– Вот именно. Именно! – помог ему чиновник. – Меркурий! Меркурий, а не Марс! Надо торговать с ними, а не дразнить их… Их новая экономическая политика отчетливо показывает, куда они движутся. Дайте им время и коммунисты превратятся в обычных социал-демократов. Нам нужно не конфликтовать с ними, а покупать там концессии, экспортировать наши вещи и наш образ жизни. Нужно немного времени, чтоб их идеология, соприкоснувшись с реальной жизнью, приспособилась к ней. Поверьте, совсем скоро там все будет как и у всех. Ну, вспомните хотя бы Великую Французскую Революцию. Сколько было шуму, сколько голов полетело! И что?

Мистер Вандербильт отчетливо понимал, что от него ждут согласия, может быть даже извинений, что он так долго надоедал занятым и важным людям. Но они не на того напали!

– Боюсь, что вы ошибаетесь, – сказал миллионер. – И совершено напрасно недооцениваете их научного потенциала и ненависти к окружающему миру…

Госсекретарь выразительно пожал плечами.

– На счет сегодняшней ненависти я не спорю, – примирительно сказал Президент Куллидж. – В этом смысле от них можно ждать всего.

Он качнул бокалом с виски и кубики льда звякнули, коснувшись стекла.

– Есть в них какая-то сумасшедшинка… Я не удивлюсь, если они в рамках реализации своего утопического пятилетнего плана в припадке классовой ненависти они запланируют предпринять что-нибудь удивительное…

Он совершенно простецки щелкнул пальцами.

– Что-то воде поворота Гольфштрема, чтоб заморозить Западную Европу. С них станется. Но пусть об этом беспокоятся европейцы… Да и как большевики смогут это сделать?

– Их научный потенциал…

Госсекретарь не выдержал и снова вмешался.

– Помилуйте, мистер Вандербильт! Какой потенциал?

В его голосе помимо воли появились нотки взрослого, разговаривающего с упрямым ребенком.

– После того как самые умные, спасаясь от ужасов Гражданской войны, рассеялись по всему миру, превратившись в таксистов и швейцаров…

Теперь нотки взрослого прорезались в голосе миллионера.

– Вы в плену стереотипов, мистер Госсекретарь… Вы забываете, что с тех пор прошло больше 10 лет. И большевики, одержимые жаждой мировой власти не жалеют денег на науку и промышленность… У меня там есть свои информаторы и они говорят, что люди, думающие как и вы – неправы. Пока еще, слава Богу, не непоправимо неправы. У большевиков есть и ненависть к нам, и светлые головы, которые могут эту ненависть отлить во что-то вещественное.

– Да что они могут?

Он помимо воли вложил в ответ толику язвительности.

– Гольфштермом, как это не покажется вам странным, они пока не интересуются. По моим сведениям они ищут на нас управу в космосе.

Президент с Госсекретарем переглянулись.

– Как вы сказали, – наклонился к нему Госсекретарь.

– Они собираются подвесить над планетой нечто грандиозное и смертельно опасное… Вам должно быть понятно, что это означает господство в воздухе над территорией противника.

В памяти Куллиджа промелькнул полугодовой давности разговор с Британским Премьером. Тот тоже что-то говорил о космосе, но разведка не подтвердила ничего.

С минуту все молчали. Ответил ему Президент.

– Поверьте моему опыту, мистер Вандербильт, есть вещи возможные «в принципе», но невозможные именно сейчас и именно в этом месте. Если б вы сказали о гигантских дирижаблях, я мог бы в это поверить. Я знаю, что у нас ведутся работы в этом направлении. Или об огромных самолетах, воздушных авианосцах… Но то, что вы говорите пока не под силу ни им, ни нам. Нам! Величайшей и богатейшей нации мира. Чего уж говорить о нищей России?

Миллионер покачал головой. Президент уже не был президентом. Он превратился в «хромую утку». Последние месяцы своего президентства он не хотел неожиданностей для своей страны и для собственной репутации.

– Я был бы только рад, если б ваши слова оказались правдой. Но вы ошибаетесь. К сожалению.

