Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Собственно в отношении царской семьи у Временного правительства теоретически было два варианта: отправить ее в Ливадию или в Англию. Но второй вариант представлялся предпочтительнее, так как присутствие бывшего царя в стране могло лишь дестабилизировать общую ситуацию, внося раздоры и распри в общественную жизнь. Министр иностранных дел Милюков считал, что отъезд нельзя откладывать, и с этим надо торопиться. Однако сам никакой инициативы не проявлял. 8 (21) марта английский посол Бьюкенен напомнил главе МИДа, что Николай II — близкий родственник и интимный друг короля, и просил принять меры для обеспечения его безопасности. Уже было известно, что правительство приняло решение об аресте монарха, и посол Его Величества спросил Милюкова, правда ли это? Прозвучавший ответ — неповторимый исторический эвфемизм — по своему цинизму достоин Макиавелли. Министр уверял посла, что это не совсем правильно. На самом же деле «Его величество» только «лишен свободы и будет доставлен в Царское под эскортом, назначенным генералом Алексеевым». При этом Милюков уверил посла, что правительство сделает все возможное для благополучного завершения этого дела и готово платить семье царя «щедрое содержание».

Но никаких решительных шагов ни Милюков, ни его коллеги по кабинету не предпринимали. Потом, уже в эмиграции, все они уверяли, что велись длительные и сложные переговоры, хотя остается неясным, что же именно обсуждалось на этих переговорах, учитывая, что в России никаких шагов для ускорения отъезда Романовых так и не было сделано. Уместнее все-таки говорить о том, что вся деятельность русских должностных лиц сводилась лишь к высказыванию английской стороне мнения о «желательности» отъезда, в надежде, что как-нибудь все «образуется». Но надежда на «авось» в политике свидетельствовала лишь о безответственности тех, кто находился у руля государственного управления в России весной и летом 1917 года. Бывший царский премьер-министр В. Н. Коковцов считал, что вина за трагедию царской семьи лежит на Временном правительстве, «оказавшемся во власти Совдепа». Сходную позицию занимал и Ллойд Джордж, утверждавший в своих воспоминаниях, что Романовых погубило то, что Временное правительство не сумело стать хозяином в собственном доме.

Но что взять с Керенского или Милюкова? «Факиры на час», по воле случая оказавшиеся на вершине власти и столь же молниеносно оттуда слетевшие. А как же король, то есть тот, кто по праву своего рождения обязан выступать блюстителем норм и традиций, высшим моральным авторитетом, олицетворять честь, достоинство, престиж и величие Британской империи? Лорду Пальмерстону принадлежит классическое определение, гласящее, что у Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть только постоянные интересы. И дед нынешней королевы Елизаветы II проявил себя настоящим сыном Британии: никакой этики, никакой морали, никаких родственных чувств — одна лишь политическая выгода. И на том историческом отрезке это значило предать забвению всю романовскую тему.

За две недели до отправки Романовых в Сибирь, в середине июля, министр иностранных дел М. И. Терещенко проинформировал посла Его Величества о предстоящей акции и сообщил, что там семья «будет пользоваться полной свободой» и что «бывший царь остался доволен предложением переменить место жительства». Терещенко лгал, Николай II еще не знал о таком решении и никакого «согласия», естественно, дать не мог. Однако в этом эпизоде интересна не позиция отечественных бездарностей-министров, а точка зрения другой стороны. В своей депеше на имя министра иностранных дел Великобритании лорда Бальфура посол сообщил, что на его вопрос, чем объясняется подобное решение, Терещенко сказал, что это вызвано «растущей среди социалистов боязнью контрреволюции». «Я, — писал далее Бьюкенен, — сказал министру иностранных дел, что, по моему мнению, эта боязнь неосновательна, поскольку дело идет о династии». Известие о депортации императора и его близких в далекую глухомань с непонятной целью не произвело никакого впечатления в Лондоне. Оттуда не последовало ни ноты, ни запроса.

