— Гокуакума — вот как должен называться шестой меч, если только он существует, — негромко произнес Доджун. — Верховный демон. Кто-то рассказывал мне, что ходил в христианскую школу и слышал там об ангеле, который стал дьяволом. Это и есть дух меча Гокуакума.
— Если он существует.
— Клинок составляет два шаку и пять сунов в длину — на шесть дюймов короче ярда. Клинок широкий, и на обратной стороне изгиба с обеих сторон желобки. На мече выгравирован демон, которого называют тенгу, — у него длинные когти, крылья и ужасный клюв. Надписи на клинке нет, лишь иероглифы — Гоку, аку, ма. В истории Японии не было мастера по изготовлению мечей с таким именем.
Все верно. Именно такими словами описывалось оружие в каталоге самых известных мечей «Мейбуцучо», подумал Сэмюел. В описание всегда добавляли информацию о владельце меча и о его деяниях — тогда оно считалось полным. Однако в данном случае в каталоге не было ни слова ни о хозяине, ни о мече.
— Меч утерян?
— Нет, не утерян… И он еще себя покажет.
В свете лампы лицо Доджуна казалось лишенным возраста — он был не старше и не моложе, чем его привык видеть Сэмюел. Лишь его волосы изменились — много лет назад Доджун подстриг их на западный манер.
Вытянув вперед руку, Доджун сжал ее в кулак.
— Без рукоятки хороший клинок очень опасен, — резко произнес он. — Можно порезать руку, если взять его неосторожно. Однако если удача улыбнется тебе, даже без рукоятки клинком можно кого-нибудь убить или с такой же легкостью покончить с собой. Но с рукояткой, рассчитанной на сильную мужскую руку, рядом с человеком, который будет беречь его, меч превращается в грозное оружие, а дух клинка становится духом его обладателя.
Сэмюел подумал о церемониальном мече, который он украл, — по сути, простой кусок металла в роскошных ножнах. Только сейчас он начал понимать, что происходит.
— Гокуакума — вещь одновременно чудесная и ужасная, — продолжал Доджун. — Он гораздо старше, чем всем кажется. Первое упоминание о нем было сделано семьсот лет назад, когда меч с золотым эфесом появился в руках Минамото Йоритомо. Тогда он изгнал из столицы клан Таира и уничтожил мальчика-императора. Но одного могущества для меча мало — Гокуакума требует большего. Йоритомо избавился от собственного брата, а потом перерезал тех членов семьи, которые стояли на его пути. Когда Йоритомо умер, меч перешел к семейству его жены Хо-джо, и живущий в мече демон овладел ими. Они убили не только наследников Йоритомо, но и весь его клан до последнего колена и стали властвовать самостоятельно. Однако они так и не поняли, что меч таит в себе опасность, и видели в нем лишь мощь. Один самурай, не имевший учителя, составил план похищения меча — он украл клинок и заменил его в ножнах другим. Сначала этому глупцу, чье имя не сохранилось в истории, даже сопутствовала удача, и он взял в компанию другого глупца, после чего подчинил себе вассалов Хо-джо. Но когда он попытался воспользоваться мечом в битве, клинок ему изменил: он вывалился из эфеса, когда его хозяин взмахнул своим грозным оружием. Глупец упал с лошади и напоролся на клинок.
Доджун замолчал, однако Сэмюел продолжал внимательно наблюдать за ним.
— Гокуакума подходит только к одним ножнам, только к одному эфесу. Лишь истинный клинок свободно войдет в золотую рукоятку. — Голос Доджуна неожиданно зазвенел. — Ашикага Такаюджи воссоединил настоящий клинок с ножнами, напал на Хо-джо и заставил их сделать харакири. После этого началась война, которая длилась шестьдесят лет — до тех пор, пока Гокуакума и его сила не попали в руки внука Такаюджи. Но он был мудр и снова разделил клинок с эфесом. Ножны он положил в Золотом павильоне, где все могли любоваться их красотой и восхищаться умением мастера, сделавшего эту красоту своими руками, а клинок поручил заботам монахов, живших в горах Ига. Пока сохранялась такая ситуация, страна наслаждалась миром, это был золотой век Ашикаги, но у Гокуакумы свои правила. Меч хотел воссоединиться с эфесом, и его громкие призывы были лучше всех слышны тем, кто находился не на самом пике власти. Брат Ашикаги Йошимаса сжег монастырь, чтобы забрать клинок, соединил его с эфесом и устроил гражданскую войну. Так меч переходил из одних рук в другие, и повсюду его появление сопровождалось войнами и хаосом — до тех пор, пока он не оказался в руках Иеасу. Но Иеасу был осторожен и, помнив о судьбе наследников Нобунаги, дал проникновенную клятву вновь разъединить клинок Гокуакумы с его эфесом. Он попросил богоподобного императора благословить одну семью на защиту Гокуакумы. Эта семья должна была прятать и защищать меч. Двести семьдесят три года клинок Гокуакумы был разделен с ножнами.
