В те самые минуты, когда Джеффри Шейфер умирал на лондонской улице, его старый армейский приятель Генри Сеймур гнал свой двенадцатилетней давности белый фургон через ночь и думал о том, что совсем не боится смерти. Он даже был рад ей.

В 4.30 утра по Вестминстерскому мосту уже двигался плотный поток машин. Сеймур припарковался как можно ближе, потом отошел назад и остановился, положив руки на парапет и глядя на запад. Ему всегда нравился открывающийся с этого величественного старого моста вид на Биг-Бен и парламент. Нравился с тех пор, как давным-давно, еще мальчишкой, он впервые приехал в Лондон на экскурсию из Манчестера, где родился и рос.

В это утро Генри примечал все. Видел нелепое и уродливое колесо обозрения на другой стороне Темзы. Видел темные, как утреннее небо, воды реки. Вдыхал слегка солоноватый, отдающий рыбой воздух. Неподалеку от моста стояли ряды автобусов, дожидающихся первых пассажиров, которые потянутся сюда через час-полтора.

Только сегодня этого не будет. Сегодня ничего не будет. Если старина Генри сделает то, за что взялся.

Вид с Вестминстерского моста описал Вордсворт (по крайней мере Сеймур думал, что Вордсворт): «Нет на земле ничего более прекрасного». Генри запомнил эти слова, хотя был невысокого мнения о поэтах и том, что они говорят.

«Кто-нибудь напишет стихи и об этом вот дерьме. Стихи обо мне. О мосте, о бедняге Генри Сеймуре и всех тех несчастных, кто оказался здесь со мной сегодняшним утром».

В 5.34 мост как будто вспыхнул. На самом деле это взорвался фургончик Генри Сеймура. Кусок полотна под ним вздыбился, потом раскололся. Опоры рухнули, фонарные столбы взлетели, как вырванные жестоким ветром цветы. На мгновение все замерло, стихло, застыло — это отлетел дух Сеймура. А затем по всему Лондону завыли полицейские сирены.

Только после этого Волк позвонил в Скотланд-Ярд.

— В отличие от вас я всегда выполняю обещания. Я хотел возвести между нами мосты, но вы продолжаете их сносить. Вы поняли? Поняли наконец, о чем я толкую? Лондонского моста больше нет… и это только начало. Хорошее не должно заканчиваться слишком рано — я хочу, чтобы оно продолжалось и продолжалось.

Расплата…

Испытательный автодром находился в шестидесяти километрах к югу от Парижа. Волк приехал туда, чтобы прокатиться на новом, только что собранном образце гоночной машины. Приехал не один.

Рядом с ним шел бывший кагэбэшник, человек, который на протяжении многих лет вел его дела в Испании и Франции. Илья Фролов был одним из тех немногих, кто знал Волка в лицо, и сознание этого факта не добавляло ему уверенности, хотя они и считались друзьями.

— Какая красота! — воскликнул Волк, обходя вокруг красного прототипа «фабкара» с мощным двигателем «порше».

Эта самая модель только что участвовала в гонках серии «Ролекс».

— Тебе всегда нравились машины, — сказал Илья.

— Я рос далеко от Москвы и никогда даже не мечтал о собственной, все равно какой. Сейчас их у меня столько, что и не сосчитать. Хочу, чтобы ты прокатился со мной. Давай, дружище, садись.

Илья Фролов покачал головой и протестующе вскинул руки:

— Нет-нет, я не любитель подобных удовольствий. Шум, скорость — это не по мне.

— Я настаиваю, — твердо сказал Волк и указал на пассажирское сиденье. — Садись, она не кусается. Эту поездку ты не забудешь.

Илья принужденно рассмеялся и тут же закашлялся:

— Чего я и боюсь.

— Потом я хочу обсудить с тобой следующие шаги. Деньги совсем близко, мы вот-вот их получим. Враг слабеет с каждым днем, и у меня есть план. Ты будешь богачом, Илья.

Волк сел за руль, который в этой модели находился справа, и щелкнул тумблером — приборная панель осветилась, мотор взревел, машина задрожала. Заметив, как побледнел его спутник, Волк весело рассмеялся. Он любил Илью. По-своему.

