Люди, ставящие вопрос о том, что такое ликвидатор, не похожи на метафизика в том смысле, что они пускаются в неуместные рассуждения не по недостатку ума, а по недостатку доброй воли. Но рассуждения их все-таки остаются неуместными, и мы сделали бы огромную ошибку, если бы позволили задержать нас ими. Мы не можем даже последовать примеру отца, оставившего своего великомудрого сына сидеть в яме. Сидя в ней, этот последний вредил только самому себе, а наши ликвидаторы вредят не себе, а социал-демократической партии. Поэтому мы не можем ограничиться презрительным отказом от неуместных рассуждений о сущности ликвидаторства. Мы обязаны дополнить свой презрительный отказ энергичной борьбой с ликвидаторами.

Разумеется, можно сказать, — язык-то ведь без костей, — что надо же нам знать, с кем именно мы должны бороться. Но это и есть софистика.

Если бы метафизик не знал, какие именно представления связываются у людей со словами «веревка» и «время», то его вопросы совсем не были бы неуместны. Они были неуместны именно потому, что он надоедал ими отцу, несмотря на то, что у него были вполне достаточные, по своей определенности, представления и о времени, и о веревке. Точно так же и люди, упорно вопрошающие нас: «А что такое ликвидатор?» — достаточно осведомлены, о чем идет речь у врагов ликвидаторства. И если не перестают вопрошать, то единственно потому, что они совсем не расположены поддерживать направленные против ликвидаторов действия.

С чисто литературной точки зрения слова «ликвидатор», «ликвидаторство» представляются такими же неудачными и некрасивыми, как и все «хвостизмы», «отзовизмы», «ультиматизмы», «голосизмы», «рабочедельства» и прочие неуклюжие выражения, в таком изобилии уснащающие наш партийный жаргон. Это неоспоримо. Тем не менее нужно быть совершенным новичком в нашей партийной жизни, чтобы не знать, кого называют у нас ликвидаторами. Да и новички очень скоро и очень хорошо разбираются в этом весьма простом, вопросе[81].

Вполне ясно, что ликвидатором должен быть признан тот, кто ликвидирует или, по крайней мере, стремится к ликвидации. Не менее ясно и то, что человек, оказавший ликвидатору ту или другую, более или менее деятельную, поддержку, тоже может быть назван, в известном смысле, ликвидатором. Наконец, нет надобности быть Соломоном[82] премудрым для того, чтобы догадаться, что «ликвидация» и упразднение, уничтожение, сведение на нет — в конце концов одно и то же. Все знают, что значит свести на нет, упразднить, уничтожить. Распространяться об этом бесполезно, но, когда заходит речь о ликвидаторах и ликвидации, полезно и даже необходимо столковаться насчет того, что собственно ликвидируют или собираются ликвидировать.

Когда я говорю, что в настоящее время вы обязаны направить свои первые и главные усилия на борьбу с ликвидаторами, я имею в виду совершенно определенный разряд ликвидаторов: тех — и только тех, — которые хотят ликвидировать нашу партию. Никакие другие ликвидаторы меня не интересуют и, полагаю, никогда интересовать не будут.

Замечательно, что люди, пристающие к нам с неуместным вопросом: «А ликвидатор вещь какая?» — всегда забывают спросить: «О ликвидации чего собственно идет дело?» Отнюдь не желая читать в сердцах этих людей, я не могу, однако, не видеть, что такая забывчивость очень полезна для наших ликвидаторов. Она помогает им увертываться от тех, от кого им надо увернуться.

Мне часто приходилось выслушивать такое возражение: «Я не ликвидатор, так как, хотя я и не признаю существования той социал-демократической партии, с которой мы имели дело до сих пор, но я не отрицаю того, что российскому пролетариату нужна социал-демократическая партия».