Король Георг V не сделал ровно ничего, что могло бы облегчить участь поверженных венценосцев. У него не было ни малейшего желания бросать вызов публике, демонстрируя свои человеческие симпатии (если они у него и существовали). Ни в 1917 году, ни в последующие годы английский монарх не проявил никакого интереса к судьбе своих родственников в России. Ему эта история была «малоинтересна». (Даже кайзер вел себя иначе. Несколько раз, по различным каналам и при Временном правительстве, и уже при большевиках из Берлина поступали запросы о судьбе различных членов царской фамилии — урожденных германских принцесс.)

Лишь один раз, весной 1919 года, английскому королю пришлось проявить участие к судьбе родственной династии. Он согласился послать к берегам Крыма броненосец, чтобы вывезти оттуда императрицу Марию Федоровну. Этого ему делать совсем не хотелось, но его мать, вдовствующая королева Александра, чуть ли не на коленях месяцами умоляла сына спасти жизнь ее сестры. Но потом это «нежелательное решение» открылось и приятной стороной: Георг V и его жена с удовольствием, без всяких колебаний, задешево приобрели неповторимые ювелирные украшения русской царицы Марии Федоровны. Царские драгоценности короля и королеву живо интересовали.

Получив известие о гибели Романовых в Екатеринбурге, Георг V писал своей кузине, сестре императрицы Александры Федоровны маркизе Виктории Мильфорд-Хевен (Баттенберг): «Глубоко сочувствую Вам в трагическом конце Вашей дорогой сестры и ее невинных детей. Но, может быть, для нее самой, кто знает, и лучше, что случилось, ибо после смерти дорогого Ники она вряд ли захотела бы жить. А прелестные девочки, может быть, избежали участь еще более худшую, нежели смерть от рук этих чудовищных зверей». Невольно приходит на ум бессмертный афоризм Ларошфуко: «У нас всегда найдутся силы перенести несчастье другого». Как «повезло» семье последнего царя: их всех убили вместе! Какое сострадание, какое милосердие, какое участие! И если предположить невозможное и представить, что революция случилась в Англии и королю Георгу пришлось бы искать убежища, нет никаких сомнений, что Николай II, не задумываясь, сделал бы все для того, чтобы обеспечить английскому монарху кров. Но царь был самодержавный правитель, «тиран», мог игнорировать «политические потребности момента», имел право не стесняться своих родственных чувств; у него имелась возможность оставаться порядочным человеком.

Пройдут многие годы, и будет опубликована фундаментальная биография Георга V, написанная Гарольдом Николсоном, где, опираясь на конфиденциальные правительственные документы, автор расскажет, что уже к началу апреля 1917 года «предложение о предоставлении убежища в Англии царю и его семье стало достоянием гласности. В левых кругах Палаты Общин и в прессе поднялся возмущенный крик. Король, которого несправедливо сочли его инициатором, получил немало оскорбительных писем. Георг V понял, что правительство не в полной мере предусмотрело все возможные осложнения. 10 апреля он дал указание лорду Стэнфордхему (личному секретарю. — А. Б.) предложить премьер-министру, учитывая очевидное негативное отношение общественности, информировать русское правительство, что правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие».

Английский посол сэр Джордж Бьюкенен в своих мемуарах будет это лукаво отрицать, заметив, что «наше предложение оставалось в силе и никогда не пересматривалось». Но уже после смерти дипломата его дочь Мэриэл написала о шоке, который испытал ее отец, узнав, что правительство отменило приглашение, сделанное членам императорской семьи 10 марта. И далее она сообщила следующее: «После выхода в отставку мой отец намеревался раскрыть правду, однако министерство иностранных дел уведомило его, что он потеряет пенсию, если сделает это». Сэр Джордж, чьи личные средства были весьма ограничены, не решился идти против воли правительства. Всю вину за случившееся дочь посла возлагала лично на Ллойд Джорджа.

113
{"b":"216102","o":1}