заплатить из своего жалованья.

Без мисс Миртл все пошло наперекосяк. Ее завещание свидетельство о том, что маленький домик в респектабельном лондонском районе Мейфэр, в котором Леда выросла, переходил к племяннику Миртл, вдовцу восьмидесяти лет. Он получил в наследство дом при условии, что Леда сможет остаться там. При желании она могла жить в собственной спаленке, и именно этого хотела больше всего на свете.

Вдовец был доволен завещанием и даже заявил в кабинете нотариуса, что Леда, молодая компаньонка мисс Миртл, окажет ему большую честь, если станет помогать ему. На беду, племянник мисс Миртл оказался на пути у омнибуса, не оставив ни завещания, ни наследников и даже не высказав ни единого слова по этому поводу.

Вот так все и вышло. Ну как после этого доверять мужчинам?

Домик в Мейфэр перешел к какой-то дальней кузине мисс Миртл, которая даже не подумала ни о том, чтобы поселиться в нем, ни о том, чтобы оставить там Леду при новых хозяевах. Она ничего не знала о мисс Леде Этуаль, кроме того, что ее мать была француженкой.

Как вскоре узнала Леда, молодую леди с хорошими манерами и сомнительным французским происхождением готовы были признать всего лишь в двух домах, из которых один представлял собой демонстрационный зал для показа моделей в мастерской известной портнихи.

Леда глубоко вздохнула:

— Ну что ж, мы все посмотрим на эту шотландскую штучку в клетчатом шелке, правда? — обратилась она к ученице. — А мое платье готово?

Девушка кивнула.

— Мне осталось только подшить подол, а у вас в восемь утра встреча с иностранцами.

— Ну да, с теми, с Востока. — Леда, наморщив нос, смотрела на отражение платья в треснувшем трюмо. Она не слишком-то хорошо относилась к подобным моделям, но, что еще хуже, шелк плохо облегал фигуру.

— Ты только посмотри, как ткань поднимается сзади, — пожаловалась она, раздраженно одернув платье у себя на пояснице. — Больше всего я похожа в этом на шотландскую несушку.

— Что вы, мисс Этуаль! — возразила девушка. — Зеленый цвет очень подходит к вашим глазам. На столе лежит кокарда — ее вам придется приколоть к волосам.

Потянувшись, Леда взяла со стола украшение и стала прикладывать его к своим волосам до тех пор, пока не добилась нужного эффекта. Темно-зеленая кокарда почти потерялась в гуще ее волос, и Леда залихватски мотнула головой, чтобы украшение стало видно. Если бы ее сейчас увидела мисс Миртл, она непременно сказала бы, что украшение слишком кокетливо, чтобы быть элегантным.

Увы, мисс Миртл отошла в мир иной, и хотя Леда чтила память о ней, она понимала, что ей уже не утешиться в демонстрационном зале мадам Элизы, специально назначенной портнихи ее королевского высочества, принцессы Уэльской. Раз сказали, что это будет сшитое портнихой шелковое платье в клеточку — значит, так тому и быть, и стоимость элегантной, милой шляпки (готовой шляпки с целомудренным украшением в виде чучела зяблика), о которой так мечтала Леда, наверняка наполовину поглощена ценой золотого украшения, кокарды.

Тут в пошивочный зал вихрем влетела миссис Айзаксон, скрывшаяся под псевдонимом мадам Элизы. Вручив Леде стопку карточек, она молча оглядела ее с ног до головы и коротко кивнула:

— Что ж, очень хорошо. Мне нравится это украшение — ты его приколола в подходящем месте. Если хочешь, помоги и мисс Кларк приколоть кокарду. — Она ткнула пальцем в карточки. — С иностранцами будет несколько английских леди. Кажется, леди Эшленд с дочерью тоже чернокожие. Нужно, чтобы и при дневном свете, и в свете свечей все было идеально. Отдавайте предпочтения тканям оттенка бриллиантов и, возможно, розовому цвету, ни намека на желтый где бы то ни было. Они приедут часов в шесть, и сборище будет грандиозным. Если мне понадобится твоя помощь, Леда, я скажу тебе об этом.