… Задачу добраться до вершины Монблана перед спецгруппой ОГПУ никто не ставил. Все и так знали, что там находится.

Задача перед ними стояла совсем другая – осмотреться на местности. Товарищи из Французской секции Коминтерна уверили, что никакой конспирации не нужно, достаточно приличной одежды, чтоб не выделяться, и к удивлению руководителя группы товарища Бергера, французы оказались правы. Кругом было столько буржуев, что четверо прилично одетых чекистов затерялись в них совершено без проблем.

Со сдерживаемым пролетарским гневом посланцы Советской Страны поглядывали по сторонам, примечая переполненные людьми добротные рестораны, автомобили и фуникулеры. На двух товарищей, первый раз попавших за границу впечатление это произвело ошеломляющее. Они долго стояли около витрины шоколадной лавки, не решаясь войти вовнутрь, опасаясь не сдержаться.

– Вот живут, капиталисты проклятые, – наконец сумел отвернуться от витрины боец Евстухов. – Пролетарию хлебушка не досыта, а у него, у падлы, все стекло в шоколаде… Натуральный нэпман!

– Ничего. Поправим, – бодро отозвался товарищ Бергер. – Для того мы с вами, товарищи, сюда и прибыли. Придет время – восстановим пролетарскую справедливость!

Коротким движением он расправил усы.

– Задача наша простая – все ж не здешний Зимний брать. Нужно только осмотреться… Прикинуть что к чему… И пусть вам эта мишура глаза не застит.

Он повернул голову и все трое посмотрел вместе с ним на чистенькие улицы городка, на витрины магазинов, на упитанных людей, выходящих из вращающихся стеклянных дверей.

– А шоколад у них и, правда, хороший. Может быть даже и лучший на всем земном шаре. Только благородная горечь это все пот и слезы нашего брата – пролетария…

Он говорил, и глаза товарищей твердели в предчувствии классовых битв.

…Набережная Мойки в феврале месяце не лучшее место для беседы – холодно, ветрено, дождливо, но если встретиться надо не привлекая чужого внимания, то трудно придумать что-нибудь лучше. Двое мужчин неторопливо шли вдоль ограждения, перебрасываясь короткими фразами и глядя на лед в проталинах.

Одеты по-простому, не нэпманы. Один в старомодном габардиновом пальто и дореволюционной еще шляпе с широкими полями – явный никчемный интеллигент «из бывших». Второй – в щегольской бекеше и простоватом черном полушубке и валенках с калошами. Это выглядел бы пролетарием если б не пенсне на носу.

Пряча лицо в воротник пальто, тот, что в бекеше сказал:

– У меня скверные новости…

– ОГПУ? – быстро спросил габардиновый интеллигент.

– Ну, не такие плохие, слава Богу… – блеснул стеклами пенсне его товарищ. – Мне кажется, пришло время посылать к нашему профессору Апполинария Петровича. Надо торопиться… По сведениям наших друзей из Соединенных Штатов, военные там начали работу в этом же направлении.

– Они так далеко продвинулись, что могут помешать нам?

– Похоже на то…

Переждав заряд снега, смешенного с дождем, «бывший» уточнил:

– Где? Детройт? Мичиган?

– Нет. Где-то во Флориде, в районе озера Окичоби.

Первый повернулся лицом к дому Пушкина, не позабыв кинуть взгляд вдоль набережной. Народ вокруг жил своей жизнью, решал свои проблемы, и никому дела не было до двух просто одетых мужчин.

– Будет обидно, если они опередят нас…

– Вы же знаете, князь, что дело не только в том, чтоб подняться над планетой. Есть вторая задача…

– Разумеется, – усмехнулась бекеша. – Разумеется, знаю. Потому я и настоял на нашей встрече.

Он остановился и облокотился на ограждение.

– Позавчера мне стало известно, что большевики сумели решить и её.

Голос прост и обыден, но первый вздрогнул, словно от удара и ухватил товарища за руку.

– Спокойнее, Семен Николаевич. Спокойнее… – оглядываясь по сторонам, сказал князь. – Не ровен час меня за карманника примут…