Быстрота, с какой Советский Союз создал атомное оружие, поразила мир. Все газеты Запада трубили до этого, что русским на создание бомбы потребуется не менее десяти, даже двадцати лет. Но никакой сенсации в нашем успехе, конечно, не было. Просто-напросто американцы выдавали желаемое за действительное. Кроме того, они делали вид, будто не знают, какой вклад внесла русская наука в раскрытие тайны строения атома. Советские учёные предвидели огромные возможности использования атомной энергии, в том числе и для военных целей, но стремились в первую очередь поставить атом на мирную службу.

Лишь трагедия Хиросимы и Нагасаки, американская угроза термоядерной войны заставила советских учёных обратить свои знания и опыт на создание атомного и термоядерного оружия. Задача была чрезвычайно сложная и в научном, и в техническом, и в экономическом отношениях. Но все условия для её решения в СССР объективно уже существовали. Их создал своим героическим трудом советский народ, руководимый Коммунистической партией. И в кратчайший срок наше государство получило несокрушимый атомный, а затем и термоядерный щит.

После испытания атомной бомбы от геологов, производивших изыскание в районах, над которыми проходило облако радиоактивного взрыва, стали поступать телеграммы, в которых сообщалось, что по непонятным причинам у них перестали работать счётчики для определения радиоактивности горных пород. Курчатов, ознакомившись с этими сообщениями, заволновался:

– Надо немедленно выехать на места и тщательно проверить, что там случилось.

Стали спешно подбирать людей для направления в пункты, откуда пришли телеграммы. В группу вошли врачи и биологи, занимающиеся вопросами воздействия радиоактивности на живые организмы, специалист по приборам для измерения радиоактивных излучений, а во главе этой группы поставили меня. Нам дали вагон-салон и железнодорожную платформу, на которой мы разместили три автомашины – «Победу» и два «виллиса». Было дано указание наши вагоны присоединять к любому поезду, а, если такой возможности не будет, предоставлять паровоз. Чтобы зря людей не волновать, мы были названы комиссией по изучению бруцеллёза, тем более что в составе нашей группы один из врачей был в действительности специалистом в этой области. И вот мы тронулись в путь. Добрались до железнодорожной станции, находившейся в сотнях километров от места, где был произведён взрыв. Дальше двигались на машинах по грунтовым дорогам. Решили обследование начать с места взрыва, где была установлена металлическая башня с подвешенной на ней бомбой.

Добрались до базы, где размещался штаб, руководивший проведением испытаний. Работы прекратились, и людей там было немного. Нам предоставили необходимые помещения.

Я решил вначале поехать на место, где был произведён взрыв, один. На базе мне выделили машину с шофёром из жителей этого района.

День был жарким, на небе ни облачка, только вдали у самого горизонта виднелась белая полоса облаков. Я сидел рядом с шофёром. У нас под ногами толстый лист свинца – защита от излучения. Врачи с базы разрешили мне выйти из машины и пробыть на площадке не более десяти минут. Местность – безлюдная равнина, кое-где покрытая пучками серо-жёлтой засохшей травы, лишь вдалеке вздымается, как огромные застывшие морские волны, гряда довольно высоких холмов. Солнце палит. Мотор нагрелся, и вода в радиаторе кипит, а нам, по словам шофёра, добираться до места ещё километров семьдесят. Он предложил остановиться.

– Надо, однако, подождать, пока мотор остынет, – местным характерным говорком произнёс он.

Шофёр поднял капот, закрепил его, вынул коробку папирос и закурил, а я отошёл от машины и увидел прыгающую от меня куропатку. Она с трудом передвигалась, волоча крыло. Я без труда поймал птицу и пошёл к шофёру.

– Охотники подстрелили, что ли? – спросил я. Шофёр взглянул на куропатку, вздохнул и стал объяснять:

– В этих местах охотников нет, хотя дичь и водится. И птица разная есть, и зайчишки бегают. Это не охотники причинили, а атом этот. Одним словом, она пострадала от испытаний. В первые-то дни я не одну такую пострадавшую находил, когда с начальниками по этим местам ездил.

