Вспышка печали. Кир — мой алхимик любви, — сделавший магию реальностью и живущий иллюзией, говорящей: «Да, этот огонь горит фиолетовым только для тебя, Серафина». Кир, обнимающий меня крепко, до удушения, и превративший меня в убийцу. Кир, скорее погибший сам, нежели потерявший меня.

Он говорил мне это сотни раз. Но после сегодняшней ночи я уйду — и впервые за сотни лет мы оба будем одиноки.

Я направляюсь к Киру, вышагивая под ритм музыки. Сердце гулко стучит в груди, а вино плещется о край бокала. Я не уделяю внимания этому, зная по опыту, что моя грациозность естественна и не должна быть продумана. «Верь себе, Сера. Не думай — просто действуй».

— Привет, я Сера, — говорю я девушке, протягивая Киру его вино, и пожимаю её руку. Она потрясающе красива с густыми волосами цвета экспрессо и тёплыми карими глазами, обрамлёнными чернильными ресницами. Румянец на её скулах подчёркивает лёгкий оливковый цвет её кожи. С такой внешностью нас могли бы принять за сестёр.

— Я Клаудия, — отвечает она с лёгким немецким акцентом. — Кир сказал мне, что ты фотограф…?

Кир ловит мой взгляд, убеждая продолжать его ложь.

— Я сказал Клаудии о фотосессии, над которой ты работаешь, — ты ведь всё ещё ищешь модель, верно?

— Да, безусловно, ищу.

Девушка смотрит на меня с надеждой в невинных глазах, и я представляю продолжение этой ночи в альтернативной реальности. Мы поднялись бы наверх для разговора. Она бы доверилась мне, приплыв ко мне в руки после историй о месяцах в Мюнхене и посиделках в моём любимом кафе Фрихут. И тогда мои ледяные губы накрывают её — вспышка фиолетового света — и поток силы, сопровождающий моё требование получить её тело.

Внезапно снизошло понимание моего промаха. Моя душа, быть может, и готова умереть, но есть яростно жаждущая жить частичка меня, жить независимо от стоимости этого решения. «Ещё не поздно передумать». Я могу взять её тело, найти Шарлотту и танцевать с ней, теряясь в битах музыки. Могу пойти домой вместе с Киром. Могу быть с ним.

Но когда я смотрю на Клаудию, которая нервно вращает марказитовое[15] кольцо на указательном пальце, точно понимаю причины невозможности отступить.

Кир делает глоток вина и морщит лоб.

— Это Пино Нуар[16]?

Моё сердце в груди убыстряет ход — мне не решить, что пугает меня больше: что он выпьет успокоительное или что не сделает этого.

— Нет, — машинально отвечаю я. — Каберне[17].

Он делает ещё один глоток.

— Хорошо, — говорит он с ослепительной улыбкой.

— Здесь слишком громко, — я поворачиваюсь к Клаудии. — Почему бы нам не уединиться где-нибудь, чтобы поговорить о съёмке?

Кир снова подносит бокал к губам, как бы подсказывая поторопиться, и я неслышно прошу его не спешить. Я должна увести его до действия порошка.

— Да, было бы неплохо, — соглашается она. Я веду их вглубь зала, к скрытой за тяжёлым зелёным драпом лестнице.

— Здесь есть приватные комнаты, — я оборачиваюсь назад. Девушка стоит ровно и уверенно, в то время как Кир оступается, практически роняя бокал. Но существование в человеческих телах несколько сотен лет даёт свои плюсы: лёгкость, кошачью грацию — он быстро восстанавливается.

Стены лестничного прохода оклеены полосатыми нефритово-золотыми обоями, от подсвечников исходит приглушенный розовый свет. Наверху длинный коридор приводит нас к пункту назначения. Джаред и Амелия стоят снаружи, но отодвигаются, давая нам проход. Я вся на нервах. Амелия странно смотрит на меня, будто видит нечто глубоко внутри. Хотелось бы сказать, что я буду скучать по ней, но, если честно, это облегчение — стать свободной.

Клаудия и Кир заходят в комнату, и я закрываю на замок тяжёлую дверь грецкого ореха позади нас. Кир удивлён — знаю, он хотел открыть дверь для Джареда и Амелии на случай неудачи, — но ничего не говорит.

