Естественно, что в господствующих в обществе представлениях и настроениях так или иначе преломлялась жизнь императорской семьи, хотя царь и особенно царица были очень далеки от подобных модных течений, никогда такие темы публично не обсуждали и вообще не высказывали никакого интереса к ним. Через некоторое время беспощадная молва будет утверждать, что А. А. Вырубова, эта пресловутая «устрица» (такую оскорбительную кличку дали ей в свете) сожительствует с «грязным мужиком Распутиным».
Ничего плотского в этих отношениях никогда не существовало. Вырубова относилась к Распутину с почтением, даже с обожанием. «Он умный человек, мне казалось, самородок, и я любила его слушать… Он объяснял Священное Писание… Он знал все Св. Писание, Библию всю…» — вспоминала о нем Анна Александровна. Она, как и царица, уверовала в то, что молитвы этого «посланца Божьего» дойдут до Всевышнего, спасут и сохранят царскую семью, приведут Россию к счастью и процветанию. Для себя Анна ничего не просила, так как собственных интересов у нее и не было.
«Анин домик» в Царском Селе, по выражению министра внутренних дел А. Д. Протопопова, являлся своего рода «папертью власти». Он находился неподалеку от Александровского дворца. Минуя все придворные условности, во время своих прогулок в неофициальной обстановке императорская чета могла видеть человека, «объясняющего жизнь». Судя по дневникам царя, первая такая встреча относится к весне 1908 года: «Вечером покатались и заехали к Ане. Видели Григория с Феофаном. Так было хорошо», — записал царь 12 марта.
Вскоре в этих собеседованиях стали участвовать и царские дети: сначала старшие (Ольга и Татьяна), а затем и все остальные. Царь и царица принимали Распутина и в своих покоях, правда, такие встречи бывали довольно редкими и проходили они под покровом тайны. А после серии скандальных историй они совсем прекратились. «Сибирский старец» скоро стал своим и для детей Николая II, воспитанных в духе глубокой религиозности, беспредельно уважавших и ценивших все то, что было дорого родителям. 25 июня 1909 года Ольга Николаевна писала отцу из Петергофа: «Мой милый дорогой Папа. Сегодня чудесная погода, очень тепло. Маленькие (Анастасия и Алексей. — А. Б.) бегают босиком. Сегодня вечером у нас будет Григорий. Мы все так чудесно радуемся его еще раз увидеть…»
Впервые разговоры о Распутине возникли в столичном высшем обществе в 1908–1909 годах. Передавали друг другу сенсационную новость: в царской семье появился советчик, родом из Сибири, какой-то мужик. Говорили, что раньше он был конокрадом, а потом стал сектантом-хлыстом. Слухи были неопределенные, никто толком ничего не знал, но тем не менее они вызвали озабоченность у должностных лиц. Дворцовый комендант В. А. Дедюлин счел своим долгом сообщить начальнику петербургского охранного отделения генералу А. В. Герасимову, что у «Вырубовой появился мужик, по всей вероятности, переодетый революционер», который бывает там в присутствии царя и царицы. Довольно быстро удалось установить, что к революционной среде Распутин отношения не имеет и что у него уже в это время существовала известная духовная близость с императорской четой.
Последнее обстоятельство обеспокоило министра внутренних дел и премьера П. А. Столыпина, поручившего товарищу министра внутренних дел и шефу корпуса жандармов генералу П. Г. Курлову установить за Распутиным наблюдение. Выяснилось, что в прошлом этого человека имелось немало темных страниц, а о его жизни циркулируют нелицеприятные слухи. Петр Аркадьевич прекрасно понимал, что нахождение около венценосца человека с сомнительной репутацией неизбежно будет дискредитировать его, тем более что об этом рано или поздно станет широко известно. Враги трона и династии получат еще один козырь.
