Черт! Это ж надо как не повезло! До горы оставалось всего – ничего и тут засада… Не такая, что белые или зеленые бандиты делали, а какая-то своя, негритянская, с сетями…
Хозяева тоже почувствовали перемену погоды.
В глубине деревни ударил барабан. Сперва негромко, словно пробовал тишину на хрупкость, а потом все громче и громче. То тут, то там двери хижин распахивались, выпуская жителей. Первыми, конечно, оказались вездесущие дети и свиньи. И те и другие с визгом забегали вокруг столба, создавая праздничную суматоху.
Несколько секунд их визг заглушал звук тамтама, а потом все перекрыл грохот далёкого выстрела.
Во влажном воздухе он прозвучал глухо, но узнаваемо.
– Мганга! – прошептал Гриша оставаясь в книжном бреду. – Идет великий Мганга!
Злость на писателя, придумавшего для своих книжных героев такой далекий от реальной жизни счастливый конец, подняла его голову. Он дернулся, попытался повернуться, но сил не хватило.
Откуда-то издалека донесся стук копыт.
Кто-то завопил, но крик оборвался выстрелом. Бабах!
Негры тут ходили пешком. Лошадь – это человек. Белый человек!
Лошадиный скок стал слышнее. Во влажном воздухе прогремело сразу несколько выстрелов.
Бах, бах, бах!
И тут же, не успело эхо смолкнуть, на площадь выскочил всадник. Только не белый, а свой, красный!
Гриша подумал, что бредит.
На его глазах, бросив поводья, комиссар товарищ Воейков болтался в седле грохоча обеими маузерами. Непрерывной чередой стволы плевались горячими пулями, а всадник уворачивался от копий и стрел. Конь под ним был чужой, непривычный к бою, шарахался из стороны в сторону, однако комиссар не промахивался. Пистолеты били без промаха, выкашивая ряды каннибалов, выбравшихся из хижин. Черные тела, белые оскаленные зубы, пестрые накидки…
Вперед, назад, вперед, назад… Чернокожие пришли в себя, сообразив, что комиссар один. Прятались за маленькими загородками и пуская оттуда стрелы они перебегали с места на место. Только что с того?
Комиссар вскочил ногами в седло, став сразу выше на метр, и в шесть выстрелов положил незадачливых лучников.
С другой стороны бежал еще десяток.
Гриша видел их, но пересохшее горло не слушалось, и он только прохрипел что-то отчаянно-угрожающе. Товарищ чекист его понял. Одним движением он соскользнул в седло и ни секунды не задержавшись, свалился с него, повиснув вниз головой.
Бах, бах, бах, бах…
Стрелы пролетели мимо, а пули вылетели из-под лошадиного брюха и нашли цель. Крики стали стонами и затихли. Чекист не стал нарушать сгустившейся тишины – он точно знал, когда следует остановиться. Враги кончились. Пока кончились…
Григорий смотрел на него, понимая, что все, что он видит чудо. Чудо мужской и большевистской дружбы. Комиссар вылечился и не бросил товарищей, а догнал, пришел на помощь!
Товарищ Воейков снова сидел в седле, расслабленно опустив руки с маузерами. Дымок из вороненых стволов уже вытек, и они казались безобидными железками. В его расслабленности угадывалась нарочитость, но проклятые каннибалы не могли знать, что комиссар – чемпион Управления по стрельбе «по-македонски», с двух рук одновременно, и эта поза не усталость от сделанного, а только готовность сделать еще больше.
Острый взгляд спасителя пробежался по окрестностям. Полтора десятка неподвижных тел, несколько еще дергающихся свиных туш, зеркала луж на земле, охапки поленьев. В свежем влажном воздухе тишина, нарушаемая только дальними криками мартышек да близкими хрипами умирающих. Не спуская глаз с хижин, комиссар спросил.
– Ну, что, товарищ Бунзен, не доросли здешние жители до классового сознания? Свой кусок мяса все еще дороже общественного блага ценят?
Гриша с перехваченным спазмом горлом, не ответил, только просипел со свистом, словно пробитая гармонь.