— Здесь красиво, — затаив дыхание, произносит Клаудия, взяв со стены подсвечник мутного зелёного стекла. Потолок покрыт лёгкой тканью, мягко вздымающейся от бриза, доносящегося из открытых дверей балкона. Приватная комната с балконом — причина моей просьбы Киру провести вечеринку именно здесь.

— Рад, что тебе нравится, — слова Кира звучат невнятно, когда он регулирует кушетку и садится. Он потирает глаза, будто пытаясь избавиться от видения. Я нервно глотаю воздух и вручаю Клаудии стакан абсента, пытаясь удобнее устроиться на подушках, разбросанных по полу. И стараюсь не смотреть на балконные двери. Даже в таком состоянии Кир может понять мои намерения. Моя прощальная записка оттягивает карман.

— Клаудия, расскажи мне о себе. Ты же не из Сан-Франциско? — я переплетаю свои пальцы, лишь бы не выдать нервную дрожь. Вино Кира выпито наполовину.

— Нет, — отвечает она. — Я из Мюнхена.

— Путешествуешь с друзьями?

— О, нет, одна. И мне это нравится. Я много где бывала, но Сан-Франциско — удивительный город. Именно поэтому я хочу получить здесь работу — хочу остаться.

Даже пусть Клаудия вряд ли переживёт сегодняшнюю ночь, гнев всё же охватывает меня. Кир знает, что у меня только один критерий — я беру тела, готовые к смерти физически или духовно. Но Клаудия кристально здорова и счастлива и с нетерпением ждёт будущего. Она одинока и красива — вся информация, нужная Киру для вывода, что она заслуживает смерти.

Кир, бледный и с расширенными зрачками, улыбается мне, ничуть не раскаявшись. Я на мгновение закрываю глаза, заглушая растущее негодование.

Клаудия застенчиво улыбается.

— Ну, расскажите мне о фотосессии, — она скрещивает ноги и поправляет волосы. — У меня есть некоторый модельный опыт.

Я встаю, переполненная гнева, и от резкого движения комната плывёт перед глазами. Я медленно иду к бару, спиной чувствуя их взгляды. Беру бутылку воды из мини-холодильника.

— Съёмка, верно, — мой голос охрип. — Тема ещё не выбрана, но мотив, определённо, сказочный.

— Например, Белоснежка? Это моя любимая история.

Я смотрю на Кира.

— Ты помнишь ту сказку. Эта подходит? — спрашиваю я его.

Мечтательное выражение смягчает его черты.

— Злая королева пытается получить сердце Белоснежки, — шепчет он, и частичка во мне замирает. Я подхожу к зелёной софе, где сидит он.

— Но ей это не удаётся! — говорю я. — Белоснежка перехитрит её и отправит сердце оленя вместо своего.

Он видит мой гнев, но лишь улыбается и осушает свой бокал до дна. Неожиданно я осознаю, насколько сильно моё наслаждение дальнейшими событиями.

«Один», — тихо считаю я.

Его закрывающиеся глаза распахиваются, и он хватает меня за запястье.

— Что происходит? — спрашивает Клаудия.

«Два».

Я близко наклоняюсь к Киру, игнорируя боль в запястье.

— Она не должна умирать. Ни один из них.

— Сера? — его голос слаб, и хватка на моём запястье слабеет.

— Прощай, — отвечаю я.

«Три».

Его глаза моргают, закрываются, и он резко падает вперёд. Я погружаю руку в платье и, вытащив записку, вкладываю её в карман его штанов. Его рука скользит по моей руке, он обрушивается на низкий столик, голова с громким стуком падает рядом со стаканом.

Клаудия испуганно выдыхает.

— Беги! — шепчу я. И мчусь к дверям балкона, подобно птице взлетая к свободе в ночь.

Балкон окружён туманом. Я перекидываю ноги через перила, скользкие от морского воздуха. Потеряв равновесие, заставляю себя сосредоточиться. Одно неверное движение, и я упаду на бетон внизу. Я хочу умереть сегодня ночью, но не здесь. Не так.

Я слышу, как Клаудия вопит внутри, и стискиваю зубы. Я должна была отравить и её напиток. Одна из моих туфлей соскальзывает с ноги и исчезает в тумане. Амелия тренировала меня своим акробатическим трюкам, но это было давно, и моё тело очень ослабло.