— Теперь ножны Гокуакумы у меня, — бестрепетно заявил Сэмюел. Он знал об этом, даже не имея описания меча или хоть каких-то догадок о том, как это стало возможным.
— Я в этом не сомневался. — Доджун опустил голову и ссутулился. — А у меня клинок.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Сэмюел осознал всю трагичность ситуации.
— Клинок… у вас?
— Да. Я хранил его двадцать один год. Когда моя жизнь подойдет к концу, доверенным хранителем станешь ты.
Сэмюел все еще не мог понять, как это случилось.
— Именно ради этого я занимался с тобой. Знание течет, как река — от сердца к сердцу. Эта обязанность перешла ко мне от членов нашего родового клана, и ребенком меня учили тому же искусству, которому я научил тебя, а потом мне пришлось скрыться с Гокуакумой, затаиться и ждать. В те годы Япония находилась в изоляции, уехать из страны без разрешения было равносильно смерти; те, кто искал Гокуакуму, люто ненавидели западных варваров. Я был одним из тех, кто во время гражданских беспорядков смог попасть на судно, подписав контракт простого рабочего. Мы были уже на борту судна, когда правительство сдалось повстанцам, и те взяли страну под свой контроль. Наши паспорта уничтожили, но, к счастью, американцы сохранили контракты, поскольку им было абсолютно наплевать на императоров, шогунов и на мечи с демонами. — В этом месте своего повествования Доджун неожиданно улыбнулся. — Они заплатили хорошие деньги за судно и за рабочих и потом перед рассветом вывели судно без огней, под парусами из Йокогамской гавани.
Сэмюел не двигался: у него было такое чувство, будто из-под стула, на котором он сидит, выбили все ножки.
— Так вы научили меня всему только ради этого меча?
Доджун молча кивнул.
— В моем клане человека, который делает то, что сделал я, называют катсура-мэном, и я тоже как дерево катсура, посаженное на луне, отрезан от тех, кто послал меня сюда. Здесь я должен посадить собственное семя и заботиться, чтобы оно взошло и продолжало расти, даже когда меня не будет. Первым, кого я выбрал, стал ты. Шоджи — мальчишка, который подметает, вторым.
Это откровение еще больше шокировало Сэмюела. Оказывается, его место возле Доджуна занял кто-то другой, с кем теперь занимается его учитель, а он даже не знал об этом. Ни разу, глядя на Шоджи, он не заметил в его глазах ничего, кроме робости.
После непродолжительной паузы Доджун сказал:
— Не так давно я получил известие о том, что ножны отправили британской королеве, — это была попытка навсегда сделать их недосягаемыми для тех, кто пытается милитаризовать Японию в угоду собственным амбициям. — Глаза учителя встретились с глазами Сэмюела. — Но тут сама судьба вмешалась в это дело, и затея провалилась.
Сэмюел вздохнул, затем встал и налил себе еще вина. Он надеялся, что с помощью привычного ритуала обретет душевное равновесие.
Доджун спокойно ждал.
— Возможно, я глупец, Доджун-сан, — наконец заговорил Сэмюел, поворачиваясь к Доджуну, — но я не японец и не верю в демонов.
— Не веришь?
— Нет.
— Тогда, вероятно, тебя преследуют ангелы. Ангелы заставили тебя проводить всю жизнь в попытках стать сильным, быстрым, умным…
Сэмюел опустил глаза.
— Отчего же ты в таком случае прячешься, Самуа-сан, если не веришь в демонов? — Поскольку ответа не последовало, он не торопясь продолжил: — Было время, когда я задавал себе вопросы о Гокуакуме и сомневался. Я спрашивал себя: зачем мне проводить жизнь в изгнании? Ради чего? Так можно думать, пока у тебя мозги не свернутся, но так и не найти ответа. Возможно, в том и состоит натура демонов, что они спят в умах мужчин до тех пор, пока клинок меча не отразит свет, который их разбудит.