Это опять софизм. Можно быть ликвидатором по отношению к одной организации, совсем не будучи таковым по отношению к другой. Человек, ликвидирующий дела данной торговой или промышленной компании, — выражение «ликвидация» заимствовано именно из торгово-промышленного словаря, — конечно, еще не становится от этого ликвидатором вообще, ликвидатором всех компаний, существующих теперь или имеющих возникнуть в будущем. Подобно этому, и человек, стремящийся ликвидировать нынешнюю нашу социал-демократическую партию, еще не становится от этого ликвидатором всех вообще социал-демократических партий настоящего и будущего времени. Однако это ни на волос не изменяет его отношения к той партии, к которой мы имеем честь принадлежать: к Российской Социал-Демократической Рабочей Партии. Ведь по отношению к ней-то он все-таки — ликвидатор. И этого достаточно для того, чтобы против него ополчились все, кому дорого ее существование. Повторяю, какая партия, какая организация не восстанет, не должна восставать против людей, пытающихся ее уничтожить?

В нашей партии далеко не все обстоит благополучно. Это так. Мы должны устранить недостатки ее организации, исправить ее тактические ошибки. Этого также никто не оспаривает. Но одно дело устранять недостатки и исправлять ошибки, а иное дело ликвидировать. Кто ликвидирует, тот не исправляет, а уничтожает. А так как мы не можем желать уничтожения своей собственной партии, то мы не можем не бороться с ликвидаторами.

Мир внутри партии прекрасное дело. Но есть пределы и для миролюбия. За этими пределами миролюбие становится вредным для партии и потому достойным осуждения. Если вы хотите жить, то вам нельзя оставаться в мире человеком, поставившим себе целью убить вас. И точно так же, если вы хотите, чтобы ваша партия продолжала существовать, вы не можете мириться с людьми, желающими ее ликвидировать. Тут надо выбрать одно из двух: или приверженность к партии, или мир с ликвидаторами. Третьего тут быть не может.

Говорят: события 1905 — 1907 гг. сделали то, что мы уже не можем вернуться в подполье. Это теперь едва ли не главный довод ликвидаторов. Но события 1905 — 1907 гг. пока еще не дали нам возможности выступить в качестве открытой политической партии. А пока у нас нет этой возможности, мы вынуждены идти в «подполье», если... если мы не хотим ликвидировать себя, как политических деятелей социал-демократического образа мыслей.

Маркс прекрасно понимал великое воспитательное значение открытого существования рабочих организаций вообще и политической организации сознательного пролетариата в частности. Но, гениальный диалектик, он никогда не забывает, что все зависит от обстоятельств, времени и места. После поражения революции 1848 — 1849 гг. он писал, что перед пролетарской партией европейского материка остался только один путь — «путь тайного объединения» (подчеркнуто мною), т. е. путь в подполье.

Удивительно, как это наши ликвидаторы до сих пор не заклеймили Маркса презрительной — по их мнению — кличкой «певца подполья!»

В Италии на последнем, только что состоявшемся съезде социалистической партии самый выдающийся лидер местных оппортунистов, Л. Биссоляти[83], заявил, что социалистическая партия, эта, как он выразился, засохшая ветка, должна перестать существовать и уступить свое место рабочей партии, которая должна составиться из широких рабочих организаций (главным образом профессиональных союзов). Биссоляти, как видите, тоже ликвидатор. Что же? Неужели и он сделался ликвидатором под влиянием «новых условий» созданных российскими событиями 1905 — 1907 гг.? Конечно же — нет! Дело тут совсем не в «новых условиях», а в старой природе оппортунизма. Оппортунизм — враг всяких широких обобщений. А так как социализм есть, несомненно, самое широкое и самое смелое обобщение нашего времени, то к партии, написавшей его на своем знамени, они рады повернуться спиной везде, где находят подходящий для этого повод. А «новые условия, это — «одна словесность». Бернштейн отказывался от «конечной цели» тоже не под влиянием «новых условий».

В высшей степени достойно замечания то обстоятельство, что в эпоху возникновения нынешней социалистической партии в Италии существовал свой «экономизм», который и воскресает теперь в лице Л. Биссоляти, как наш старый «экономизм» воскресает теперь в лице С. Новичей, Ежовых, Левицких и Мартовых с братией.