Но самым примечательным стало событие, о котором царица поведала в письме от 10 октября. «У нас здесь был весьма занятный телепат вчера вечером. Не прикасаясь к нему, мы его заставили выделывать разные вещи. Мы заставили его найти брошь Вики, которую мы прикололи сзади к пиджаку одного из мужчин. Он не знал, что было спрятано, но нашел ее очень быстро, описав ее как красный камень с белым вокруг, что было правильно. Он способен угадывать слова. Он ни к чему не прикасался и ничего не переворачивал. Слишком долго описывать дальше, но это было совершенно чудесно. Вот одна из самых необычных вещей, что он сделал: заставил нас сесть, как нам нравится, в большой комнате полной вещей, затем один раз хорошо осмотрел нас всех, опустил глаза, мы поменялись местами и он должен был нас рассадить снова на наши стулья (без чьих-либо подсказок), когда он ошибся один раз, сразу это заметил и пересадил снова. Никого не забыл и снова усадил Даки (Викторию-Мелиту. — А. Б.) мне на колени».
Александра Федоровна не ради простого любопытства тянулась к непонятному, потустороннему. Она искренне надеялась, что «найдет ключик к заповедной двери», сможет добиться благорасположения небес. Это особенно касалось одного, в первые десять лет ее жизни в России самого важного, первостепенного — рождения наследника. Веря с детства в силу различных примет, пророчеств, знамений и чудес, она уверовала в чудодейственные способности одного хироманта и целителя из города Лиона, француза месье Филиппа. Он ей предсказал рождение сына, и она всегда вспоминала имя этого человека с глубоким почтением.
Царская чета познакомилась с этим гипнотизером и спиритом, лечившим нервные болезни, в замке Компьен, во Франции, 20 сентября 1901 года. Его горячо рекомендовали великий князь Петр Николаевич и его супруга великая княгиня Милица Николаевна, бывавшие на его спиритических сеансах и пользовавшиеся его лекарскими способностями: он излечил их маленького сына Романа от приступов эпилепсии (падучей). Подобная заслуга сразу внушила доверие Александре Федоровне. Этот целитель без диплома, мэтр оккультных наук и гипнотизер произвел сильное впечатление на царскую чету и позднее несколько раз полуофициально приезжал в Россию, где его всегда охотно принимали в великокняжеских салонах и интимных царских покоях.
Во французских правящих кругах с удивлением отнеслись к вниманию и расположению, которые вызывал у императора России этот человек, имевший в полицейских сферах репутацию авантюриста. Секретарь французского президента Эмиля Лубе, после пребывания царя осенью 1901 года во Франции, написал о Филиппе: «Этот печальный персонаж является французским врачом или называющим себя таковым, занимающим должность при дворе императора Николая (он был назначен номинально врачом русской армии и получил чин действительного статского советника. — А. Б.). У него нет никакого другого патента на занятия медициной, кроме какого-то американского диплома… Как может быть, что Николай II проявляет такой интерес к этому псевдоврачу, который в действительности является магнетизером и шарлатаном? Мы уже знаем, что император провел с ним с глазу на глаз добрую часть того вечера, который программа празднеств оставляла свободной».
О чем говорили и чем занимались французский чародей и коронованные особы на тайных вечерах-посиделках, остается неизвестным. Придворные сплетничали, что француз вызывал дух императора Александра III и родителей Александры Федоровны. Так или иначе, но несколько раз Николай II и его супруга встречались с «месье Филиппом». При русском дворе, особенно со времен Александра II, европейские маги, хироманты и чародеи появлялись нередко. При Александре III царский дом закрылся для подобной публики, но в аристократических особняках они продолжали оставаться желанными гостями. Трудно было найти в столице империи великосветское «палаццо», где бы не устраивались спиритические сеансы. Николай II и Александра Федоровна, принимая у себя Филиппа, лишь следовали распространенному поветрию.