— Разумеется, мадам. — Леда кивнула и, помолчав, добавила: — Мадам, могу я перемолвиться с вами словечком наедине?

Миссис Айзаксон прищурилась.

— Ты хотела потолковать о новом платье?

— Я ухожу от вас, — запинаясь, пролепетала Леда. — Я оказалась в непростой ситуации, мадам, — договорила она наконец.

— Разумеется, цена платья будет вычтена из твоего жалованья, — строго сказала миссис Айзаксон. — Твой контракт предполагает вычеты в размере шести шиллингов в неделю.

Леда даже не подняла на нее глаз.

— Я не смогу выжить на ту сумму, которая останется, мадам.

Несколько мгновений миссис Айзаксон молчала.

— При твоем положении ты обязана одеваться как подобает. Не могу же я допустить изменения в контракте, ты должна это понимать. Когда ты только пришла к нам, мы четко обговорили с тобой все условия. Если я прислушаюсь к твоей просьбе, то будет создан прецедент, а мне это решительно ни к чему.

— Совершенно верно, мадам, — едва слышно прошептала Леда.

Наступила пауза.

— Я посмотрю, что можно для тебя сделать, — наконец проговорила миссис Айзаксон.

Леда облегченно вздохнула:

— Большое спасибо, мадам. — Она сделала книксен, и миссис Айзаксон, подобрав юбки, быстро вышла из комнаты.

Леда посмотрела на карточки. В этом году для них стало обычным делом, когда кто-то из министерства иностранных дел снабжал их короткими комментариями, касающимися каждого из экзотических гостей. Рядом с датой стояло время назначенной встречи.

Несколько раз перечитав комментарии на карточках, Леда постаралась запомнить титулы и прочие подробности. Мисс Миртл Балфур рьяно обучала Леду правилам этикета, принятым в хорошем обществе, а старые девы и вдовушки с Саут-стрит очень сердечно принимали ее в своих домах. Атмосфера того давнего приятного скандала, связанного с «этим невыносимым человеком», всегда окружала мисс Миртл, хотя с тех пор минуло больше сорока унылых лет, проведенных в доме ее родителей, однако о ней все еще продолжали судачить. Фамилия Балфур говорила сама за себя. Балфурам не просто позволялись эксцентричные поступки — их подталкивали к ним достойные члены маленького, но приличного общества с Саут-стрит. Поэтому каждая леди с этой улицы была готова облить презрением всякого, кто вздумал бы спросить, с чего это благоразумная мисс Миртл вздумала взять на воспитание маленькую дочку француженки, а потом прижать Леду к своей благовоспитанной груди. Вот так и вышло, что Леда выросла среди увядающих цветов аристократии Мейфэр и считала престарелых дочерей графов и взрослых сестер баронетов своими приятельницами.

Однако нынешние величества и высочества оказались куда более внушительными, чем те аристократы, к которым привыкла Леда. Поэтому она была очень благодарна министерству иностранных дел за поддержку и подсказки, которые помогали ей заранее узнавать, кто есть кто, и, таким образом, не попадать в неловкое положение. Все пройдет безупречно — как и на прошлой неделе, когда они принимали леди из Индии, Сиама и женщину-мандарина.

Когда подол был подшит, Леда отправилась выбирать ткани — парчу, бархат и шелк. Она складывала один тяжелый отрез за другим на прилавок в огромном демонстрационном зале, высокие зеркала которого отражали живописный рисунок ковра, выполненный в фиолетово-янтарных тонах. В другой комнате женщины занимались тем же, готовясь к натиску постоянных клиентов, большинству из которых было назначено на несколько часов позже.

Не успела Леда взгромоздить поверх остальных огромную штуку полосатого шелка, как лакей привел в зал ее высочество.

Мадам Элиза, урожденная Айзаксон, поспешила склониться в поклоне перед четырьмя щупленькими восточными леди, которые замерли в дверях с видом перепуганных ланей. Все они опустили глаза на мыски своих восточных туфелек, уронили руки вниз и прижали к юбкам. Их черные волосы были разделены четкими проборами — такими же фарфорово-белыми, как и их личики.