Тесла протянул руку, щупая воздух. Ладони коснулась легкая изморось. Дождь закончился, но в темнеющем небе еще сновали ласточки, выклевывая из воздуха насекомых.

– Луну, конечно, вряд ли, а вот станцию… Теоретически… Хотя… Включите-ка фонарь.

– Зачем?

– Для наглядности… Включите и попробуйте вести лучом любую из птиц.

Чарльз направил рефлектор в небо. Птицы не обратили на них никакого внимания. Они преследовали мошек, хаотически меня направление полета. Если б они оставляли след в сыром, насыщенном дождем воздухе, то над головой повис бы перепутанный клубок.

В луче свете на мгновение появлялись птицы, сверкали белой манишкой и тут же пропадали из виду. Луч фонаря, беспорядочно обежавший половину неба, высвечивал то силуэты птиц, то ветки, стену дома. Он хоть и метался, но за движениями птиц не успевал.

– Поняли? В этом-то и состоит проблема. Станция слишком подвижна. Они несутся в пространстве со скоростью не менее девяти миль в секунду… Мало того. В любой момент они могут свернуть в сторону. Единственный способ достать их лучом – это подобраться поближе.

– Ваша установка срезала гору Бог знает за сколько тысяч миль отсюда, а тут всего сотня – две.

– Не забывайте, что это все-таки гора! Кубические километры камня! Ну и, конечно то, что он стояла на месте и целых двадцать секунд мы могли резать её как именинный торт. Все это время луч упирался в одно и тоже место! Большевики нам такой возможности не предоставят. Едва они почувствуют, что мы их поджариваем, как они постараются увернуться…

– То есть у нас не будет времени?

– Да…

– Но ведь есть и другой путь.

– Вы имеет в виду увеличение мощности установки, чтоб сжечь их в одну секунду? Может быть, это вас и разочарует, но сейчас мы и так работаем на пределе возможностей.

Линдберг хотел что-то добавить, но Тесла остановил его.

– Поверьте, что мы делаем все возможное… Даже лишний ноль, приписанный к чеку вашего патрона не позволил бы решить проблему быстрее.

– А два нуля?

– Девять беременных женщин собравшись в одной комнате, не родят ребенка через месяц. Есть законы природы… Теперь я думаю больше о том, чтоб уменьшить установку так, чтоб мы могли поднять её в стратосферу. Тогда, возможно…

… После часа перегрузки, на «Святом Георгии Победоносце» невесомость показалась его пассажирам чем-то вроде награды за перенесенные испытания… Господин Кравченко осторожно сунул голову в нижнюю часть корабля, посмотреть как там пассажиры.

Кряхтение и оханье сменились радостными возгласами. Сперва осторожно, а потом все смелее и смелее люди начали двигаться в пространстве корабля – с шутками, смехом и неуклюжими попытками научиться летать.

Глядя на них, профессор почувствовал себя волшебником из сказки, что позволил осуществить детям, жившим в этих крепких мужчинах, давно забытые мечты, когда, кажется, все можно: захотел и полетел.

А хотели все…

Все они были одеты в одинаковые плотные облегающие куртки и бриджи, заправленные в сапоги. Он еще не успел разобраться в молодых лицах, знал только князя, да и казаков отличал по пышным усам.

– Знаете, господа, кого мы сейчас напоминаем? – сказал кто-то сквозь смех, сопровождавший его после нескольких неудачных попыток сползти с потолка. – Майских жуков! Мы с братом набирали их, бывало, полную банку и смотрели, как они там мечутся и по стенам ползают.

– Головами о стенки бьются? – засмеялся кто-то. Эйфория полной свободы не проходила.

– Не без этого…

Понимая радостное возбуждение пассажиров, профессор все же сказал:

– Подождите, господа, подождите. Еще налетаетесь…

Какое-то время он смотрел на них снисходительно, но только до тех пор, пока один из них пролетев мимо него на второй этаж, не врезался головой в пульт управления кораблем. Слава Богу, обошлось без последствий. Поймав незадачливого летуна за ногу, господин Кравченко отправил его к товарищам.

– Господа! Вы же не дети. Остановитесь…

Но где там! Любое неловкое движение и всех сызнова разбрасывало по каюте.

Желая отвлечь их от опасных забав, профессор убрал с иллюминаторов металлические заслонки, и пассажиры, забыв о радости движения, разом прилипли к окнам. Какая там невесомость, если за стеной такое!

– Матерь Божья! – перекрестился кто-то из казаков. – Неужто это все взаправду?

– Да уж поверьте ученому человеку, Антон Семенович. Все как есть правда, – отозвался князь.

– Что ж, я теперь Еноху уподоблен? – растерянно спросил усач, разглядывая занавешенную облаками Атлантику. Под кисеёй водяного пара проступали очертания берегов Южной Америки.

– Ну, про Еноха это преждевременно… Это, друг мой, еще не царствие небесное. Царствие небесное еще заслужить надобно…

– А это что, вон там?

– Это Луна.

Вечный спутник Земли висел над ощутимо закруглявшейся голубой окраины планеты еще более яркий и желтый, чем можно было бы увидеть с Земли.

– А большевики где?

– Будут вам большевики. Никуда не денутся.

За разглядыванием Земли и угадыванием того, что видели (тут себя показали моряки) прошел почти час.

Голоса за спиной потихоньку стихли. Люди устали хлопать друг друга по плечам и удивленно ахать. Да и смотреть, особенно было уже нечего – ну Земля, ну Луна, ну звезды… Короче ничего нового…

И тут над нежно голубым ореолом атмосферы показалась яркая звезда.

– Станция, господа!

На мгновение профессор почувствовал себя не то кондуктором, не то начальником подходящего к перрону поезда. Его пассажиры, гроздьями висевшие у иллюминаторов, зашевелились и горстью тополиного пуха вновь разлетелись по кораблю.

Встреча с большевиками должна была состояться на темной стороне земли. Никакого умысла в этом не было, но так получилось.

Издалека станция казалась изломанным набором труб, но чем ближе «Святой Георгий Победоносец» подлетал, тем яснее становилась её устройство.

Все, что незваные гости знали о ней, они почерпнули из большевистских газет. Большевики, конечно, как им свойственно из классовой этики, могли все придумать для обмана классовых врагов, но другого источника информации попросту не было. В этих условиях приходилось надеяться на отвагу десанта, да и на русский всепобеждающий «авось».

– Смело мы летим, – заметил князь, вися у иллюминатора вниз головой.

– Нам опасаться нечего. Как родных примут, можете не сомневаться.

– Так у них, что и наблюдателей нет?

– Как не быть. Наверняка есть… А вот связи с Землей нет.

– И что с того?

– А то, каждый, кто оттуда – свой!

– Как это связи нет? – удивился князь. – Это что, от бедности?

– Нет. Денег на свою игрушку большевики не пожалели, а только есть в атмосфере такая штука – слой Хэвисайда. Он отражает радиоволны назад, к Земле. Люди его пока пробивать не научились, так что на станции не знают, кто к ним летит, а корабли у них все одинаковые.

Князь успокоено усмехнулся.

– Ночью все кошки серы?

– Вот-вот…

Когда станция заняла собой две трети иллюминатора, навстречу «Святому Георгию» из темноты рванулись два щупальца.

Гибкие тросы с магнитными наконечниками плыли навстречу кораблю, словно две змеи. С отчетливым щелчком, от которого все вздрогнули, бока корабля коснулся сперва один, потом другой. Приятно удивленный профессор тут же отключил азотный бустер. Радостно было видеть, что ни одну из загодя подброшенных идей большевики не обошли вниманием. Об этом способе швартовки он много говорил со знакомыми коммунистами, да и кое-что написал в своей рабочей тетради, оставшейся у них.

Натянувшиеся тросы бесшумно потащили махину корабля к станции.

– Отойдите от иллюминаторов, господа, – прошептал профессор. – Могут увидеть…

Офицеры не так ловко, как птицы в небе и не так изящно, как рыбы в воде сгрудились внизу, подальше от стекла. Свет в кабине уже не горел, и в отсветах Земли темнота впереди обрела оттенки и протяженность, превратившись в ворота стояночного ангара. Они медленно разъезжались, словно беззубая пасть великана, готовая поглотить корабль и темнота заливала проем, в который аккуратно вмещался «Святой Георгий».