Колоритную зарисовку этого человека оставил русский полицейский агент, журналист и аферист И. Ф. Манасевич-Мануйлов, сопровождавший в России французского визитера: «Я увидел, как вошел толстый человек с большими усами, одетый в черное, скромного и серьезного вида, похожий на учителя в воскресный день, его костюм был очень прост, но удивительно чистый. В этом человеке не было ничего примечательного, кроме его голубых глаз, полузакрытых тяжелыми веками, но которые иногда вспыхивали и светились странной мягкостью. У него на шее был треугольный платок из черного шелка. Я его спросил, что это такое? Он таинственно извинился, сказав, что не может на это ответить».
Мнение французской полиции об этом человеке было доведено до сведения царя, но не произвело на него сильного впечатления. Император и особенно императрица верили в первую очередь себе, своему чувству и собственным ощущениям, что часто и определяло их отношения к людям вне рамок протокола. Николай II обретал в общении с Филиппом душевный покой. О своих ощущениях царь поведал в письме своей тетке Марии Максимилиановне Баденской. Оно написано вскоре после последнего посещения «месье Филиппом» России и датировано 30 апреля 1902 года. «Наш друг, — сообщал Николай II, — провел 4 дня с нами в Петербурге, как раз перед самым этим событием (речь идет об убийстве министра внутренних дел Д. С. Сипягина. — А. Б.), что значительно облегчило мне перенесение ниспосланного испытания. Словами невозможно передать впечатления, через которые мы все прошли от бесед его. Мы часто думали о Тебе и сожалели о Твоем отсутствии. Кажется, летом он снова приедет и будет жить опять на Знаменке. После всего слышанного от него — так легко жить и переносить всякие невзгоды».
Царица жаждала не только покоя; ей нужна была надежда, которую Филипп и давал. С «мэтром оккультных наук» в биографии Александры Федоровны связан один удивительный эпизод. Огромная сила воли царицы проявилась самым неожиданным образом в том, что под воздействием предсказаний лионского чародея тридцатилетняя женщина, мать четверых детей, летом 1902 года заключила, что она беременна. Об этом сразу же стало широко известно. Знаток закулисной придворной жизни статс-секретарь А. А. Половцев в дневнике записал, что в середине августа царица «призвала лейб-акушера Отта лишь для того, чтобы посоветоваться о том, что она внезапно стала худеть. Отт тотчас заявил ей, что она ничуть не беременна. Объяснение об этом было сделано в «Правительственном вестнике» весьма бестолково, так что во всех классах населения распространились самые нелепые слухи, как, например, что императрица родила урода с рогами, которого пришлось придушить и т. д. Такой эпизод не поколебал однако доверия императорской четы к Филиппу, который продолжает в глазах их быть превосходным и вдохновенным человеком».
Последующие события многое изменили в жизни венценосцев. Они отказались и от всякого рода «светских забав» и всего того, что выходило за пределы православной традиции. Перелом наступил летом 1903 года, когда в июле состоялись национальные торжества, связанные с канонизацией Серафима Саровского. Сам этот акт, долго встречавший сопротивление даже среди церковных иерархов, стал возможным лишь благодаря поддержке Николая II.
15 июля 1903 года из Петергофа в далекую Саровскую пустынь, уединенное место на границе Тамбовской и Нижегородской губерний, вышел императорский поезд, в котором находился царь, две царицы, некоторые члены императорской фамилии. Утром 17 июля прибыли к городу Арзамасу, откуда в открытых экипажах двинулись дальше. Надо было таким путем преодолеть около ста верст. Туда же двигались толпы простого народа, встававшие на колени и замиравшие в благоговейном почтении, как только видели проезжающего царя со свитой. В Саров собралось тогда, по разным оценкам, от 150 до 300 тысяч богомольцев со всей России.
18 июля началось самое важное. Утром царь и другие прибывшие отправились в скит, где проводил свои дни преподобный, умерший еще в 1833 году и давно почитаемый в народе за святого. Затем состоялся перенос мощей праведника в Успенский собор, где проходило торжественное богослужение и прославление. Процедура длилась почти пять часов. Присутствовавшие ощущали необычайный подъем духа, не чувствуя усталости. Даже Александра Федоровна всю службу простояла. Торжества длились три дня.