— Мы с тобой сидим прямо на двигателе. Он нагревается почти до ста тридцати градусов, поэтому и приходится надевать защитные костюмы. А от шума надеваем шлем. Возьми, Илья. Последнее предупреждение.

Машина сорвалась с места.

Волк жил именно ради этого — восторга скорости, ощущения послушной его воле мощи лучших в мире гоночных автомобилей. В такие моменты он полностью концентрировался на управлении — все остальное отступало, теряло значение. Гонка по трассе становилась для него реализацией силы и власти — грохочущий двигатель, вибрация, перегрузка.

Боже, какая прекрасная, совершенная машина! Тот, кто создал ее, определенно был гением.

Пройдя несколько кругов, Волк сбросил скорость и свернул с трассы. Выбравшись из машины, он сорвал шлем, тряхнул волосами и воскликнул:

— Великолепно! Боже, ради этого стоит жить. Лучше, чем секс! Я объезжал и женщин, и машины — и предпочитаю второе!

Он перевел взгляд на бледного, дрожащего Илью. Бедняга.

— Извини, друг, — мягко сказал Волк. — Боюсь, следующего заезда тебе не пережить. К тому же ты знаешь, что произошло в Париже. Прощай.

Он застрелил старого приятеля прямо на трассе. Потом убрал пистолет и пошел прочь. Не оглядываясь. Мертвые его не интересовали.

В тот же день Волк посетил расположенную в пятидесяти километрах к юго-востоку от испытательной трассы ферму. Прибыв туда первым, он прошел в темную, как склеп, кухню. Артуру Никитину было приказано прийти одному, и он никогда не нарушал приказов. Когда-то Никитин тоже работал на КГБ и всегда отличался исполнительностью верного солдата. В последнее время ему приходилось заниматься продажей оружия.

Услышав шаги Артура, Волк шагнул к двери:

— Не включай свет. Заходи.

Никитин открыл дверь и без колебаний переступил порог. Высокий, плотного сложения, с густой светло-русой бородой, настоящий русский медведь, он внешне походил на Волка.

— Возьми стул и садись. Пожалуйста. Ты мой гость.

Никитин послушно сел, не выказав ни малейших признаков страха. Он вообще не боялся смерти.

— Ты всегда хорошо выполнял мои поручения. Я хочу предложить тебе еще одно. Это будет наша последняя работа вместе. Сделаешь ее и можешь уходить на покой и заниматься чем душе угодно. Заслужил. Ну как, заманчиво?

— Очень заманчиво. Я сделаю все, что прикажешь.

— Париж для меня особенное место, — продолжал Волк. — В прошлой жизни я провел там два года. И вот теперь я вернулся. Это не совпадение, Артур. Мне нужна твоя помощь. Более того, мне нужна твоя преданность. Я могу рассчитывать на тебя?

Никитин улыбнулся:

— Полностью. Мне все равно не нравятся французы. Да и кому они нравятся? Я выполню твой приказ с удовольствием. Мне по вкусу грязная работа.

Волк нашел нужного человека. Оставалось только дать ему нужную деталь пазла.

Через два дня после подрыва лондонского моста я улетел в Вашингтон. Перелет был долгий, и я заставил себя заняться делом: постарался предугадать следующие шаги Волка. Что он будет делать? Что сможет сделать? Станет ли наносить удары по остальным городам? Продолжит ли свою тактику, пока не получит деньги? И какое значение имеют для него мосты?

Ясно было только одно: Волк не исчезнет, не уйдет в тень, не остановится на полпути.

Мы еще находились в воздухе, когда пришло сообщение от Рона Бернса. Шеф требовал, чтобы я сразу по прибытии в Вашингтон отправился в штаб-квартиру ФБР.

Однако туда я не поехал, а вместо этого поспешил домой, без колебаний нарушив распоряжение начальника. К чему спешить, если Волк все равно никуда не денется.

Дети уже вернулись в город вместе с тетей Тайей. Мы провели вечер вместе в доме на Пятой улице, том самом, где родилась Нана. Утром детям предстояло вернуться в Мэриленд, а мы с Наной решили остаться. Похоже, у нас с ней было больше общего, чем я соглашался признавать.