Мотор остыл, и мы поехали дальше. Жарко, Нигде ни деревца, ни кустика. Но что это там, впереди? Я отчётливо видел озеро и высокие деревья, и мне так захотелось остановиться у берега и искупаться.

– Может быть, свернём вправо и минут на десять остановимся? – предложил я шофёру.

– Куда вправо-то? – с усмешкой спросил он.

– К озеру, вот туда! —показал я. – Отдохнём немного и поедем дальше.

– Да какое же это озеро! Все это одна видимость, и ни воды, ни деревьев там и в помине нет. Разве вы не видите, что деревья-то даже не прикасаются к земле?

Впервые я видел мираж в степи. Мы остановились. И тут-то я увидел, что стволы деревьев не достигают земли, а висят в воздухе, слегка покачиваясь. Картина стала размываться, и скоро все исчезло.

Поехали дальше. На площадке, где стояла башня, проводились последние уборочные работы. Специально оборудованные бульдозеры с защитой от проникающих излучений снимали верхний слой сплавленной почвы, отрывая её кусками от нижележащих, неповреждённых слоёв земли. Руководивший очистными работами объяснил мне, где что находилось вокруг башни. Когда мы подъезжали к центру площадки, видны были обрушенные взрывной волной строения, специально возведённые для оценки действия взрыва и производства необходимых измерений, а также изучения действий огненного шквала и радиоактивности. Отсюда нам надо будет начать свои замеры радиоактивности на почве и передвигаться по пути следования облака.

Дорога из колхоза до базы пролегала вдоль реки. Мы довольно хорошо разместились в «виллисе» и после утомительного дня, прошедшего в хождениях по пастбищам и скотным дворам, наконец, смогли сесть и даже вытянуть натруженные ноги. Машина, слегка покачиваясь, двигалась по ровной, мягкой грунтовой дороге. Светила луна. С реки тянул свежий ветерок, и мы стали дремать. Но вот шофёр замедлил ход:

– Куда же мы, однако, приехали? – сказал он, останавливая машину. Впереди в лунном свете виднелись дома колхоза, из которого мы только что выехали.

– Зачем же ты повернул-то обратно? – растерянно спросил шофёра один из членов комиссии.

– Да я никуда и не поворачивал. Как сказано было – езжай все время по дороге вдоль реки, так я и ехал.

– Но ты же сам видишь, что назад приехали, – наперебой стали говорить все сидящие в машине. – Ты же помнишь, что река-то была слева, когда мы выезжали, а теперь она справа.

Кто-то усомнился:

– А слева ли она была? А может быть, это не тот колхоз, где мы были?

– Ну что же, поедемте до конца дороги и удостоверимся, – предложил я.

Когда машина появилась на улице колхоза, нас окружили ребята и стали кричать:

– Дяденьки, вы опять к нам приехали. Забыли что-нибудь?

– Ну, вот, видите теперь! Назад вернулись, – проворчал кто-то из наших.

– Ну, что же, поворачивайте, и поехали, – сказал я шофёру. – Нам время терять нельзя – до базы далеко.

Удручённый случившимся, он развернул машину, и мы тронулись, Я сидел рядом с шофёром и, повернувшись к сидящим сзади, сказал:

– Кто из вас сомневался, где находится река? Вот она, смотрите!

Постепенно все успокоились, а усталость взяла своё – мы опять задремали, и только шофёр не сводил глаз с освещённой луной дороги. Я, видимо, так же, как и остальные, заснул и пробудился от толчка резко остановленной машины.

– Да что же это такое! – услышал я встревоженный голос шофёра. – Смотрите, где река-то! Опять на правой стороне.

Мы выскочили из машины. Что за дьявольщина? В лунном свете справа от нас блестела полоса воды!

– Как же это случилось? – раздались голоса. Никакого разумного объяснения никому на ум не приходило.

Наконец, шофёр сказал: