Конструкция напоминала цифру восемь, изображенную художником-кубистом и украшенную рогами.

Том опять мысленно посетовал, что нет колес, а то пнул бы разок, и по звуку сразу стало бы ясно добрая перед ним машина или так себе. Он покосился на товарищей. Те смотрелись не лучше.

Нет, растерянности ни у кого на лице не было, но какая-то ошеломленность. Никто еще не почувствовал ни того, что произошло, ни того, что еще должно произойти.

Прижавшись друг к другу люди стояли в тесном отсеке, отведя в сторону пустые головы шлемов. Командир группы астронавтов полковник Воленберг-Пихоцкий поднял руку, привлекая внимание.

– Джентльмены! На все у нас с вами не более тридцати минут.

Он кивнул на стену, за которой остался пилот.

– Мистер Линдберг, чтоб забрать нас, конечно, постарается подойти поближе к их коробке, но не все от него зависит… Америка надеется на наше мужество!

Полковник посмотрел каждому в глаза. Ему не надо было угадывать, что они чувствуют. Он сам чувствовал то же самое. Все, кто тут стоял, были первыми, и сделать им предстояло сделать то, что до них раньше никто не делал. И что хуже всего, никто не мог сказать, выполнимо ли дело, за которое им пришлось взяться, в принципе. Полковник знал это, но сказал совсем другое.

– То, что нам предстоит не сложнее, чем подойти на лодке к плоту. Садитесь на пустоциклы, рулите, и они везут вас к русским. Закладываем взрывчатку – и обратно. Нас там никто не ждет, так что сложностей быть не должно. Все ясно?

Никто слова не сказал. Только кивнули разом.

– Шлемы закрепить. Проверить пустоциклы…

Он лично проверил герметичность, и каждого хлопнул по шлему и только после этого повернул рукоять запорного механизма шлюза.

– По коням, ковбои!

Они этого не услышали, но полковнику хотелось сказать это, и он сказал.

Крыша над головами начала расходиться. Выходя в пустоту, воздух взвихрил пыль и мелкий мусор непонятно откуда появившийся в отсеке. Из щели над ними полился поток бело-голубого света. Только это была голубизна не неба, а воды. Над головами катил невидимые волны Атлантический океан. Полковник первым оседлал свой ящик и в пустоте, не имевший ни верха, ни низа, взмахнул рукой, задавая направление.

… Иллюзий на счет того, что большевики смирятся с потерей станции ни у кого не было, поэтому наблюдение «за небом» велось круглосуточно. Большевикам их самонадеянность стоила станции, и никто из героев Белого движения не хотел оказаться на их месте. Так что один из офицеров с двенадцатикратным биноклем постоянно наблюдал за окрестностями «Святой Руси» и вовремя обнаружил незваных гостей.

Князь смотрел на далекие черточки, пока те не обрели объемность. В предощущении надвигающихся событий у наблюдательного колпака собрались почти все, но внутрь стеклянного колпака попасть смогли только трое. Остальные висели ниже и слушали тех, кто видел.

– Большевики?

Князь отвечать не торопился – рассматривал ракеты.

– Не знаю. Не похожи. Что-то необычное.

Из открытой двери донеслось далекое, но с каждым мгновением приближающееся:

– Господа! Господа! Пропустите!

Владимир Валентинович, растолкав кого можно, последним взлетел под стеклянный купол.

– Где?

Князь махнул рукой. Профессор повернулся. Земля летела где-то над головой, и в голубом свете родной планеты черно-красные ракеты смотрелись чужеродными вкраплениями.

– А-а-а-а-а! Понятно… Это скорее всего американцы.

– Почему они? Почему не англичане?

– Англичан мы еще не трогали… А американцы нам уже поверили… Не поляки же это в конце-то концов?!

Станция догоняла плывущие в пустоте ракеты – те двигались медленнее неё.

– Мы их нагоним минут через сорок.

– Не жду я ничего хорошего от этих ракет, – озабоченно сказал князь. – Как бы они…

Ракета окуталась облаком белого пара, очень быстро растворившегося в пространстве.

– Он что-то выбросили, – озабоченно сказал князь. Он повертел бинокль, раздраженно мыча что-то неразборчивое. – Ящики! Они выбросили ящики!

Профессор вырвал у князя бинокль.

– Ящики?

– Там люди на них… – подтвердил через секунду правоту князя зоркоглазый Еремеенко.

Мичман Загорузкий, которому не досталось ни места, ни оптики, сказал так, что услышали все.

– Не хочу оказаться пессимистом, господа, но очень это похоже на торпедную атаку…

– Там же люди, – возразил профессор.

– Ну и что? – отозвался совершено хладнокровно князь, отбирая у него бинокль. – Если человек предан долгу и присяге…

Мичман из-за спины спросил.

– А что ракеты?

– Продолжают встречное движение…

– В таком случае, если конечно это не дружественный визит, то, скорее всего, это не торпеды, а брандеры.

Никто не сказал ничего и моряк пояснил.

– Они пристыкуются, запалят фитили и вернуться на ракеты… «Запалят фитили» – это, сами понимаете аллегория.

Движение ящиков определилось. Вытянувшись цепочкой, они двигались к станции. Князь озабоченно опустил бинокль. Лучше всего для того, чтоб обратить в бегство гостей подошел бы «Архангел Гавриил», но его-то как раз и не было. Корабль отбыл на землю за припасами и новостями. Оставалось надеяться только на себя.

– Профессор, вы можете сбить гостей нашим аппаратом?

Господин Кравченко, не отрывая бинокля от глаз, отозвался.

– Не уверен.

– Давайте-ка, профессор без интеллигентщины. Просто да или нет?

– Так вот сразу – нет. Объясню почему: нет времени на подготовку. Его нужно перенастроить. Сами знаете, что аппарат сориентирован для удара по Лондону. Хотя попробую…

– Попробуйте, профессор. Попробуйте… Пусть Лондон еще немного поживет, не догадываясь о наших планах. Господа офицеры! К шлюзу!

Чтоб не терять воздух при выходе в Пространство станцию оборудовали двумя маленькими шлюзами, в которых мог разместиться человек в скафандре, только сейчас время было дороже воздуха, и десант выбирался наружу через главный шлюз, в какой входили грузовые корабли.

Сейчас он пустовал.

Шумно торопясь, офицеры влезали в скафандры-ящики.

– Без спешки, господа. Без спешки… – напутствовал князь, сам суетливо разбираясь с перепутавшимися рукавами. – Оружие не забывайте. Стрелять только по моей команде. Точнее только после моего выстрела.

Слава Богу, у них было чем встретить незваных гостей!

Похоже, это было больше не на оружие второй четверти двадцатого века, а на кулеврину начала семнадцатого – толстый короткий хобот закрытый тонкой мембраной, а снизу – упор, напоминавший более всего ножку от венского стула. На земле вполне можно было бы обойтись без упора, однако стрелять без него в невесомости решился бы только сумасшедший. Силой отдачи стрелка унесло бы на Луну, если не дальше.

Князь дождался, пока товарищи загерметизируются и открыл шлюз. Станция чихнула, выпустив наружу облако пара пополам с пеплом.

Придерживаясь обшивки, они переползли вперед и неуклюже, но более-менее связанно они выстроились в линию, перекрыв направление подлета американцев, прижавшись спинами к обшивке «Святой Руси». Мир перед ними делился полукругом земного диска на две части. Слева вверху – чернота неба, справа – пестрая Земля. На фоне облачных полей, покрывших Австралию американские ящики казались неподъемно-тяжелыми.

Князь, хоть и знал, что голос его никуда не уйдет все-таки скомандовал, поднимая руку вверх.

– Внимание!

По спине скользнул торжественный холодок. Не страх, но понимание причастности к Истории. Первая схватка новой эры! Еще нет ни тактики, ни стратегии, только злость, только сила…

Показывая что делать, Гагарин уперся в станцию, направив загороженное тонкой мембраной жерло в сторону приближающихся…

Да уж не друзей, конечно, врагов.

… Пустота давила на душу так явственно, что Том время от времени поводил плечами. Только легче не становилось. Мироздание окружало его со всех сторон и каждая пара звезд казалась глазами библейского Бога с укоризной и недоумением смотрел на него, на Тома, на то, как он тащился со своим заминированным драндулетом к русской станции.