Он делает паузу, кладя подбородок в сложенные руки.

— Это может звучать по-философски, но биология — это наука о жизни. И где в этом беспорядке клеток может проживать ваше сознание? Это просто химическая реакция?

Я больше не могу сосредотачивать своё внимание, но по лицам других заметно, насколько они очарованы. Я с трудом верю в произошедшее, но я была на свете слишком долго, чтобы понять разницу между реальностью и разыгравшимся воображением.

Что дало мне уйти? Я, должно быть, допустила ошибку. Возможно, я допустила миллион ошибок. Ошибкой было остановиться в баре. Ошибкой было заговорить с Тарин. Ошибкой было оставить сумку. Ошибкой было попытаться спасти Кайли — затем пытаться жить, как она. И, с замиранием сердца я понимаю, что, возможно, самой огромной ошибкой было сообщить о потери машины. Что, если полиция назвала человека, у которого я её купила? Что, если я неправильно очистила историю браузера, и Кир увидел, что я купила её в первую очередь?

Как я могла допустить мысль даже на секунду, что Кир не найдёт меня? Он всегда получает то, что хочет. Всегда.

Меня скоро найдут, если он знает, что это я. У меня нет никаких иллюзий по этому поводу: я предала его и за это мне придётся платить. Сомневаюсь, что он убьёт меня. После оставленной мной записки он знает, что я не хочу быть с ним. Он скорее всего запрёт меня, заставит менять тела невинных людей и жить с ним вечно. Кир всегда наслаждался своими изощрёнными пытками.

За все годы, что я его знаю, у Кира был только один настоящий друг. Натаниель присоединился к нам в девятнадцатом веке, когда мы жили в Нью-Йорке. Натаниель так же, как и Кир, был помешан на науке, метафизике и духовной химии. Но однажды ночью Натаниель сказал мне, что влюбился в человека.

— Ада, — ответил он. — Её глаза прекрасны, — его взгляд стал серьёзным. — Я не сказал Киру, но обещаю на ней жениться, клянусь.

Я усмехнулась. Брак для нас приобрёл новый смысл.

— Пока смерть не разлучит нас, — мы понимали торжественность этой клятвы, как никакой другой смертный.

Вечером того же дня я слышала их ссору.

— Она смертная! Она постареет на твоих глазах. И через какое-то время тебе нужно будет новое тело. Что тогда ты скажешь ей? Ты даже не сможешь дать ей детей, — кричал Кир.

— Это не имеет значения, — отвечал Натаниель. — Я буду любить её и постаревшую.

Натаниель ушёл на следующее утро. Сначала Кир не мог в это поверить.

— Он вернётся, — обещал Кир нам уверенно. Но дни превратились в недели, и уже снег покрыл улицы. Кир прочесал весь Манхэттен: он был уверен, что найдёт Натаниеля мёртвым или раненым. Но, в конце концов, ему пришлось признать — Натаниель ушёл.

Он был подавлен. Всё время сидел в библиотеке, читал книги или смотрел в окно, отсылая слуг, которые приносили ему еду. Кир таскал меня ночами по игровым притонам и барам, по накуренным местам, где мужчины пели странные песни о любви. Пока однажды снежной ночью по пути домой мы не заметили знакомую фигуру впереди.

— Натаниель! — Кир схватил меня за руку и потащил в темноту, за мужчиной, который удалялся всё дальше и дальше.

— Кир, — прошептала я, — пойдём домой.

— Нет! — прошипел он. — Я просто... хотел поговорить с ним. Я потерял его, Сера.

Я молчала, идя с ним в ногу, до того момента как он вышел из темноты и столкнулся со своим старым другом.

— Натаниель, — голос Кира звучал уверенно.

Натаниель резко обернулся. И когда увидел нас, страх отразился на его лице. Он сделал несколько шагов назад.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Что? — Кир горько рассмеялся. — Разве мы не друзья?

— Ки... — начал Натаниель.

— Как твоя жена? Рассказал ей о себе? — Кир сделал шаг к Натаниелю. — Рассказал ей о нас? — ещё шаг, и ещё.

Натаниель грустно покачал головой.

— Я ничего ей не сказал. Кир, прости, что покинул тебя. Но это был единственный выход.

Снег падал так медленно, укрывая землю толстым ковром. Он был то белым, то оранжевым в свете фонаря. Я уткнулась носом в меховой воротник, дрожа.

