Да и какое доверие могут питать народные массы к политическим деятелям, которые, собираясь «организовать общественное мнение», не только всячески открещиваются от звания «революционеров», но и не отказывают себе в удовольствии выразить свое порицание тем, кто своей самоотверженной борьбой пролагает путь свободе? Как раньше, так и теперь, пишут земцы (в № 2 «Освоб.»), мы остаемся противниками всякого насилия, откуда бы оно ни исходило, сверху или снизу (курсив наш).
Кокетничание с тем самым самодержавием, которому объявляется война, страх собственника перед тем самым народом, во имя интересов которого требуется для «земской партии» роль представителя «нации»; плохо прикрытая защита классовых интересов помещиков — наряду с громкими фразами против классовой борьбы — и предательские попытки дискредитировать революционное движение в то самое время, когда все расчеты строятся на его успехе, — таковы основные элементы политического направления «конституционалистов».
Ни рабочий класс, ни революционная демократия вообще не могут оказать такой партии никакого политического кредита.
Искра. 1902. 1 авг.
ЗА ЧТО БОРОТЬСЯ
Впервые опубликована в «Социал-демократе» (1909, № 3, 22 марта).
«Цель ничто — движение все», этот бернштейнианский лозунг никогда не пользовался в нашей партии почетной репутацией: напротив, точное определение стоящих перед нами целей отнимало у нас подчас гораздо больше сил, чем фактическое движение, так что содержание некоторых периодов истории нашей партии может быть без затруднения изложено в цитатах из различного рода резолюций о «текущем моменте».
Хороша или плоха эта традиция, но она бессменно царила до Лондонского съезда. Здесь, как известно, произошел серьезный поворот в официальных партийных взглядах на текущие вопросы тактики, закрепленный в ряде конкретных резолюций. Между тем, какого-нибудь нового определения тех целей, которым должна быть подчинена вся партийная тактика в целом, на съезде не последовало. Ясно, что то общее определение ближайших целей нашего движения, которое заключается в партийной программе (Учр. Собр. и Дем. Респуб.), уже недостаточно для принципиального освещения нашей тактики с тех пор, как внутри партии наметились самые противоположные воззрения на социальное содержание и роль общественных классов указанного в программе переворота.
Я не ошибусь, если скажу, что в среде большинства, стоящего на почве решения Лондонского съезда, в течение протекших полутора лет царило изрядное разномыслие в этом вопросе — в вопросе об основной задаче нашего движения[211].
Последняя общепартийная конференция в своей резолюции о текущем моменте пыталась положить конец этому разброду, заявив: «целью этой борьбы является по-прежнему свержение царизма, завоевание политической власти пролетариатом, опирающимся на революционное крестьянство и совершающим буржуазно-демократический переворот» и т. д.
Приходится, к сожалению, констатировать, что немедленно после того, как конференция разъехалась, проявились признаки того, что разброд нисколько не прекращается.
В передовой статье центрального органа (см. С.-Д. № 2)[212], притом в статье, посвященной специально итогам работ конференции, мы читаем:
«Борьба по-прежнему ведется — говорит резолюция — за полное уничтожение монархии и завоевание политической власти пролетариатом и революционным крестьянством» (курсив мой. — Л. М).
Что «резолюция говорит» не совсем это, видно из того, что формула «пролетариат и крестьянство», предложенная конференции, была ею отвергнута, а вместо нее принята формула: «пролетариат, опирающийся на революционное крестьянство».
Что резолюция говорит не совсем это, признает и редакция «Пролетария», когда в № 42 замечает:
«Большевики предлагали свою старую, на наш взгляд, лучшую формулировку: пролетариатом и революционным крестьянством... но и на конференции прошла худшая формулировка тов. поляков. Товарищам из П. С.-Д. сделана эта уступка, но в основном они разделяют нашу резолюцию, одним из основных положений которой является, конечно, диктатура пролетариата и революционного крестьянства, как б-ки ее всегда понимали».