Собранную информацию премьер решил представить царю. Объяснение произошло ранней весной 1911 года. В пересказе третьих лиц сцена выглядела следующим образом: император внимательно выслушал сообщение первого министра, поблагодарил и сказал: «Я знаю и верю, Петр Аркадьевич, что Вы мне искренне преданы. Быть может, все, что Вы мне говорите, — правда. Но я прошу Вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу». Точная дата разговора неизвестна, но 4 июня, за три месяца до трагической гибели «сильного премьера», царь записал: «После обеда имели радость видеть Григория по возвращении из Иерусалима и с Афона».
«Радость видеть» император редко с кем испытывал. И уж если этой эмоции нашлось место среди лапидарных и сухих ежедневных дневниковых записей, то, надо думать, состояние духа у него было действительно приподнятым. Что же произошло? Под воздействием каких чар находился самодержец? Неужели только хорошее знание Священного Писания могло так покорить сердце царя? Знатоков Священного Писания было много. Хватало и предсказателей. Распутин появился в числе многих, а остался единственным не только по этим причинам, которые не были определяющими. Как заметила А. А. Вырубова, царь и царица «верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому, страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться».
«Роковой цепью», связавшей, как оказалось, навсегда, семью последнего монарха и Григория, явилась болезнь цесаревича Алексея. В конце 1907 года Распутин, оказавшись рядом с заболевшим наследником, «сотворил молитву», и положение малыша улучшилось. Прорицатель-целитель способствовал выздоровлению и по телефону, и такие эпизоды описаны очевидцами. Приведем один. В богатой петербургской квартире собралось небольшое общество. Пьют чай. Разговаривают. Старец наставляет. В разгар беседы раздается телефонный звонок из Царского, и к телефону подходит Распутин. Далее происходит следующий диалог: «Что? Алеша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону. Ты что, Алешенька, полуночничаешь? Болит? Ничего не болит. Иди сейчас ложись. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе. Слышишь? Спи!» На этом разговор оборвался. Через несколько минут раздался новый звонок и «отцу Григорию» сообщили, что «у Алеши ухо не болит. Он спокойно заснул». О несомненных психотерапевтических способностях этого сибирского крестьянина сохранилось достаточно свидетельств. Факт, что подобное дарование у него было, можно считать исторически установленным.
Истинным «стержнем» распутинского исторического феномена были отношения между этим прорицателем-целителем и императрицей Александрой Федоровной. Без них жизнь этого человека вряд ли стала бы тем, чем стала: роковым знамением Романовской династии. В оцепеневшем от страшных предчувствий сознании императрицы мало-помалу укрепилась уверенность, что «друг Григорий» — бесспорно «человек Божий», надежда и опора ее семьи, что под защитой его молитвы ее семье и России не угрожает опасность. Она это знала точно. Она это чувствовала своим сердцем, «которое никогда не обманывало».
При всей неприглядности разнообразных слухов и сплетен, окружавших Распутина, она видела его лишь с одной стороны. По словам дворцового коменданта В. Н. Воейкова, Александра Федоровна на него смотрела, как на «святого человека», которых «всегда любила». Из царских покоев он виделся правоверным христианином, ничего для себя не пожелавшим, а всегда печалившимся только о судьбе «простых людей» и просившим за униженных и оскорбленных.
За почти десять лет «неформальных отношений» царский друг ничего у монархов для себя не попросил. Императрица оставалась очень щепетильной в таких вопросах и всегда болезненно реагировала на попытки приближенных добиться определенных льгот и выгод. Ладанки, иконки, пояски, вышитые рубашки, платки, другие подобные мелочи и изделия домашнего рукоделия — это все, чем его одаривали в царской семье. Он, в свою очередь, посылал высочайшей своей последовательнице освященные куличи, пасхальные яйца, иконки, но главное, чему она всегда искренне радовалась, — напутствия и пожелания, даваемые лично или отправляемые по телеграфу. Кроме того, она ведь и на себе испытала удивительные целительные способности Григория. Он неоднократно избавлял ее от мигреней, снимал сердечные спазмы.