— Я любил тебя как брата, — зарычал Кир. — А ты меня предал.

Его рука потянулась вниз к его ботинку, где он всегда хранил острый нож, и в один момент он достал его и ударил Натаниеля. Возможно, в сердце. Я закричала, когда Натаниель упал спиной на снег: его кровь просачивалась наружу, образуя красный бассейн на снегу. Его тело превращалось в пыль.

Меня вытащило из воспоминаний осознание того, что все в классе смотрят на меня в ожидании. Кир, должно быть, вызвал меня для ответа на вопрос, но у меня не было идей. Я сглатываю, открываю рот. Но прежде чем успеваю выставить себя полной дурой, звенит звонок.

К счастью, тишина растворяется в звуках открываемых портфелей, закрывающихся тетрадей и задвигаемых стульев. Я нахожусь на полпути к двери, когда слышу своё имя.

— Кайли, правильно? — говорит Кир, вглядываясь в список рассадки. — Задержись на минуту.

«Поймал». Слово эхом стучит в моей голове и разбивается на осколки. Я мельком гляжу на милое белое платье и совершенно абсурдно беспокоюсь, что оно испортится, когда Кир будет наказывать меня. Белое платье, белый снег, красная кровь.

Я приближаюсь к его столу. Долгую минуту он молчит, разглядывая мои запястья. Я скрещиваю руки на груди, желая заставить его говорить. Его пристальный взгляд следует за моими руками.

— Мистер Шоу? — окликаю его, подыгрывая ему. У меня просто нет другого выбора.

— Верно, прости. Задумался, — он улыбается той бриллиантовой, ледяной улыбкой, обнажающей его идеально-белые зубы. — Кайли, что ты думаешь о сегодняшнем уроке?

Урок? Да он играет со мной, как кошка с мышкой.

— Я...думаю, было интересно.

— Да? Мне вот казалось, что ты не обращаешь внимания, — его тон строг. — И если ты не считаешь материал интересным, я не выполняю свою работу.

Я делаю глубокий вдох.

— Простите, я...

— Не извиняйся. Правда, это моя вина. Обещаю, следующий урок будет более занимательным. Но я не поэтому задержал тебя, — он откидывается на стуле назад и кладёт руки на колени. Выражение его лица смягчается.

— Школьная администрация упоминала при мне об ученице, попавшей в ужасную автомобильную аварию. И, естественно, я очень заинтересовался, — его глаза — голубой лёд — тщательно следят за моей реакцией.

Он лжёт. Я уверена, никто в школе не знает об аварии.

— Кто это был? — спрашиваю я усилившимся голосом.

Он вздыхает.

— Они не сказали мне. Это раздражает, правда. Посттравматический стресс, даже сотрясение мозга может обнаружиться спустя недели. Мне нужно знать, кто это, чтобы я не упустил признаки проблемы, — бьют его слова. Любой другой ученик, вероятно, понял бы его буквально, решив, что он действительно заботится и беспокоится. Но зная его, я чувствую дрожь гнева и ложь, скрывающуюся под его словами.

Но он действительно не знает, кто попал в аварию. Это придаёт мне сил.

— Я не слышала ни о каких автокатастрофах, — гладко лгу.

— Нет? Возможно, девушка не рассказывала друзьям. Я хочу, чтобы ты подумала. Какие либо странности в последнее время? Нехарактерные поступки? — он наклоняется вперёд, наблюдая, всегда наблюдая.

Я сохраняю лицо спокойным. Смотрю в окно, будто о чём-то раздумывая.

— Ну, Николь очень чувствительна в последнее время. Но я не думаю, что

это из-за аварии.

— Николь? — переспрашивает он, изучая план посадки учеников.

— Николь Харрисон, — я указываю на её имя. — Длинные тёмные волосы. Сидит за мной.

— Длинные тёмные волосы, — проговаривает он. Его лицо проясняется. — Да, я помню её. Спасибо, Кайли. Ты поступила правильно, рассказав мне. Ничего особенного, но я не смог бы жить, если бы у меня не было шанса помочь ученику.

Я чувствую вспышку вины из-за того, что назвала её имя, но Кир вскоре поймёт, что она — просто популярная ученица. Зато это отвлечёт его и даст мне время сбить его с моего следа.