А кавказская (меньшевистская) делегация в своем отчете (см. стр. 13) утверждает, что резолюция говорит совсем не это, ибо «член польской делегации пояснил, что поляки против этой поправки (т. е. против пресловутого «и») и настаивают на своей формуле, отличающей их как от б-ков (захват власти одним пролетариатом), так и от тов. Троцкого (буржуазно-демократическое содержание переворота)». Выходит, что польские товарищи вовсе не разделяют «идею диктатуры пролетариата и революционного крестьянства, как б-ки ее всегда понимали». Выходит, следовательно, что последняя идея вовсе не санкционирована конференцией и что, поскольку «товарищам из П. С.-Д. сделана эта уступка», постольку нельзя, разъясняя принятые конференцией решения, выставлять целью нашей борьбы что-либо иное, как диктатуру пролетариата, опирающегося на революционное крестьянство. Может быть, это и «худшая формулировка», но она лучше выражает идею, руководившую польскими товарищами и одобренную конференцией.
Коренное различие между двумя формулами уже давно с полной ясностью показал т. Троцкий[213]. «Из всего сказанного ясно, как мы смотрим на идею «диктатуры пролетариата и крестьянства». Суть не в том, считаем ли мы ее принципиально-допустимой», «хотим» ли мы или «не хотим» такой формы политической кооперации. Но мы считаем ее неосуществимой — по крайней мере, в прямом и непосредственном смысле. В самом деле. Такого рода коалиция предполагает, что либо одна из существующих буржуазных партий овладевает крестьянством, либо, что крестьянство создает самостоятельную могучую партию. Ни то, ни другое, как мы старались показать, невозможно». И далее (стр. 250): «...весь вопрос в том, кто даст содержание правительственной политике, кто сплотит в ней однородное большинство?». Одно дело, когда в рабочем, по составу своего большинства, правительстве участвуют представители демократического населения, другое, — когда в определенном буржуазно-демократическом правительстве участвуют в качестве более или менее почетных заложников представители пролетариата».
Для того, чтобы пролетариат овладел властью, опираясь на крестьянское движение, нужны совсем иные политические предпосылки, чем для того, чтобы он овладевал ею совместно с крестьянством. Троцкий справедливо говорит (там же, стр. 253): «пусть даже оно (крестьянство) сделает это («присоединится к режиму рабочей демократии») не с большей сознательностью, чем оно обычно присоединяется к буржуазному режиму». Для того же, чтобы крестьянство совместно с пролетариатом захватило власть в борьбе со всеми буржуазными классами, оно должно обладать очень значительной степенью сознательности, должно подняться до сознательного антагонизма с буржуазией в целом.
У Троцкого, как известно, из его формулы вытекает неизбежность того, что пролетариат, овладев властью, будет вынужден «перешагнуть» рамки буржуазной революции. Польские товарищи, а за ними и конференция, в этом пункте отмежевались от Троцкого, обязавшись, что пролетариат у власти ограничится «буржуазно-демократическим переворотом». Это расхождение не мешает, однако, тому, что конференция согласилась именно с Троцким в вопросе о взаимоотношении между пролетариатом и крестьянством в борьбе за власть.
Комментируя резолюцию VI съезда П. С.-Д., легшую в основание интересующей нас резолюции конференции, тов. Ледер[214] (в № 43 «Пролетария»), в свою очередь, заявляет: «Съезд по вопросу о задачах партии в текущий момент не стал ни на точку зрения определенного «большевизма», ни «меньшевизма». Его позиция определилась тем... убеждением, что единственной силой, способной и призванной в России низвергнуть самодержавие и осуществить перестройку его в современное буржуазно-демократическое государство, является пролетариат, которому для осуществления этой задачи придется опереться на широкие слои революционного крестьянства. Этот взгляд отличается принципиально (курсив мой. — Л. М.) от большевизма, поскольку он не исходит, подобно большевизму, из априорного положения, что раз переживаемая нами революция — буржуазно-демократическая, крестьянская, то, стало быть, руководящая роль в ней принадлежит и пролетариату и крестьянству; он совершенно радикально отличается от меньшевизма» и т. д.