– Молчи, товарищ, молчи… Сам вижу, что рано им про классовую солидарность рассказывать…
Двумя выстрелами он перебил веревку и молниеносно сменил обоймы. Глаза его бегали туда-сюда. Полтора десятка трупов для этого стойбища не так уж и много. Очухаются туземцы, ей-ей очухаются…
– Про таких товарищ Фридрих Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и капитала» знаешь что сказал? Не знаешь!
Гриша дернулся, отлипая от столба. Руки не шевелились, но ноги двигались. Шаг, другой… Он уперся лбом в теплую ляжку коня, понимая, что все неприятности кончились.
– Это упущение, – гудел над головой комиссарский голос. – Читать надо классиков, Гриша, читать и конспектировать! Они плохого…
Бах! Бах!! Бах!!!
Два копья разлетелись в щепки, а копьеметателя отбросило сквозь травяную стену убогой хижины.
– Они плохого не посоветуют! Угольник где? Живой?
На непослушных ногах Гриша дошел до головы Федора, согнал мух и не чувствуя ничего кроме ненависти подхватил её подмышку.
– Правильно мыслишь, товарищ Бунзен. – Одобрительно сказал комиссар. – Чекисты своих не бросают.
Подхваченный комиссарской рукой Гриша взлетел вверх и устроился у него за спиной, упершись лбом промеж лопаток.
– Никчемное это место.
Гриша не ответил. Место позади комиссарской спины в эту секунду было для него убежищем, в котором ничего плохого с ним случиться просто не могло. Ни-че-го!
– Никакого путного города тут не поставишь. Дорог нет, классового сознания нет, воды нет…
Тишина джунглей раскололась тонким воем. Чекист скрипнул зубами. Тут не поймешь о чем воют – то ли своих жалеют, то ли о том, что столько вкусной еды уходит. Ему отчего-то хотелось думать что вой по второму поводу. Конь тронулся к воротам, осторожно обходя трупы и лужи.
– Джина и того нет. Хотя не всё тут так плохо – лекари, например, так и вовсе неплохие…
Год 1928. Март
САСШ. Нью-Йорк
…Уважаемый господин Черчилль!
Не имея чести быть представленным, все же рискую обратиться к вам, так как ситуация, складывающаяся в мире настолько угрожающая, что позволяет мне надеяться на Вашу снисходительность.
Наблюдая за Вашей политической деятельностью, я увидел в Вас человека, яростно сражающегося за те принципы, которые и сам считаю основополагающими.
Сознательный антибольшевизм и отчетливое понимание той опасности, что несет СССР для Мировой Христианской цивилизации – выделяют Вас среди британских политиков первой величины и позволяют надеяться, что мы поймем друг друга и плечом к плечу встанем против общего врага, покушающегося на самые основы цивилизации.
Не все понимают исходящую из России опасность. Убаюканные внешними проявлениями они не замечают, или не хотят замечать этой опасности. Этой смертельной опасности!
К сожалению я обращаюсь к вам как частное лицо – мне не удалось найти единомышленников в своем Правительстве, однако надеюсь, что со временем эта ситуация изменится.
В настоящее время Правительство и Президент САСШ не видят в большевиках противников. Молю Бога, чтоб эта странная слепота не обошлась для американского народа слишком дорого. Возможно, что это вызвано тем, что между мой страной и Советской Россией лежит океан…
В качестве жеста доброй воли пересылаю Вам копию письма, которое подтверждает разделяемую нами истину – большевикам нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, что вашей энергии хватит, чтоб довести до своего правительства всю катастрофичность создавшегося положения – ведь Великобритания отделена от большевиков не океаном, а всего лишь проливом, а изобретение, о котором идет речь, попросту стирает Ламанш с военных карт континента…
С уважением, искренне Ваш Р. Вандербильт.
Год 1928. Март
Британская Индия
… Из-за деревьев несло сыростью и чем-то еще, что сдохло там неделю назад и за эти семь дней наполовину сгнило. Аромат стоял такой, что скрыться от него никакой возможности не представлялось. Да и где скрываться? Товарищ Озолинь огляделся. Вокруг, сколько можно было видеть, тянулось болото и другого более-менее сухого куска земли, чтоб лечь и вытянуть ноги, рядом не было. Ничего тут не было, кроме болотной вони и бесчеловечно красивых цветов в зарослях зеленых веревок и звенящей неизбывной злобой комариной стаи над головой.
